Ставрос. Падение Константинополя

Повисла изумленная тишина – только море рокотало за их спинами.

Потом старший сказал:

– Правда, хотелось бы побольше получать, господин, - только кто же даст?

– Я дам, - сказал Фома Нотарас без колебаний, со всем блеском политика. – Я щедро награжу всех вас, и возьму на мой корабль. На службу, за которую буду платить гораздо больше комеса, - если вы вывезете с Прота меня и самих себя! Вашему комесу будет и легче, если я избавлю его от лишних людей, - теперь, когда он потерял свою галеру!

Опять повисло молчание. Матросы думали, не смеется ли он над ними, - но было совсем непохоже: сейчас никому из них было не до смеха. Потом его спросил уже другой критянин:

– А как же остальные, господин?

Фома скривился, схватившись за шею, будто ее прострелило.

– Моя семья не хочет меня у себя и рядом с собой… и они предпочли бы скорее погибнуть друг с другом, чем уцелеть вместе со мной! Но я все равно не спасу их, и эта лодка тоже!

Он прибавил – уже видя, что сомнения перевешивают в его пользу:

– К тому же, монахи могут помочь тем, кто останется, - ведь святые люди порою выбираются отсюда по нужде! И у Флатанелоса есть другая лодка.

– Это правда, - подтвердил старший. – Мы сами снаряжали корабль и привязывали ее!

Фома кивнул.

– Вот вам задаток, - не давая своим сообщникам опомниться, он сорвал с руки два золотых перстня, один из которых был с крупным рубином, а другой с хризопразом: патрикий предусмотрительно надел их, когда началась буря. – Когда мы причалим к берегу, получите еще втрое больше!

Фома не показывал, есть ли у него еще что-нибудь при себе, - и видел, что глаза у матросов алчно загорелись; потом старший поспешно схватил оба перстня, блестевшие в песке, и спрятал себе в пояс.

– Потом рассчитаемся! – сказал он товарищам.

Перстня было только два – и это было весьма умно рассчитано.

Только бы не передрались сейчас… нет, ожидание награды победит. И хотя критяне известные разбойники, эти еще не похожи на конченых людей…

Матросы посмотрели друг на друга, потом на патрикия. Фома Нотарас улыбнулся уверенной улыбкой. Хотя ему легко представилось в этот миг, как изменившие комесу люди потом, посреди моря, решат изменить и ему самому и, обчистив его, выбросят за борт, на корм акулам…

Но ведь они, кажется, в Бога веруют? Фома перекрестился, и матросы набожно перекрестились следом. Старший обернулся на монастырь.

Потом он встал, засунув большие пальцы за пояс, в котором зазвенел задаток.

– Мы согласны, господин!

Фома поднялся.

– Ну так едемте сейчас, - приказал он. – Огни Города видны даже в темноте! Ведь вы не ошибетесь?

Он направился к лодке, и его сообщники следом. Но когда они уже подошли к лодке, которую никто не охранял, меченый вдруг спросил патрикия:

– Эй, господин! А какую службу ты нам предлагаешь?

Он погрозил кулаком остальным, которые было заворчали. Жадность ослепила их, и они были короткомыслящими, как многие простолюдины и люди, зависящие от случая; но сейчас, под влиянием старшего, все вспомнили, что еще не обговорили с патрикием свою будущую службу.

– Вы поможете мне добраться до Италии, - ответил Фома. – Моя “Клеопатра” все еще пришвартована в Золотом Роге! И она сделана из северного дуба, гораздо прочнее этой галеры!

Он говорил сейчас наугад: “Клеопатра” действительно еще долго после завоевания Города дожидалась хозяина в порту, этого корабля там сейчас почти никто не знал, как и его хозяина, патрикия Нотараса, - но, готовясь к отплытию с комесом, Фома рассчитал свою команду! Они могли найти себе новое дело за это время… столько всего могло случиться!

– Вы ведь, конечно, умеете управляться с хеландией? – спросил патрикий матросов, поощрительно улыбаясь. – И путь до Италии вам знаком? У меня отличная команда, но ей нужны проводники… Ведь вы, разумеется, не раз плавали с комесом в Венецию?

Меченый старший усмехнулся: он приосанился.

– А то! – сказал он. – Приказывай, господин!

Фома кивнул и направился к лодке, сделав сообщникам знак. Он, конечно, знал, что польстил этим матросам безбожно: но такие люди ведутся на самую безыскусную лесть, и сейчас они были очень нужны ему. А оказавшись в Стамбуле, он сможет, пожалуй, нанять в команду и настоящих итальянцев.

У него все еще оставалось, чем вознаградить своих помощников, - а там… заплатит будущее.

Когда лодку оттолкнули от берега и Фома Нотарас остался один посреди моря с троими неизвестными критянами, сердце у него часто застучало и он покрылся холодным потом: только уже исполнив задуманное, он понял, каким опасностям себя обрек. Не схватят ли его тотчас же по возвращении в Стамбул? Но кто из турок – или даже людей Валента – может ждать от беглецов такого безрассудного шага?

А может быть, корабли Флатанелоса задержал не шторм, а городские власти, и теперь в Стамбуле все знают о его намерениях?..

Но повернуть назад было нельзя, как и показать свой испуг нанятым матросам.

Плыли они долго, и хотя им помогал попутный ветер, через час один из гребцов выдохся: и тогда патрикий Нотарас предложил его заменить. Ему уступили весло: с некоторым удивлением, но охотно.

Фома греб до самого Города, не жалуясь: он устал, но меньше, чем от него ожидали. Когда все вокруг привыкают считать человека слабым и никчемным, то становятся склонны к ослеплению и преуменьшают даже настоящие его достоинства…

Гребля отвлекала мысли и отгоняла страх.

Когда лодка причалила к берегу, еще не рассвело. В Золотом Роге было полно кораблей и рыбацких лодок, среди которых суденышко Фомы Нотараса сразу потерялось.

Пользуясь темнотой, четверо сообщников вышли на сушу и отправились на поиски “Клеопатры”, на которой всегда ночевал кто-нибудь из экипажа: чтобы не оставлять хеландию без присмотра.

Фома Нотарас скоро нашел и корабль, и экипаж: ему очень удивлялись… но и радовались тоже. Фома объяснил, что “Василисса Феодора” погибла, и всех, кто был на борту, разнесло в разные стороны. Он нашел случай спастись – и вынужден был вернуться назад…

Конечно, его кентарх и остальные сразу же заподозрили неладное; и они испугались за семью Фомы, которую искренне любили. Но спокойствие господина убедило их, что не случилось ничего непоправимого… и они знали патрикия Нотараса, поэтому не спросили ничего больше.

Их дело было слушаться, а не спрашивать, и его люди это понимали.

Никто еще не успел нанять людей Фомы Нотараса, и они признались, что, несмотря на полученный расчет, надеялись на встречу с хозяином. Он один из немногих истинно благородных греков, оставшихся в турецких владениях! Остальные – или турецкие прихлебатели и приспособленцы, или католические… или вообще, только плюнуть и растереть.