Ставрос. Падение Константинополя

Феофано распрямилась, как спущенная тетива: глаза ее засверкали, но она смолчала.

– Это и в самом деле неизлечимое горе, - сказал Мелетий.

Теперь, казалось, он нисколько не притворялся. Посмотрел на жену, и та кивнула, решительно соглашаясь.

– Наши двое превосходных юношей, как и дочь Юлия, - величайшее утешение и радость, - сказал Мелетий. – Не знаю, как бы мы с женой могли жить в нашей старости, если бы лишились их.

Теперь Констанция оскорбленно покраснела: она была, несомненно, моложе мужа лет на двенадцать.

Тут Мелетий словно бы спохватился.

– Может быть, тебе желательно уйти, госпожа? – спросил он Феофано.
– Не думаю, что ты наслаждаешься шумным обществом.

Феофано согласно наклонила голову; она быстро встала. Констанция заметила это стремительное, неженски сильное движение, и закусила губу: глаза ее сузились. Но Мелетий был занят одной гостьей, не обращая внимания на жену; он, взяв под руку, почтительно проводил лакедемонянку до самых дверей. Сказал, что обед ей подадут в комнату – и впредь, если она захочет, может трапезничать у себя.

Феофано признательно улыбнулась хозяину своими яркими губами, которые казались накрашенными, хотя сейчас не носили и следов краски. Она торопливо удалилась.

Мелетий вернулся к гостям и некоторое время помолчал, словно из уважения к той, что покинула собрание. Он сел на свое ложе и, сделав глоток вина, посмотрел на Софию.

– А ты, госпожа, как и твой брат, - вы ведь тоже из рода Аммониев!

Он поднес руку к губам, будто только что вспомнив об этом и осознав.

– В тебе, госпожа София, я узнаю черты моей двоюродной сестры Цецилии!

Мардоний вскинул голову и уставился на хозяина, будто тот его ударил; София побледнела. Две пары черных глаз впились в Мелетия Гавроса, а тот, улыбаясь словно бы неожиданному приятному открытию, поднялся с места и подошел к Валентовым детям.

– Я свойственник госпожи Метаксии, и ваш кровный родственник! Ваша мать урожденная Гаврос, родом из Киликии*, как и я! – сказал Мелетий. – Ты, госпожа София, походишь на нее и фигурой, и лицом, только черные глаза, брови и высокий лоб… должно быть, от отца.

София смотрела на Мелетия как на смертельного врага.

– Да, - процедила македонка сквозь зубы.

Мелетия, казалось, ничего не смущало. Он повернулся к Мардонию, который был просто растерян, но еще не подобрался для защиты.

– Здорова ли твоя мать, юноша?

Мардоний коротко взглянул на хозяина и спрятал взгляд.

– Она умерла, когда я был совсем мал, - глухо ответил он.

Мелетий отступил на несколько шагов и приложил руку к сердцу. Казалось, он искренне огорчился.

– Неужели!

Потом он посмотрел на Леонарда.

– Прошу простить меня. Кажется, сегодня я все время говорю необдуманные слова.

Феодора весьма сомневалась в этом.

Однако остаток обеда был испорчен – не отдали должного ни прекрасно зажаренной дичи, ни удивительным и превкусным лепешкам, запеченным с сыром и овощами, которые, как сказал Мелетий, готовили еще во времена цезарей; ни пирогу с сыром, медом и цукатами. Когда с едой было покончено, дети Валента первыми встали, казалось, уже не помня о приличиях.

Артемидор, красный от унижения, давно уже стоял на ногах. Безродным мужем Софии эти римляне пренебрегали слишком явно. Немного погодя, извинившись, встали и Леонард с женой.

Леонард сжал руку Мелетия.

– Не сердись на нас, мой друг… Эти несчастные еще не пришли в себя после всех потрясений, что выпали на нашу долю.

Мелетий покачал головой.

– Я и не думал сердиться, дорогой Леонард.

Он улыбнулся подавленной Феодоре.

– Еще раз простите меня, и прости мое неуместное восхищение, госпожа… Я знаю, что ты родом из Московии, - но не знал, что ваша земля рождает таких прекрасных женщин!

Феодора нахмурилась.

– Наша земля рождает много прекрасных женщин, господин, - сказала она, - и я между ними не лучшая!

– Ты, несомненно, особенная, - сказал Мелетий.

Феодора стойко и спокойно выдержала его взгляд. Леонард поклонился; и супруги быстро ушли следом за остальными.

Когда слуги убрали в зале, Констанция резким жестом отослала всех. Она наконец встала из кресла и принялась прохаживаться перед мужем, словно едва себя сдерживая. Мелетий теперь сел на место жены и внимательно следил за нею.

Констанция остановилась перед ним.

– Достаточно уже того, что этот… пират так долго живет у нас! – приглушенно воскликнула госпожа дома. – Он еще и натащил сюда сброд со всей Азии, севера и востока! И по ним видно… - она задохнулась. – У каждого на лице написано, что он отъявленный еретик и преступник!.. Как ты не видишь этого!

Мелетий быстро поднял голову.

– Я прошу тебя не применять слова “еретик” ни к кому под кровом Гавросов, - проговорил он спокойно.

Констанция резко рассмеялась.

– Ты, похоже, ничего не замечаешь! Диавол ходил сегодня между этими ложами, аки лев рыкающий*! Ереси источили дерево империи, как черви, которые все плодятся! Поэтому империя и рухнула!

Мелетий улыбнулся: в светлых его глазах зажглись непонятные огоньки.

– Ты в самом деле думаешь, что подобное может когда-нибудь произойти с Римом? – спросил он.

– Я думаю, что долг каждого христианина в неусыпной бдительности, - отпарировала Констанция. – Эти образованные византийцы… я знаю, что все они… И эта женщина, патрикия Калокир, - неужели ты не понял, что она такое?

– Я понял, что госпожа Калокир опасна и что-то скрывает, - согласился Мелетий.

И вдруг он стиснул подлокотники кресла и резко склонился к жене: с выражением такой же ярости, как у нее.

– Если я узнаю, что хоть кто-нибудь из твоих… Если хотя бы раз под дверью у Метаксии Калокир или у моего друга я замечу…

Мелетий поднялся с места: казалось, взглядом пригвоздив к месту супругу.

– Леонард один из самых дорогих моих друзей, благороднейший из людей… и великий герой! – воскликнул хозяин дома, глядя на Констанцию почти с отвращением. – И кого бы он ни взял в жены, кого бы ни привел с собой, будь они хоть все еретики… я тебе не позволю!..