Ставрос. Падение Константинополя

Может быть, они изменят свои планы в пути; но покамест было решено немедленно выдвигаться в Рим.

* “Набранные отцы” (лат.): термин римского государственного права, обозначавший сенаторов.

* Один из древнейших архитектурных памятников Рима, бывший сначала гробницей, затем замком, резиденцией пап и хранилищем их ценностей и тюрьмой. Сейчас является музеем.

* Геката у древних греков считалась богиней чародейства и перекрестков.

========== Глава 132 ==========

У Феофано и ее свиты за дорогу не случилось никакого падежа лошадей; так же, как не случилось никакого нападения. Повозка, купленная в Венеции еще неделю назад, была прочной, удобной и не тряской – и они могли бы наслаждаться этим путешествием, если бы могли избыть свое беспокойство.

В первую ночевку, в чистом поле, опять приболел Александр – заставив мать на долгие часы забыть о внешних опасностях; но он скоро поправился. Но у малыша резались зубки, и он тревожил взрослых до самого конца дороги.

Когда перед ними наконец заблистали Капитолий и базилика Святого Петра на Ватикане, древнейший христианский храм и такой же символ Рима, Феодора пожелала вылезти из повозки и проехаться верхом, усевшись по-мужски. Отличная мощеная дорога была пустынна до самого горизонта… а в другое время на ней наверняка попадались такие же лихие всадницы, как она: и даже не в штанах, а просто с подоткнутым между ног подолом.

Никто ей не возразил. Феофано отмолчалась, увидев порыв подруги; лакедемонянка, устроившись на добротном кожаном сиденье, мрачно смотрела в окно и все время, казалось, высчитывала что-то в уме.

“Так же, как Фома, когда мы с ним путешествовали между Константинополем и Мореей… кажется, сто лет назад!” - подумала Феодора.

Фома Нотарас! Это имя, казалось, более не принадлежало живому – а витало над ними непроизносимым запретным заклинанием, затеняя солнце, отравляя воздух. Если патрикий желал как можно больше испортить им жизнь своим отсутствием, он своего добился…

Но Феодора сомневалась, что ее первый – и самый законный! – муж, отец ее детей, этим удовольствуется.

Если только он еще жив.

“Господи, только бы он был жив”, - взмолилась про себя Феодора, видя, как все яснее выступают из дымки кровли Рима. Рим был прочно связан в ее мыслях с Фомой; и рабыня Желань по-прежнему любила этого человека, как любила и Валента, и Леонарда!

Они остановились в гостинице за городом – как знать, не той ли самой, где жил Леонард? Но, конечно, путники не могли о нем спрашивать.

В гостинице опять устроили совет – снова недолгий: Феофано прекратила споры, заявив непререкаемым тоном, что сейчас следует отправить людей к Мелетию Гавросу, чтобы найти Леонарда и удостовериться, все ли обстоит так, как было расписано в письме.

Конечно, это был самый разумный план: смельчаков, чтобы исполнить его, в отряде было все еще достаточно. Марк вызывался исполнить приказ василиссы вперед всех, но Феофано удержала фаворита при себе.

Она тревожилась… очень тревожилась, хотя и не показывала этого!

Выбрали троих человек, чтобы сопровождать Феодота к Замку Святого Ангела – к дому Мелетия. Если комесов посланец окажется предателем, там его и похоронят… в Риме еще хватало земли, чтобы незаметно складывать трупы!

Феодот, хотя и был угрюм и бледен, как человек, гнетомый общим несправедливым подозрением, не выказывал чрезмерного страха. Феодора в глубине души уже вовсе перестала подозревать его – они, за месяцы, проведенные в бегах, научились бояться собственной тени! Разве способен этот простой матрос, который наверняка и неграмотен, на такие папские или сенаторские хитрости?

Феодот и его спутники уехали – и беглецы остались ждать. Эти часы показались им бесконечными – они не могли ничем заниматься, даже разговаривать друг с другом; женщины сидели по углам, унимая хныкающих детей, которым передались страхи взрослых, а воины прохаживались по комнатам, то хватаясь за оружие, то принимаясь ругаться сквозь зубы.

Наконец, когда стало темнеть за и без того подслеповатыми окнами, Феофано подозвала к себе Марка; царица и ее возлюбленный стали совещаться вполголоса о том, как поступить, если посланные не вернутся. Феодора нетерпеливо приподнималась со скамьи, пытаясь уловить, о чем идет разговор: пора бы всех посвятить в это дело!

Все сильнее был общий страх, что посланные не вернутся.

Но они вернулись. Вернулся Феодот; с ним все трое мужчин, которых отрядила Феофано, а еще – приехали трое других людей комеса вместе с самим комесом!..

– Леонард! – испуганно и восторженно вскрикнула Феодора, вскакивая и кидаясь к нему; Леонард счастливо рассмеялся и сжал ее в объятиях. Он чуть не задушил ее, прижав к своей широкой груди; потом вскинул московитку на руки, не стесняясь никого, и упал вместе со своей ношей на скамью, подхватив жену себе на колени.

Через несколько мгновений она увернулась от его поцелуев, задыхаясь; и когда комес снова притянул ее к себе, села рядом с ним, прильнув к его боку.

– Потом, милый…. потом! – взмолилась московитка.

Леонард снова счастливо улыбнулся и, обняв свою возлюбленную за плечи, другой рукой взял ее за руку, поглаживая ее пальцы. Он обвел взглядом остальных.

– Какими судьбами вы здесь? – спросил он.

Феофано, за мгновение до того ревниво улыбавшаяся, глядя на эту пару, перестала улыбаться. Она резко встала.

– Что значит – какими судьбами? Ты сам нас призвал, комес! – сказала она.

Леонард быстро взглянул на Феодота; он на несколько мгновений застыл, как и все в комнате. Будто холодным ветром повеяло из окон.

Потом комес отпустил свою жену и следом за Феофано стремительно поднялся с места. Марк, который и без того был начеку, бросился в двери и загородил выход; еще двое подступили сзади к Феодоту. Посланец комеса огляделся, поняв, что бежать некуда, и устремил полный мольбы взгляд на господина.

– Комес, я не предавал тебя! – воскликнул он.

Под неподвижным, страшным взглядом Леонарда колени у матроса подогнулись; но те, кто стерег его, не дали ему упасть, схватив за руки и вывернув локти назад.

Комес быстро шагнул вперед.

– Стойте! – воскликнул он.

Он всмотрелся сверху вниз в Феодота, которого был выше на голову. Лицо Леонарда все еще выражало растерянность и гнев – но, казалось, гневался он не на посланца. Комес положил своему матросу руку на плечо и взглядом приказал конвою отпустить его.