Ставрос. Падение Константинополя

– Все расскажет, - успокоил его дядя, вводя в дом, обняв за плечи. – Иди помойся и отдохни с дороги, Леонард как раз встанет.

Дарий принял ванну, а потом дядя принес ему в комнату обед – или ужин: начинало темнеть.

Слуга зажег лампу и оставил на столе между ними: Дарий с жадностью поглощал жаренную с луком рыбу, оливки, свежий хлеб, запивая вином. На сладкое подали орехи в меду. Дионисий, сидя напротив, глядел на племянника с улыбкой, подперев щеку рукой: в черных волосах прибавилось седины, но Дионисий выглядел крепче своего брата… как будто крепче был хребет, правда этого человека.

– Как ты возмужал, - сказал глава рода Аммониев. – Как отрадно мне видеть, что у моего брата выросли сыновья, которые не посрамили нашего имени! Леонард мне рассказал и про Мардония!

Дарий вытер губы рукавом.

– Дядя, я хочу знать, - начал он: но тут скрипнул порог, и оба Аммония одновременно обернулись.

Леонард Флатанелос стоял в дверях, прислонившись к косяку: Феодора была бы поражена, увидев сейчас своего последнего мужа. Он заметно похудел, сильно оброс, опять отпустив бороду, - и запавшие карие глаза, оставшиеся прекрасными и выразительными, теперь глядели с трагической силой.

Встретившись вглядом с Дарием, комес улыбнулся и шагнул к молодому македонцу, протягивая ладонь: он покачнулся, приближаясь, не то от привычки моряка, не то от слабости.

– Ты очень похож на брата, - сказал критянин.

Дарий встал, чтобы пожать его руку, и поморщился от этого пожатия. Леонард все еще оставался богатырем.

– Я тоже сразу узнал вас… тебя, господин, - сказал Дарий, наконец осмелившись посмотреть прямо в пронзительные глаза. Он тоже впервые видел героя Византии воочию, но сразу понял, что Леонард Флатанелос не может выглядеть никак иначе.

Дионисий поднялся следом за племянником, крикнув слуге: принесли еще кубок и новый кувшин вина.

Комес, улыбаясь, сел с ними за стол и сам налил себе вина, когда кувшин обтерли и распечатали. Сделав несколько глотков, критянин замолчал – взгляд больших карих глаз переходил с дяди на племянника и обратно: казалось, Леонарду слишком многое хотелось сказать одновременно… и он медлил, потому что каждое слово могло вызвать бурю в душах собеседников.

Наконец Леонард рассмеялся и сказал:

– Посейдон благословил мой путь… и ваш, друзья мои. Посему будем вдвойне осторожны: боги очень изменчивы.

– Господин, как ты попал к нам? – спросил Дарий: он уже не мог скрывать своего нетерпения.

Комес посмотрел на него и покачал головой, предугадывая вопрос.

– Нет, я не заходил в Стамбул. У меня сейчас два корабля, и они пришвартованы в разных местах… один остался на Принкипосе. Я заходил на Принцевы острова. А прежде того побывал в Кандии.

Он улыбнулся.

– Мои бедные сородичи даже не подозревают, какая сокровищница у них под рукой. Как жалко… и как удачно, что образованных людей так мало!

У Дария захватило дыхание; он, без ложной скромности, причислял себя к самым образованным людям Византии. Молодой македонец приподнялся.

– Ты хочешь сказать, комес, что ты…

Леонард рассмеялся: в этот раз легко и весело.

– Да, ты не ошибся, Дарий! За небольшую плату я нашел на Крите проводника, который показал мне руины древнего Кносса – места, куда почти никто не заходит… мой проводник живет там поблизости. Вместе со своими людьми я там… покопал, - усмехнулся благородный пират, - и нам очень посчастливилось! Изделия древней критской работы знатоками ценятся много выше золота!

Дарий посмотрел на морехода с восхищением. Можно, конечно, было строго осудить то, что Леонард Флатанелос воровал сокровища своей родины, - но ведь без его ума и рук эти сокровища так и остались бы неотрытыми! А теперь, может быть, попадут к настоящему ценителю!

Они немного помолчали, вкушая вино и предвкушая новые радости и тревоги впереди. Потом Дарий спросил, где Леонард побывал прежде Крита. Комес коротко рассказал, что плавал в Испанию, которая, как известно, была очень богата золотом, почти не бывшим в употреблении. Но о путешествии в Испанию он говорил неохотно – Дарий догадался, что там произошло мало приятного; после этой самой враждебной грекам католической страны комеса и осенила мысль попытать счастья на Крите.

– А после Крита я нашел путь к вам, - улыбнулся Леонард. – Мой долг помочь тем, кто нуждается больше! А господин Дионисий может мне помочь найти покупателей на мой товар!

Дарий кивнул: он давно знал о подарке, поясе амазонки, который Дионисий подарил Феодоре. Эта древняя вещь попала к его дяде именно от такого ценителя.

Может быть, критские богатства, проданные здесь, в конце концов достанутся туркам… даже наверное, так. Но ведь комес не собирается расставаться здесь со всем, что добыл. И немало, конечно, Леонард Флатанелос думает достать и в самой Морее: пользуясь своими преимуществами образованного – и очень смелого человека.

Вскоре комес поднялся – выпил он мало, потому что, как понял Дарий, отличался воздержанностью во всем. Леонард хотел уйти – может быть, опять одолела слабость и ему понадобилось прилечь; но Валентов сын остановил героя прямым вопросом.

– Господин, ты хочешь помочь кому-нибудь из нас бежать? Или всем нам?

Глаза Леонарда потемнели. Может быть, он уходил как раз затем, чтобы избежать такого вопроса.

– Да, - наконец сказал критянин; он положил руку на плечо молодого македонца, а потом вдруг пошатнулся и навалился на Дария: тот стиснул зубы, но устоял.

– Да, - повторил Леонард, выпрямившись и освободив Дария от своей тяжести. – Но кто побежит со мной, еще не решено… мы еще не раз это обсудим все вместе!

– Конечно, - сказал Дарий.

Он понимал, что пока Леонард в таком состоянии, до осуществления плана побега – каков бы тот ни был - еще далеко.

Комес ушел… а Дарий вдруг спохватился, что так и не расспросил его о брате, Софии и о всех остальных. Но Дионисий остановил его – он сам подробно пересказал племяннику то, что уже в подробностях знал от Леонарда.

Дарий слушал, радовался… и боялся радоваться. Леонард сказал верно – боги очень изменчивы.

– Как я рад, что у Феофано наконец появился сын, - сказал Дарий, услышав об этом. – Она хотела сына больше всего на свете!

Дионисий покачал головой.

– Нет, Дарий, не больше всего. Когда-то Метаксия Калокир была матерью, которую смерть детей заставила возненавидеть свет… но только благодаря тому, что погибли ее двое старших сыновей, она и стала тою, кем стала, - матерью всей империи, последней лаконской царицей…