Ставрос. Падение Константинополя

А Феофано – титанида…

Опустив ребенка в колыбельку, Леонард опять подошел к жене и сел рядом, обняв ее за талию.

– Я понимаю, какие жестокие тревоги одолевают тебя, - прошептал он. – Я не прошу тебя быть мужественной… ты всегда была очень мужественной; но я прошу, умоляю тебя верить, что Бог не оставит нас.

Феодора серьезно взглянула на него.

– Бог никогда не оставлял нас, Леонард, - сказала она. – Это Валент и ему подобные… вот их Бог оставил!

Леонард сумрачно кивнул.

– Пожалуй, так. И я намерен узнать, как обстоят дела у Дионисия Аммония и его старшего племянника, - вдруг прибавил он.

– Но ведь Мелетий намеревался мстить Валенту за Цецилию, - прошептала Феодора.

Леонард отвел глаза.

– Это дело Мелетия, - произнес он. – Он это может… я не могу.

Феодора поежилась, вообразив себе, какие способы мести может избрать человек, подобный Мелетию Гавросу. Конечно, это кровная месть – но герои так не поступают, даже расплачиваясь за близких!

Леонард нашел ее руку и, не глядя на жену, поднес ее руку к губам. Потом сжал пальцы Феодоры в обеих своих горячих ладонях.

– Я взял слово с Мелетия… вернее сказать, мой друг дал такое слово еще раньше, по собственному почину, - проговорил критянин. – Беречь вас без меня - и укрыть вас, если придет нужда. В этом Мелетий не обманет, я его знаю!

– Я верю, - сказала Феодора.

Она действительно верила в Мелетия Гавроса – хотя сам Мелетий, может быть, мало во что верил.

Проститься с комесом приехал и Мардоний Аммоний, и его сестра со своей маленькой дочкой; София, хотя всегда держалась отчужденно, была очень взволнована этим прощанием.

Она тоже полюбила своего спасителя – да как его можно было не полюбить?

Мардоний, сильно загоревший и окрепший, с волосами, стянутыми в хвост, настолько напомнил Феодоре Валента, что она даже испугалась, увидев молодого македонца. И этот юноша пришел на проводы человека, который, может быть, встретится с его отцом и убьет его!

Но Мардоний смотрел на Леонарда с благоговейным восхищением и завистью, как и раньше. Он позволил критянину себя обнять и пожелал ему удачи, горячо пожав его руку и поглядев в глаза.

“Может быть, сказать Мардонию о подозрениях насчет его матери?” - подумала Феодора.

Нет, не стоит: умный юноша и так давно понимал, кого в чем подозревать… он и так был в смятении между мужским и женским началом, как все юноши на пороге зрелости.

София вдруг поднесла Леонарду свою черноглазую крошку Зою – благословить: как женщины просили благословения для детей у князей и королей. Леонард поцеловал ребенка и перекрестил; потом обнял Софию. Он знал, как будет страдать эта молодая жена и мать, - ведь Леонард увозил с собой Артемидора, ее мужа!

Скорее всего, София не любила и никогда не намеревалась любить Артемидора, - но остаться без защиты, в безвестности, ей было боязно, как всякой женщине. А брат – будет ли он ей опорой?

Леонард попрощался с Вардом и Анастасией. Вард успел полюбить отчима так же горячо, как любил отца; и только память о Фоме мешала мальчику начать называть отцом второго мужа своей матери. Анастасия тоже привязалась к комесу – хотя и меньше, чем брат, потому что дичилась мужчин и мужских занятий. Но сейчас она плакала, видя, что семью опять покидает самый главный человек.

Феодора не плакала – ее чувства были слишком огромны, чтобы выплакать их; она просто прижалась к Леонарду, и они долго стояли так, переполнившись своей любовью. Все, что можно было сказать, было сказано наедине.

Наконец Леонард поцеловал в лобик сына и вскочил на свою караковую лошадь. Артемидор был уже в седле, нетерпеливо поджидая хозяина, - ах, как этим мужчинам хотелось приключений!

Феофано смотрела на комеса с нежностью, завистью… и удовлетворением. Конечно, ей уже давно хотелось получить Феодору назад, - и теперь ее филэ опять будет ее, хотя бы на время! На немалое время…

Марк никогда не занимал столько сердца и мыслей Феофано, сколько Леонард – Феодоры. Как бы ни был любовник лакедемонянки предан ей и храбр, он был несопоставим с Леонардом по своему развитию.

Последним, что увидел Леонард, обернувшись со своего коня, были две подруги, которые стояли, тесно прижавшись друг к другу плечами, и провожали его взглядами с одинаковым выражением.

========== Глава 140 ==========

Леонард написал им из Венеции через пятнадцать дней – сказал, что экипировал оба своих судна и набрал вольных гребцов, что оказалось легче, чем можно было надеяться. Комес признался, что пустил слух о том, что он, комес Флатанелос, здесь - и о своем плавании в золотоносную Испанию и возвращении в Византию. Все равно ему было не скрыться – а выиграть, рискнув, можно было много больше, чем проиграть.

Вернее сказать, как понимала Феодора, - тут только со щитом или на щите…

Критянин признался, что, к его изумлению, на призыв его откликнулось много освобожденных им каторжников, которые все-таки пристроились к честным промыслам здесь, в вольной Венеции. Но жили они туго, и память о благородстве Леонарда была в них так жива, что они без колебаний согласились на все опасности, только бы служить под его началом.

И, конечно, каторжников манил тусклый блеск византийских сокровищ – сокровищ, на которые эти бедняги только облизывались, заживо гния в цепях на галере.

Леонард придирчиво осмотрел жаждущих и оставил около половины, казавшихся ему самыми крепкими и надежными; все бывшие галерники тут же, без всяких велений со стороны хозяина, поклялись страшной клятвой служить ему не на жизнь, а на смерть.

Остальных гребцов Леонард нанял в городе – из тех, кто, хоть и был свободен, жил не лучше галерных рабов и надеялся на лучшее.

Леонард сказал, что оставил часть своих людей в Венеции, - хозяева посылали им содержание из имения, да те и сами прирабатывали, по мере способностей: кто рыбной ловлей, кто ремесленничал или помогал в лавке. Леонард приказал им не терять бдительности и продолжить наблюдать за портом и за своим городским домом.

После этого он еще раз горячо попрощался со всеми своими домашними, попросил Феодору обнять сына - и все было сказано: комеса и его возлюбленную опять разделило море. Леонард обещал написать снова, как только ступит на твердую землю: это будет уже в Испании. Но до тех пор – сколько всего может случиться?

Письмо привез не кто иной, как Феодот: Феодора понимала, что комес по-прежнему не доверяет этому матросу, хотя тот словно бы давно обелил себя, и не хочет держать его при себе в опасных предприятиях.