Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Мардоний взглянул на евнуха, и того на миг испугал дикий блеск его черных глаз. Эти порывы были неожиданны, как у Валента.
– Я очень полюбил вас, тавроскифов… вы ни на кого не похожи, - сказал македонец.
* Неоплатонизм – последний этап развития античного платонизма: принципиальной новизной неоплатонизма явилось признание сверхбытийной природы первоначала и тождество ума-бытия как его первое проявление. Неоплатонизм оказал мощное влияние на средневековую христианскую философию, а также на мусульманскую религиозную мысль.
==========
Мардоний провел у Флатанелосов четыре дня – с Микиткой они в это время почти не расставались; и Мардоний, повеселев и приободрившись от близости любимого друга, хвастался перед ним своими воинскими навыками и способностями наездника – как раньше они вместе часами читали книги.
Глядя на младшего сына Валента, Микитка вспоминал старшего. Братья были очень похожи, но Дарий сильнее напоминал перса, гибкого азиата; а Мардоний чем дальше, тем больше вымахивал в отца-македонца! Кто бы мог подумать!
– Ты смотри, не слишком хвастай своей удалью у итальянцев, - предупредил Микитка, когда однажды гордый и пропахший своим и конским потом Мардоний ввалился к нему, ожидая поздравлений. – Знаешь ведь сам, какой это задиристый народ! Ты ведь крови еще не пробовал – и не спеши: это еще успеется! – закончил русский евнух.
Мардоний вскинулся.
– Так лучше пусть меня в первом бою убьют, чем я научусь драться как следует?..
Микитка сложил руки на груди, глядя на друга как самый строгий священнослужитель.
– Любого могут убить что в первом бою, что в сотом! – сказал он. – А ты хочешь начать свой первый бой среди друзей?..
Македонец неподвижно смотрел на побратима несколько мгновений – потом с лязгом вогнал обратно в ножны меч, который продолжал держать в руках, и рассмеялся.
– Я понял, чем вы, тавроскифы, отличаетесь от нас! – сказал Мардоний.
– Вы решаете дело миром и любовью, пока это можно, - но в бою стоите насмерть…
– Да, - ответил Микитка, не сводя с него глаз. – И не в одном бою мы крепко стоим, а и в мирное время такожде*!
Мардоний немного покраснел под его взглядом, закусил губу – а потом вдруг шагнул к евнуху и сгреб его в объятия; оторвал московита от пола и, поцеловав, снова поставил на ноги.
– Прости… не удержался, - смеясь, сказал юный воин, видя, как сердито покраснел евнух. – Очень уж люблю тебя! А как подумаю, что мы еще бог знает сколько не увидимся…
– Пиши мне из Рима, - попросил Микитка в ответ. – О невесте побольше расскажи, о новой родне, их обычае! Я ведь ничего этого не увижу!
– А как же! – воскликнул Мардоний.
Потом Валентов сын немного смущенно попросил:
– Я знаю, как много ты работаешь по дому, с детьми помогаешь… но, может быть, мы прокатимся на лошадях вместе? Я бы так хотел! Ты ведь еще не разучился?
Микитка, улыбнувшись, покачал головой.
– Не разучился, - ответил он.
Когда они вышли в сад, держа под уздцы коней, то увидели там Феодору и Феофано: смеясь, амазонки учили Леонида, маленького спартанца, сидеть на лошади. Восьмилетний Вард, который сам уже был отличным наездником, с увлечением помогал матери и ее царственной подруге. Микитка вспомнил, что белокурый Александр, младший сын Фомы Нотараса, до сих пор чурался лошадей - и вообще всех опасных
упражнений.Микитка тронул за плечо Мардония, которого тоже захватило это зрелище – здоровые и сильные греческие матери, обучающие детей здоровым греческим забавам.
– Скоро и у тебя это все будет, - прошептал евнух другу. – Жена и полон дом детей, своя семья! Какое это счастье!
– Счастье? – недоуменно переспросил Мардоний, будто не сразу понял друга.
А потом улыбнулся удивленно и сочувственно.
– Я и забыл, что ты меня старше на целых шесть лет! Конечно, тебе давно хотелось…
Он запнулся, видя, как зарделся Микитка, с сердитым выражением ощупавший свои гладкие щеки и подбородок: евнух знал, что выглядит моложе своих двадцати двух лет – и долго еще будет так выглядеть. И состарится он, так и не превратившись в мужчину!
Микитка увидел, как изменился - смягчился, заблестев слезами, взгляд Мардония: македонец смотрел на него сейчас не с восторженной любовью, вожделением, что Микитка замечал уже давно. Мардоний в эту минуту глубоко сочувствовал другу и желал от всей души поделиться своим грядущим семейным счастьем, которое воспринимал уже почти как должное!
– Да… я счастливец, - прошептал Мардоний наконец: почти извиняясь.
Потом они сели на своих коней и отправились кататься вдвоем по садовым дорожкам, между цветочных клумб, усыпанных красными и белыми олеандрами. Друзья почти не говорили. Микитка, покачиваясь в удобном седле, наслаждался ощущением сильной конской спины и запахом лошади; солнечным светом, высокой посадкой – будто он, в компании Мардония Аммония, сделался на этот час важным господином! Микитка сейчас чувствовал себя почти мужчиной.
Мелетий Гаврос сдержал свое слово – он прислал за Мардонием через два дня после того, как сын Валента вернулся домой к сестре. Мардоний написал Флатанелосам – и особо Микитке, которому сочинил отдельное полное чувства послание: прочитав его, московит нахмурился.
Мардоний сказал, что вложил его локон в медальон, который теперь будет носить как память о друге… но клятвенно заверял Микитку, что невеста ничего не узнает. Мардоний клялся никого не подвести.
Дай-то бог, думал Микитка.
Он понимал, что Мардонию очень трудно вынести это расставание и предстоящую жизнь среди чужих людей и людей чужой веры, враждебных отцов могущественного итальянского семейства. Только память о дружбе - и любви может его поддержать.
Микитка вынул черный локон Мардония, который хранил в ящике стола, и в первый раз сам поцеловал его, молясь за своего побратима, который стал почти возлюбленным – почти Ахиллом. Теперь-то, наедине с собой, Микитка мог в этом признаться.
Дарий Аммоний все еще жил в Стамбуле; жена его Анна, родившая год назад девочку, теперь ждала второго ребенка. Дарий всерьез задумался о том, как бы уберечься от нового зачатия подольше – поберечь здоровье жены, расстроенное уже первыми родами. Он советовался об этом с персидскими врачами, окружавшими пашу: им было ведомо много тайн женского и мужского здоровья, но они изумлялись, почему Фарид не хочет взять себе вторую, а то и третью жену. Ведь это будет благоприятно для здоровья всех его женщин, которым сразу станет легче жить!