Ставрос. Падение Константинополя

– Если мы соединим наши силы, мы можем победить, - прибавил гость, а Анна только кивнула, онемев от испуга. Что она наделала?..

Жена Дария опять встала со скамьи и, взявшись за ноющую спину, отвернулась от собеседника.

– Валент Аммоний сейчас в Каппадокии, - глухо проговорила она. – Там вы его не найдете при всей вашей искусности… когда отец моего мужа вернется, я не знаю. И его очень хорошо охраняют, когда он в Стамбуле, - прибавила Анна, взглянув на гостя.

– Я нисколько не сомневался, - сказал шпион.

Он улыбнулся – улыбка расползлась по загорелому лицу под огромным белым тюрбаном, будто Анна говорила необыкновенно приятные вещи: и ей самой, глядя на лицо шпиона и убийцы, неудержимо захотелось улыбнуться.

Она свела брови.

– Иди! – шепнула хозяйка, махнув шпиону рукой. – Иди, а не то тебя обнаружат!..

– Надейся, - сказал шпион, глядя на нее. – Бог есть!

Он ткнул пальцем в небо; потом еще раз поклонился ей на восточный манер и, скользнув под деревья, как ласка, исчез.

Анна молча села и закрыла лицо руками – она долго сидела так, ничего не видя и не слыша: в ушах глухо шумело море.

Потом она встала и, держась за живот, медленно побрела к дому: забытое шитье осталось на скамье.

Дома она закрылась в комнате и долго раздумывала – а потом, потребовав принести бумагу, взялась за письмо мужу.

Анна писала мучительно – она разорвала один лист, перечитав его, потом сочинила другое письмо. Этим посланием она осталась довольна. Анна велела гонцу выехать тотчас же.

Потом пошла в детскую к дочери и, взяв свою крошку Елизавету на руки, ушла с ней в супружескую спальню: там Анна легла, прижав ребенка к себе. Она целовала и ласкала дочку, утирая тихо бежавшие слезы.

Потом жена Дария стала на колени и долго молилась за мужа, крестясь и кладя земные поклоны.

Ей хотелось прибавлять к своим словам молитву за Валента Аммония, которому они были действительно очень многим обязаны, если не всею своею жизнью у турок: но Анна закусывала губу и удерживалась.

– Господи, помилуй… Господи, помилуй всех, кто достоин, - шептала гречанка. – Мне, рабе, не внемли, если я недостойна… И всех, кого Ты осудил, я, раба Твоя, прощать не властна!

Только бы этот человек не был подослан врагами их дома.

Дарий Аммоний получил письмо от жены, когда уже знал о том, что в Стамбуле действуют люди Мелетия Гавроса. Ему прежде послания Анны вручили письмо от самого Мелетия – хотя, конечно, Дарий никогда не видел и не мог узнать почерка этого киликийца.

Однако автор письма упоминал такие подробности, которые могли быть известны только человеку, близко знакомому с его семьей: и сам Леонард, когда Дарий показал ему послание, подтвердил, что это рука его друга.

– Большая удача, что я здесь! – сказал Леонард. – Но ведь Мелетий, конечно, на это не рассчитывал?

Мелетий, не зная ничего о том, как распорядится судьба Леонардом Флатанелосом, предлагал Дарию и его семье устроить побег через итальянского купца, который и привез в Город его людей. Эту галеру никто не задержит – она прибыла в Стамбул законно, и судовладелец имел при себе фирман султана.

– Может быть, тебе и вправду стоит принять это предложение? – спросил Леонард серьезно.

Дарий отвернулся: он подозревал то, о чем Анна умолчала, - но они с женой давно перекликались мыслями и чувствами.

Он подозревал, что люди Мелетия Гавроса подосланы с целью убить его отца, - но, конечно, ничего не мог поделать против этой мстительной воли. О таком деле оставалось только молчать.

– А как же семья дяди? – спросил молодой Аммоний. – Я вернусь в город, хорошо… могу даже бежать с моей женой и дочерью! Что будет со всеми остальными - а с моей сестрой, которая в гареме?

Леонард развел руками и покачал головой: он понимал, что едва ли Мелетий рассчитывал спасти всех. Не таков был его друг.

– Решай сам, - сказал критянин. – Я в таком деле советовать не могу. Но помни, что я тоже не всевластен, как бы ни хотел вам помочь.

Они уже уговорились, что Дарий и его жена с дочерью всенепременно бегут; на бегство решился и Дионисий Аммоний со своей семьей: женой, дочерьми-невестами и сыном Валента и Феодоры, наследником рода. Его старшие дочери, отданные замуж здесь, в греческие семьи, останутся – турки, которые не считали женщин, едва ли узнают, кто они такие.

И, конечно, некоторая часть греческих христиан избежит смерти и плена, даже когда Морея будет захвачена: остается надеяться, что судьба пощадит дочерей рода Аммониев и их потомство. Дионисий Аммоний, как того требовало мужество и благородство патриарха, уже уведомил их мужей о своем намерении – и те отказались покидать свои дома, свои насиженные места, собираясь сдаться на милость туркам, если придется.

Но как градоначальник Стамбула поступит со своей младшей женой, дочерью Валента? Если он велит задушить, забросать камнями или утопить Агату на глазах у других жен, как часто казнили женщин у турок, никто ему не воспрепятствует.

– Я не побегу с помощью Мелетия… но посажу на его купеческий корабль мою жену и дочь, - наконец решил Дарий. – Сам я останусь с тобой, господин… и надеюсь, что ты поможешь мне выручить мою сестру! Иначе я сделаю это без тебя!

Леонард долго смотрел на македонца.

– Думаю, если ты так твердо намереваешься это сделать, тебе следует посадить свою сестру на тот же корабль, что и свою жену с ребенком, - медленно проговорил комес. – Тебе давно известны пути в гарем паши, не так ли? А чтобы попасть на мой корабль, Агате придется преодолеть слишком долгий путь: и за вами наверняка будет погоня…

Дарий взволнованно вздохнул.

– Ты прав, комес, - сказал он. – Если люди этого Мелетия согласятся.

Дарий благополучно вернулся домой через полтора месяца – вернулся один, как и уезжал; Анна, встретив его в дверях, повисла у мужа на шее.

– Прости меня, - прошептала она.

– За что простить? Ты все сделала как должно, - ответил македонец. – Ты прекрасно сделала, что предуведомила меня!

Он крепко поцеловал жену и, взяв на руки, унес в дом; там посадил ее рядом с собой и спросил: