Ставрос. Падение Константинополя

– Это быстрая смерть, - прошептала она: комок в горле стал нестерпимым.

Мелетий кивнул, улыбаясь сочувственно, - что же он за человек?..

– Да, моя госпожа, это страшная, но быстрая смерть. И можно сказать, что почетная. Так магометане казнят христианских рыцарей.

И тут Феодора наконец разрыдалась, будто прорвало плотину. Она хватала ртом воздух, всхлипывала и стонала; стыдилась своей слабости перед лицом таких людей, как Мелетий и Феофано, но не могла остановиться.

Потом, наконец, судорожно вздохнув, московитка замолчала – и только тут заметила, что Мелетий подсел к ней, придвинув свое кресло. Он взял ее за руку.

– Все… все уже кончилось, дорогая госпожа.

Феодора кивнула и, утерев глаза, нашла в себе силы улыбнуться.

– На колу мучаются часами, я слышала…

– Бывает, что и днями, - заметил Мелетий. – Это зависит от способа посажения на кол… прошу простить меня, - спохватился он.

Феодора молчала, закрыв лицо локтем.

Мелетий долго смотрел на нее – потом произнес:

– Последние слова Валента Аммония были о тебе.

Феодора распрямилась; приподнялась в кресле, стиснув подлокотники:

– Правда?..

– Правда, - кивнул Мелетий. – Я сейчас передам их тебе в точности.

Он наморщил лоб, потер пальцами, подыскивая выражения, - как когда-то делал патрикий Нотарас, наслаждаясь фигурами речи.

– Валент знал, от чьих рук и за что принимает смерть… и он сказал, что ты принадлежала ему, - Мелетий понизил голос и улыбнулся, - и владела им до последнего часа. Сказал, что и после смерти вы с ним не разлучитесь.

– Он говорил мне это, когда я была его женой, - прошептала Феодора.

– Я знаю, что ты была его женой, - со своей небольшой улыбкой ответил Мелетий. – И он просил передать тебе, как своей супруге…

Ирония, прозвучавшая в голосе киликийца при последних словах, исчезла, когда он извлек прощальный привет Валента из подвесного кармана у себя на поясе.

– Возьми.

На ладони у хозяина был тяжелый золотой перстень с печаткой: лев, конечно же.

Феодора с огромной печалью, страхом и благоговением приняла драгоценность. Когда перстень оттянул ее руку, Мелетий сам сжал пальцы гостьи и похлопал по ее руке другой своей ладонью.

– Известная максима – ни о каком человеке нельзя судить прежде его смерти, - сказал новый римлянин, замечательно похожий на древних. – Валент Аммоний умер очень мужественно.

Феодора, крепче сжав холодный перстень, с негодованием подумала, как мог Мелетий спокойно носить такую вещь в кармане. Но вслух она поблагодарила.

– Валент был исполин, - сказала она.

– Пожалуй, - согласился Мелетий.

Некоторое время они молчали. Феодора, сделав несколько глотков вина, поставила кубок обратно на столик и сидела, кусая губы: желание заплакать опять разрасталось в горле и груди.

Мелетий вдруг опять нарушил молчание:

– Если мне будет позволено сказать, госпожа Феодора, твоя судьба удивительностью превосходит жизнь Клеопатры Египетской.

Римлянин опять улыбался, оглаживая подстриженную бородку.

– Весьма возможно, - хмуро ответила Феодора.

Она вдруг усмехнулась. – Жизнь становится все удивительней из века в век… увеличивается количество знаний, которыми обладают люди, и перемены совершаются все быстрее!

Русская амазонка совсем забыла, что дала себе слово не говорить с чужими о своей философии – только о чужой. Но Мелетий слушал спокойно и внимательно, кивал.

– Возможно, ты права, - сказал он. – Думаю, что последняя великая царица из династии, основанной Птолемеем, македонцем Александра, - женщина необыкновенной силы духа, блестящего образования и греческого воспитания, - могла бы пожелать жить в наше время… больше, чем в свое, будь у нее такая возможность!

Тут Феодора поняла, что они с Мелетием оба смотрят на Феофано.

“Истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия”*, - неожиданно вспомнились московитке слова из Библии. Она перекрестилась.

“Господи”, - подумала Феодора. Она не знала, какие мысли в эту минуту бродят в голове киликийца, - но сама даже прикусила губу, чтобы ничего лишнего не вырвалось.

Василисса взглянула сначала на одного, потом на другого, - потом нахмурила тонкие начерненные брови, будто в досаде. Она быстро встала с места.

– Господин Мелетий, с твоего позволения, я удалюсь и уведу госпожу Феодору. Бедняжке нужно отдохнуть после таких новостей.

– Разумеется, - ответил хозяин. – Вас проводить, мои синьоры?

– Не нужно, - лакедемонянка покачала головой. – Мы сами найдем дорогу, если ты будешь так любезен, что предоставишь нам ту же комнату.

Мелетий склонил голову.

В спальне Феодора опять дала волю слезам – Феофано обнимала ее и ласкала, без сомнения, в душе ликуя, что это она утешает свою филэ в такую минуту. Кто еще имел на это право?

– Наконец Валент отмучился, - прошептала московитка.

– Наконец, - согласилась Феофано. Но обе думали – что это могло быть совсем не так… но Феодора, которая была его женой, не может отречься от Валента и после его смерти, как Феофано от Льва Аммония!

Когда Феодора затихла, Феофано губами осушила мокрые щеки подруги.

– Ложись, я тебя разотру, - сказала она. – Это поможет.

– Ты для меня всегда лучшее лекарство, - прошептала московитка.

Она легла на живот и блаженно закрыла глаза, ощущая, как теплые сильные руки обнажили ее, а потом принялись описывать круги по плечам и спине, иногда сжимая и разминая плоть. Потом Феофано налила себе на ладони душистого масла и принялась втирать его. Мелетий уже позаботился обо всех принадлежностях туалета для подруг.

Скоро скорбное выражение на лице московитки сменилось умиротворением: губы улыбнулись.

– Бедный Мардоний, - пробормотала она, уже засыпая. – Кто скажет ему?.. Должна я… но как могу?

Она опять всхлипнула.

Феофано склонилась к ее лицу.

– Если тебе тяжело, дорогая, я могу это сделать.

Феодора дернулась под ее руками; но Феофано уняла ее одним мягким, но властным движением.

– Нет, пожалуйста… не ты, Метаксия, - прошептала московитка. – Я сама: просто покажу ему кольцо, и он поймет.