Ставрос. Падение Константинополя

– Как тебе угодно.

Феофано повернула ее голову за подбородок и поцеловала в губы. Феодора ответила, но она уже засыпала; Феофано прилегла рядом и гладила ее по голове и спине, пока подруга не заснула.

Когда Феодора приехала в дом Софии, ей открыл сам молодой хозяин. Он улыбнулся было, изумившись неожиданному посещению… а потом понял, что случилась какая-то беда.

– Что случилось, госпожа? – воскликнул Мардоний.

Феодора молча показала ему золотой перстень с печаткой: ей все еще представлялось, как это кольцо оттягивает мужскую руку… могучую и мертвую.

– Это кольцо твоего отца, которое он прислал мне, - сказала она.

Мардоний открыл рот… а потом попятился, смертельно побледнев. Феодора кивнула и отвернулась.

Услышала топот, а потом грохот: Мардоний бросился прочь, что-то уронив по дороге, и до московитки донеслись его рыдания.

Но молодой Аммоний плакал недолго, как она сама, - скоро Феодора услышала, как он выбежал из дома, а потом до нее донесся стук копыт: юноша ускакал куда-то очертя голову. Он долго носился по полям один – и вернулся только через час, совершенно обессиленный.

София плакала, но была больше испугана припадком брата, чем опечалена смертью отца. Не поздоровавшись с сестрой, Мардоний убежал в свою комнату. Он ни с кем больше не заговорил о Валенте – ни теперь, ни потом.

Спустя небольшое время пришло письмо от Леонарда: тот писал своей семье уже из Венеции. И ему посчастливилось – он не только вернулся сам, но и привез Дария и всю семью Дионисия; с ними была и Анна, жена Дария, которую по уговору с Мелетием спас итальянский купец. Этот купец присоединился к комесу в плавании – они встретились случайно, но потом держались вместе до самого конца.

Узнав о смерти Агаты, Феодора опечалилась, но Мардонию ничего не сказала: об этом Мардоний должен узнать из уст брата.

* Новый Завет (Евангелие от Иоанна).

========== Глава 148 ==========

Подъезжая к дому, комес увидел ту же картину, которая запомнилась ему при отъезде, - две прекрасные женщины, наставница и ученица, которые составляли неразделимое целое. Он так залюбовался ими, что забыл о ревности.

Он забывал о ревности потому, что любовался этими женщинами… комес Флатанелос увековечил бы их союз в бронзе, как уже была увековечена Феодора Константинопольская!

– Леонард! – воскликнула его жена.

И союз женщин распался: Феодора бросилась к нему навстречу, неловко простирая руки. Леонард засмеялся, ощущая восторг, блаженство любви: он стиснул московитку в объятиях, целуя ее при всех. Он жадно обнимал подругу, вдыхая ее запах; Феодора прижимала мужа к себе, вздрагивая в его руках, словно ощущая вину перед ним… но такую вину, которую он раз и навсегда согласился прощать.

Жрец не может порицать свою богиню в ее божественности.

– Боже мой… ты так похудел, а загорел! – воскликнула Феодора, взглянув критянину в лицо. – Тебя как будто закаляли в огне!

– Меня закаляли в морской воде, - засмеялся Леонард. – Как самую лучшую сталь.

Красавец комес еще раз крепко поцеловал жену, а потом легко вскинул на руки, наслаждаясь этим ощущением; Феодора ахнула и ударила его ладонями по плечам.

– Леонард, здесь же другие люди! И я ни с кем еще не поздоровалась!

Московитка только тут вспомнила, что с Леонардом целая семья спасенных, - и те, кого она еще не видела в лицо. И все они требуют заботы, как и ее муж!

Оторвавшись от мужа, Феодора обнаружила, что Феофано уже говорит и смеется с Дионисием; эти двое боевых товарищей обнимались без стеснения на глазах у Дионисиевой жены. Впрочем, Кассандра и не думала ревновать, - она посчитала бы даже оскорбительным для себя ревновать мужа к такому существу, как Феофано…

“Знает ли Дионисий о том, что случилось с его братом?.. Ах, да ведь никто из них еще не знает!” - ужаснулась вдруг хозяйка дома.

Кому сказать – и как сказать?

Нужно посоветоваться с мужем, он решит.

Тут Феодора впервые заметила среди гостей молодую светловолосую женщину, одетую в темное платье и белую косынку: гостья была… уже очень тяжела; и, несомненно, очень устала. В ее голубых глазах было измученное выражение, и она казалась старше своих лет.

Догадавшись, Феодора шагнула к ней.

– Анна? Я Феодора, хозяйка дома.

Она постаралась приветливо улыбнуться и взяла жену Дария за руку, которая была влажной и ледяной. Анна улыбнулась в ответ, но так же вымученно; вторую руку она не отнимала от живота.

– Спасибо тебе, госпожа…

Видно было, что ей очень хотелось попросить хозяйку о ванне и постели, но она не смела; тогда Феодора нашла взглядом Дария. Она даже не сразу узнала его – молодой македонец, молодой семьянин, очень окреп, отпустил усы и бородку и превратился в настоящего азиата, человека востока, властного и пугающего, как все Аммонии. Даже осанка у него изменилась.

Феодора подошла к нему, и Дарий, говоривший с кем-то из мужчин, тут же отвлекся: большие черные глаза выразили полное внимание.

– Дарий, тебе нужно позаботиться о твоей жене. Пойдем, я покажу тебе, где вы будете мыться и спать, - сказала московитка.

Феодора была вправе – и всегда будет вправе обращаться к Дарию по имени и как старшая: Дарий, несмотря на новообретенную стать, всецело признавал это. Он поклонился московитке, а потом в его глазах появилась тревога.

– Анна? Ей дурно?..

Феодора схватила Дария за рукав и быстро отвела к жене; она сразу же вверила Анну руке мужа. Хозяйка проводила молодых супругов в дом и помогла Дарию позаботиться об Анне; оба горячо благодарили ее.

“Знают ли они? Нет, конечно… господи, помози*”.

За заботами обо всех гостях прошел целый вечер; Феодора едва успела перемолвиться с мужем несколькими словами. Даже сына она показала Леонарду наспех.

Они с Леонардом будут говорить долго, когда останутся наедине, - у них никогда не исчерпаются темы для бесед… и каждому нужно столько рассказать!

А может, утаить?..

“Нет… Леонард, конечно, не утаит от меня ничего столь важного; и я тоже не вправе”.

Ужинать они собрались в большом зале все вместе – Феодора, сидя рядом с супругом во главе стола, ощущала себя принадлежащей могущественной греческой семье, которая очень увеличилась… чтобы никогда уже не разделиться.

Одной только Анны за столом не было – Дарий, сидя рядом с дядей, ел мало и, видно, мысленно непрестанно опекал жену и страдал за нее; наконец хозяйка, шепнув Дионисию слово, вместе со старшим Аммонием отпустила Дария к супруге. Они поужинали и потом остались отдыхать у себя, исчезнув для целого мира.