Стигма

Она продолжала смотреть ему в глаза, выискивая в них проблеск надежды.

– Ради нее, потому что эта маленькая девочка – дочь моей матери и твоего отца. Эта малышка… твоя сестра, Андрас, и моя тоже.

Газеты с радостью опубликовали бы в колонках светской хроники новость о беременности Беренис Таунилл, если бы не то обстоятельство, что она жила за пределами Филадельфии, недалеко от парка Роуз-Три, и выходила из своего огромного особняка так редко, что единственным признаком ее тихого присутствия стала припаркованная машина с тонированными стеклами. Она была очень скрытной женщиной и состоятельной; ее прежний муж, известный инженер-строитель, погиб в железнодорожной катастрофе. Никто не мог подумать, что в возрасте сорока четырех лет Беренис Таунилл родит девочку, хотя ее редкие появления на публике порождали немало сплетен. Именно поэтому Коралин сделала все, чтобы защитить свою чувствительную мать от атак желтой прессы, стремившейся выставить напоказ любые подробности ее личной жизни, словно трофеи.

Андрас разрешил ей остаться.

Хотя его голубые глаза смотрели на Коралин с ледяным недоверием, а договоренность была лишь временной, он ее не прогонял.

Она боялась того дня, когда в газетах появится новость об ее исчезновении и тот человек объявит, что она забрала с собой его младшую дочь, рожденную в браке с Беренис.

Выходить на улицу, конечно, небезопасно. Она не знала, как далеко муж матери зайдет в своих поисках, какие силы для этого задействует. Она оставалась в квартире, встречая Андраса, когда он поздно ночью возвращался домой.

Она смотрела из окна на парк, заботилась об Олли и пыталась быть хоть чем-то полезной Андрасу, готовясь к моменту, когда они найдут решение.

Она попросила купить ей блокнот и убористым почерком начала писать письма, узнав, что некоторые почтовые службы забирают корреспонденцию прямо от двери, в случае если человек по каким-то причинам – инвалидность, болезнь – не может выходить из квартиры.

Она могла бы попросить Андраса отправлять письма, но не хотела злоупотреблять его и без того хмурым гостеприимством.

– Кому ты пишешь?

– Габриелу. – На ее губах заиграла легкая улыбка, которую она скрыла, прикусив ноготь большого пальца. – Мы дружим с начальной школы. Он изучает геологию и несколько месяцев назад уехал учиться по обмену за границу. Обещал, что вернется до лета. – Она оторвала ручку от бумаги, и ее взгляд смягчился, в нем промелькнула нежность. – Знаешь, в детстве я была очень застенчивой. Стеснялась, что расту в богатой семье, я даже чувствовала себя виноватой. Габриел был первым, с кем я подружилась.

– И как давно ты в него влюблена?

Коралин закатила глаза. Пальцы дрогнули, и на бумаге появилась кривая черточка.

– Я в него не влюблена, – пробормотала она, разглаживая лист. – Просто я к нему очень привязана. Мы знаем друг друга с детства, вместе ходили на школьные танцы как друзья.

– Ну да, конечно.

Коралин нахмурилась, слегка скривив губы. Затем отложила ручку и поставила локти на стол.

– А ты?

– Что я?

– Ты влюблен?

Ему, обычно острому как бритва, наверняка пришлось сдержать себя, чтобы не расхохотаться ей в лицо. Действительно, что за глупый вопрос? Как она могла заподозрить его в таком нежном чувстве, как любовь, которая ничего не требует взамен и оставляет плавные изгибы даже там, где есть только острые углы? Андрас смотрел на нее ироничным взглядом и сейчас казался ей гораздо более привлекательным, чем его красивый и опасный отец.

– Это и с тобой случится.

– Я никогда никого не любил, – сказал он с язвительной насмешкой, которая только огорчила Коралин. Он этим даже гордился? Чувствовал себя в безопасности?

– Но ты же пытался любить своего отца.

Ухмылка сошла с лица Андраса. Он повернулся и посмотрел на нее с такой злостью, что ей стоило больших усилий не отвести глаза.

– Ничего, кроме презрения, я к нему никогда не испытывал, – процедил он сквозь зубы.

– Ошибаешься, – сказала она ему голосом, который он никогда не забудет, – кроме этого было еще много всего. Мы особенно сильно презираем то, что нам не позволено любить.

Он узнал, что ее мать, Беренис, больна.

Коралин рассказала ему об этом однажды вечером на кухне, когда за окном шел дождь.

Беренис была болезненной, хрупкой и в общем-то несчастной женщиной с расстроенной душой. Большую часть времени она проводила в огромной, окутанной полумраком комнате наедине с тревожными мыслями. В хорошие дни она снимала неизменный шелковый халат, надевала легкое платье и шляпу с цветком и покидала парчовую спальню, выходя в сад, где любила возиться с многочисленными кустами камелий. Ей помогали слуги и садовники. Глядя на нее в такие моменты, Коралин вспоминала счастливое прошлое.

Несмотря на то что Беренис замкнулась в себе, несмотря на то что их отношения уже не были такими, как раньше, Коралин мучила мысль, что она оставила мать одну. Андрас часто видел, как она смотрела на небо за окном, завороженная его пустотой, как вглядывалась в крошечные точки деревьев и домов на горизонте, будто бы мысленно возвращалась в особняк.

– Скоро День благодарения, – сказала она однажды вечером, смахивая ресничку со щеки девочки. Только что накормленная, та лежала у нее руках и, казалось, снова собиралась заснуть.

Коралин была неопытной в обращении с детьми, тем более с такими маленькими, поэтому часто паниковала и даже плакала, но она была милой.

– Вы праздновали его в семье?

– Я ушел из дома еще подростком.

– Если честно, я никогда не понимала эти «семейные торжества». Их устраивают ради показухи, чтобы продемонстрировать друг другу взаимную любовь… Это так глупо. Праздники всегда вызывали во мне грусть. Не нужно придумывать какой-то особенный день, чтобы быть вместе.

В отношении к праздникам они совпадали.

Она стояла перед ним в необъятном свитере, и он смотрел на ее тонкое лицо с нежными, как у лани, глазами. Такого зеленого цвета могла быть надежда. Наверное, у жизни были другие оттенки, и он увидел бы их, если бы не смотрел на мир через черно-серый фильтр, как привык.

Она была красивая. Тонкая шея, длинные пальцы… Возможно, если бы он рос рядом с влиятельным отцом, окончил престижный колледж, вращался в определенных кругах – в общем, если бы все шло по накатанной колее, в конце концов он женился бы на ком-то вроде нее – на девушке из хорошей семьи, похожей на голубку и пахнущей как весенний сад.