Стихия страха

Во-первых, надо разобраться с воягом. Я написала письмо помчику Овьедо, в котором в обтекаемых выражениях просила его порекомендовать меня воягу для решения щекотливого вопроса с господином инквизитором. В конце концов, это должно сработать. Ведь обратиться ко мне дешевле, чем в Гильдию убийц. Дальше надо было найти колдуна и обезопасить свою собственность. Связаны ли пожары и смерть профессора Грано? Очень разные эмоции - в пожарах нечеловеческая злоба, запредельная какая-то, а в псине - самый обычный страх, многократно усиленный безумным разумом. Надо будет узнать у госпожи Грано, боялся ли ее брат собак. Но с другой стороны, я слабо верила в то, что в городе могли одновременно появиться два колдуна. Профессор Камилли определенно врал про своего воспитанника, но отвечал вполне честно про книгу и самого профессора Грано. Еще поведение Луки было странным. Его взгляд свидетельствовал, как минимум, про то, что объявлять его вылечившимся было преждевременно. И профессор прекрасно знал об этом. Я стала размышлять, прикидывать варианты и сама не заметила, как уснула.

И была разбужена странным лаем. Я подняла голову со стола, растерла щеку, взглянула на часы и подхватилась. Было позднее утро, я проспала все на свете. Застыв на лестнице и вцепившись в перила, я с изумлением созерцала бардак в своей гостиной. Казалась, Тень притащила в дом всех погорельцев и теперь устраивала грязных потерянных детей на диване и стульях. Странно, но они не шумели, жались друг к дружке, испуганные и притихшие. Посреди комнаты стоял мрачный инквизитор, держа на руках маленькую девочку, которая и была источником шума, что меня разбудил. Она заходилась в лающем надрывном кашле, поразительном для такого тщедушного тельца.

– Какого демона здесь происходит?
– спросонья голос хрипел, и я откашлялась.
– Тень?

– Госпожа, пожалуйста, - вылезла вперед Пиона, держа на руках трехлетнего спящего мальчугана, уткнувшегося ей носом в плечо.
– Им некуда идти. Приют сгорел... А у нас...

– Что у нас?
– я обвела взглядом эту пеструю толпу, и мне стало дурно.
– Мой дом - не богадельня! Так что убирайтесь отсюда.

– Им действительно некуда идти, - голос инквизитора был надтреснутым и глухим, он смотрел в пустоту.
– Многие дети больны и ослаблены, им нельзя оставаться на улице.

– Мне нет до этого дела. В городе наверняка еще есть приюты или монастыри, в конце концов! Вон отсюда!
– я развернулась уходить.

Но инквизитор отдал девочку Тени и взлетел по лестнице, перехватив меня уже у кабинета.

– Давайте поговорим, - попросил он, распахивая передо мной дверь.

– Нам не о чем говорить.

– Прошу вас, - и меня опять неприятно кольнула пустота в его голосе.

Кысей остался стоять посреди кабинета, застыв изваянием, я же уселась в кресло, понимая, что распухшую ногу надо поберечь.

– Нам не о чем говорить, - повторила я, разглядывая его. Выглядел он паршиво.

– Я прошу вас...
– слова давались ему с трудом, словно он выдавливал их.
– Другие приюты не могут их принять, пока не могут. Пожалуйста, они ведь просто дети, которые ... которым нужна помощь.

– Я не потерплю в доме чужих!..

– Вы же не можете быть настолько бесчувственной, - Кысей опустил голову и говорил очень тихо.
– Вы не представляете себе, что значит жить в приюте. Каким бы хорошим он ни был, участь сироты незавидна и полна страданий. Иногда мне кажется, что... Одной из девочек совсем плохо, у нее воспаление легких. Если сейчас не обеспечить ей уход, то она... она умрет. Если дело во мне, то я... Я признаю, что ошибался. Я прошу вашей помощи. Я не могу допустить, чтобы они еще больше страдали из-за меня...

Я встала и подошла к нему, остановившись напротив. От его прожженной мантии воняло едкой гарью и потом. Мне хотелось его ударить.

– Господин инквизитор, посмотрите на меня, - я дождалась, пока он поднимет на меня глаза, и продолжила.
– Как думаете, сколько в мире людей?

Кысей не ожидал вопроса и растерялся.

– А сколько детей? Вы не поверите, но если задуматься, то каждый час где-нибудь гибнет ребенок. От пожара, от рук пьяницы-отца, от голода, от болезней, на рудниках, в подворотнях и канавах, кого-то убивают, кого-то калечат, кого-то насилуют, а кто-то просто сходит с ума. И что же теперь? Мне интересно, как вы собираетесь не допустить, чтобы они страдали?

Инквизитор упрямо покачал головой, но я не дала ему ответить:

– Цены на мои услуги я озвучила вам ранее. Но свой дом в бардак я превращать не позволю.

– Зачем? Зачем вам это?
– он смотрела на меня с отчаянием и злостью.
– Для вас я - просто прихоть, каприз, ведь вы же добиваетесь меня из чистого упрямства. Данные мною обеты... Они не просто слова, я не смогу... если их нарушу, не смогу больше оставаться в сане и буду вынужден уйти. Вы этого хотите? Зачем вы так упрямо ломаете мне жизнь? Вера - единственное, что у меня есть. Без нее я...

– Без нее вам будет лучше!
– огрызнулась я, неожиданно уязвленная.

– Так же, как лучше Тени, которая вместо того, чтобы писать добрые светлые картины, рисует ваши кошмары? А ведь у нее настоящий талант художника...
– горький упрек в его голосе был неприятен.
– Или Мартену тоже лучше похоронить свой талант механика в пекарне? Вы хоть видели его стрекозу? Она ведь действительно летает. Ему в Академию надо поступать, а не...

– Заткнитесь!

– ... А не на кухне работать. Но вам ведь виднее, правда? Господи, да вы же разрушаете все, к чему прикасаетесь!
– Кысей отшатнулся от меня.
– Вы хоть о брате подумайте. Ведь ему...

– Не смейте!
– я замахнулась на него, но он с легкостью перехватил мою руку.
– Не смейте даже упоминать Антона! Вы ничего не знаете! Пустите!

– Своим эгоистичным отказом обратиться за помощью к душеведам вы обрекаете его на жизнь в постоянном страхе. Страхе за вас. Страхе того, что однажды вы сойдете с ума окончательно и превратитесь в колдунью. Но вам все равно!

– Хватит!
– прошипела я.
– Убирайтесь отсюда. И своих оборванцев забирайте!

Я попыталась вытолкать его из кабинета, но Кысей не шевельнулся. Я лишь запачкалась в саже с его мантии.

– Вы оглохли? Катитесь отсюда со своей клятой верой!

– Я не знаю, как буду жить без служения Единому, но... я точно не смогу жить с мыслью, что не спас сирот, что не смог предотвратить новые жертвы, так что...
– он поднял взгляд, и я похолодела от знакомого стынущего пепла пустоты.
– Вы поможете поймать колдуна и... и дадите временный приют детям. А я соглашусь на...

Не раздумывая, я прикрыла ему рот ладонью, не давая произнести слова, после которых уже не смогу все переиграть. Мне не нужна эта пустая оболочка без эмоций, послушная красивая кукла, в которую он превратится. Я хочу его чувства, те самые, что недоступны мне, пусть даже это будет отвращение, стыд, гнев, злость или что-то другое. Но только не пустое равнодушие. Еще сделалось очень больно от мысли, насколько сейчас я была похожа на колдуна... Кожу неприятно кольнула щетина на подбородке Кысея, и я торопливо заговорила, боясь передумать и не удержаться от соблазна.

– Конечно, вы согласитесь на мои условия. Слушайте их внимательно, - он попытался отвести мою руку и сказать что-то, но я встряхнула его за плечо.
– Не перебивайте. Во-первых, вы никогда, слышите? никогда больше не посмеете явиться ко мне небритым, - я проигнорировала удивленно поднятые брови.
– Во-вторых, вы отмените решение совета об открытии лечебницы рядом с моими землями. И в-третьих, вы немедленно прекращаете свои глупости с обвинением вояга и закрываете дело с опиумом на складе. И слушаетесь меня беспрекословно, никакого самоуправства!