Так ночью бабочка стучит в стекло —Настойчиво и без разумной цели,Так в штиль волны пологое крылоПередвигает гальку еле-еле.Так, всхлипнув, радужные пузыриВсплывают на поверхности болота,Так на пороге утренней зариСтучат шаги или скрипят ворота.И чуть шурша, и будто сам собойСлетает лист, как желтый призрак звука…Должно быть, я вот так же в мир чужойСтучусь чуть уловимой тенью стука.[1949]
62
«Так ночью бабочка стучит в стекло…» — А, 1978, № 7.
душа от тела отстранится,Она еще огромных сорок днейНикак не может перейти границыЕе трудами вспаханных полей.Еще шуршащие овсы не сжаты,Еще ржаная дышит полоса,Еще на фоне желтого заката,Как привидения, плывут леса…А между тем, сквозь воск пустого тела,Как дым пожара из щелей жилья,Струится тлен, и прах окостенелыйЖивет, — уже чужую жизнь тая.Ей невдомек — бездомной невидимке —Участнице работ, что кончен труд,Что нет за нею больше недоимки,Что без нее посеют и сожнут.И сорок дней, огромных и бесстрастных,Широких, как ворота в мир иной,Ей суждено дышать простором ясным,Всей невозвратной прелестью земной.1950
63
«Когда душа от тела отстранится…» — HP.
«Где я кончаюсь? Там, куда рукой…»
Где я кончаюсь? Там, куда рукойМогу достать, хотя бы с напряженьем?А как же мир, рожденный надо мнойИ подо мной — моим воображеньем?Иной звезды как будто вовсе нет:Я выдумал ее, но призрак этотЖивее тех, чей темный полусветНе назовешь огнем, ни даже светом.Что ж из того, что каждый палец мойЗаканчивает розоватый ноготь, —Ведь я могу сквозь тесный мир земнойИ вовсе неземное тоже трогать.Не трудно спичкою зажечь свечу,Я справиться могу с недомоганьем,И в силах я, когда я захочу,Любую вещь обрадовать дыханьем,Одушевить ее, и вот, — спеша,По-своему, по-птичьи защебечетИ мне ответит — вещая душаНа русский звук моей тяжелой речи.
ВОСЬМИСТИШИЯ
«Ты видишь — небо расцвело…»
Ты видишь — небо расцвело,Бежит за окнами дорога,Но вот ложится понемногуТвое дыханье на стекло.Вот так невольные мечтыВсю ясность жизни затуманят,И мир земной тебя обманет,Едва его коснешься ты.
«Как ящерица дышит тяжело…»
Как ящерица дышит тяжело,Мучительно меж пальцами моими,Но судорогой тело мне свело,И руки сделались чужими.Оставь и не зови теперь меня:Тебе, земной, я больше не отвечу —Не знаю, как, но превратился яВ того, кто вышел мне навстречу.
«Бывает так — чуть слышно скрипнет дверь…»
Бывает так — чуть слышно скрипнет дверь,Связующая нитка оборветсяМеж тем, что было прежде и теперь, —И вот пойдет, завертится, начнется,Все полетит в тартарары, к чертям.Вскочил, бежишь, охвачен дрожью мелкой,Спеша, рывком откроешь дверь, а тамСтоловая — и на столе — тарелки.
«Просеивает ночь в незримом сите звуки…»
Просеивает ночь в незримом сите звуки,И на землю летит уже не шум, а пыль, —Но взвизгнет шинами автомобиль,Иль поезд закричит на дальнем виадуке,И я почувствую сквозь полусон,Что мир земной, увы, уже совсем непрочен,Что он, как яблоко, где много червоточин,К высокой ветке еле прикреплен.
«Как крепко стул стоит на четырех ногах…»
Как крепко стул стоит на четырех ногах,А мне на двух стоять уже куда труднее.Трепещущим и мраморным крылом ПсихеяСверкает и дрожит и бьется впопыхах.Пыльца
осыпалась, и пестик набухает, —Ведь даже смертный сон лишь разновидность сна,Но как бы ни был прочен здешний мир, она,Душа моя, о том едва ль подозревает.
«Мудрее всех прекрасных слов…»
Мудрее всех прекрасных словПростое это слово — ожиданье:Ведь состоят из четырех слогов —Тобой еще не данное лобзанье,Строка, которая придет ко мнеИ будет лучшею моей строкою,Тот день, когда в смертельной тишинеЯ ту — большую — дверь открою.
Дождь ночью («Полна веселым шорохом дождинок…»)
Полна веселым шорохом дождинокТяжелым зноем пахнущая мгла.Спросонок, кажется, — со всех тычинокОна пыльцу и влагу намела,Она подбросила, как мяч, зарницу,Прогрохотала вдалеке, и вновьЛетит на запрокинутые лица,Как дождь, — с веселым шорохом — любовь!
Густая прядь скользнула вдоль щекиК твоим губам, запачканным черникой,Прозрачный луч вокруг твоей рукиОбвился золотою повиликой,Среди кувшинок, в заводи ручья,Купалось облако в воде по пояс.Нас было трое в мире — ты да я,Да облако, как ты и я, — живое.
«Я помню — неба синий водоем…»
Я помню — неба синий водоемИ фейерверк, и круглый треск хлопушек,На запрокинутом лице твоемКоричневые звездочки веснушек,Плакучий водопад ракетных слез,Миндальный запах тающего дыма, —Я все прекрасное с собой унес:Как хорошо, что жизнь неповторима!
64
«Густая прядь скользнула вдоль щеки…» — З, 1966, № 1.
«Сухая ветка слабо хрустнет под ногой…»
Сухая ветка слабо хрустнет под ногой,И снова, как вода, течет молчанье.Оно полно, полно тобой, одной тобой,Тобою, не пришедшей на свиданье.Что из того, что не было тебя и нет?Ты здесь, как бы ты ни была далече.Проверь — и ты в душе своей увидишь следНесостоявшейся, но бывшей встречи.
Речной паук, как будто на коньках,Скользит, легко касаясь влаги плотной,За ним летит вдоль заводи болотнойЛисток ольхи на желтых парусах.Полдневный зной совсем не говорлив,Но к вечеру от края и до края,Все ширясь в тростниках и нарастая,Звенит лягушечий речитатив.
66
«Речной паук, как будто на коньках…» — PV; HP: с посвящением «Мише».
Был вырезан ножом глубокий шрамНа темном серебре коры древесной:Твоей начальной буквы круг чудесный,Отчетливый — наперекор годам.По рытвинам коры остроконечнымБежит большеголовый муравей,Не зная в торопливости своейО том, что круг был создан бесконечным.