Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I

3. Старуха («Там, где спускается слепой пустырь…»)

Там, где спускается слепой пустырь В овраг, размытый зимними дождями, Запятнана во всю косую ширь Земля одноэтажными домами. По длинной улице понурый воз Расхлябанная кляча еле тянет. Забор и за забором кустик роз От духоты и пыльной скуки вянет. Лежит в углу железный, ржавый лом, Как первозданный хаос, непонятен, И кажется, что в небе голубом Не облака, а груда серых пятен. Внизу, в окне, за кружевным цветком Черней земли сидит, сидит старуха, А время пробирается ползком Вдоль по заборам, медленно и глухо. Напротив, через улицу, трактир. Хрипя, гнусавит голос граммофонный. Как для нее прекрасен этот мир — Таинственный, мечтательный, бездонный.

4. Бумажный змей («Рябой пустырь. Колдобины и ямы…»)

Рябой пустырь. Колдобины и ямы Покрыты рыжею щетиной трав, Продольные уродливые шрамы Давно зарубцевавшихся канав. По краю поля, вдоль стены завода, Облупленной, огромной и глухой, Суставы серого водопровода Лежат в кустах бетонною змеей. Пестреют острые курганы щебня, Чертополох сиреневый цветет, И облаков взъерошенные гребни Холодный ветер по небу несет. Мальчишка полон радостной тревоги: Вот-вот и полетел бумажный змей, По ветру распустив свой хвост убогий, Над черной паутиною ветвей. Его влечет неведомая сила, Далекая все ближе синева, Но к злой земле навеки прикрепила Бескрылый змей тугая бечева.

5. Перед работой («Фонарь погас под черным колпаком…»)

Фонарь погас под черным колпаком. Желтеет медленно восток нечистый. Как тени серых птиц, летя гуськом По улице — велосипедисты. Два страшных битюга по мостовой Едва ползут, как рыжие драконы, И поднимают грохот жестяной Тяжелые молочные бидоны. На темном перекрестке, на углу, Кафе скрипит податливою дверью, И, точно в рай, в прокуренную мглу Спешит войти продрогший подмастерье. За цинковою стойкой половой Перетирает грязные стаканы, И в зале крепко спит бильярд большой, Как саркофаг угрюмо-бездыханный. Но вот уже как бы из недр земли Гудит завод, и страшен голос темный, И, точно серый зверь, встает в пыли Рабочий день, лохматый и огромный.

6. Воскресный день («С утра все тот же деревянный стук…»)

С утра все тот же деревянный стук По выбоинам каменной панели. Как стая мух, за звуком липнет звук На клейкий лист заспавшейся постели. О, как однообразны башмаки Как злы и одинаковы походки, — Еще, еще — и вот стучат виски Отчетливо, настойчиво и четко. Вдали, вздохнув, тяжелый грузовик Загрохотал расхлябанным мотором, И непонятный дребезжащий блик Скользнул уныло по линялым шторам. За окнами холодный месяц март Стучит по улице дождем угрюмым, — Как будто старую колоду карт, Мой слух перетасовывает шумы. Во мгле, стальную надрывая грудь, Протяжно взвизгнул паровоз усталый: О, как тяжел его железный путь, Как скучен путь по бесконечным шпалам!

7. После работы («Не кровь — свинец в моем усталом теле…»)

Не кровь — свинец в моем усталом теле По тесным жилам медленно течет. Не ночь, а боль меня к моей постели, К небытию — настойчиво зовет. Вот навзничь, так, крестом раскинув руки. Темнеет день в прищуренном окне, И гонит ветерок ночные звуки Сквозь створки окон на кровать ко мне. За черным силуэтом богадельни, На западе, в жестоких складках туч, Горит последний, слабый и бесцельный, Как я, уставший от работы луч. Внизу, в бистро, старик считает сдачу — О, если бы еще он выпить мог! — И смотрит искоса, как тащит кляча С погоста — злую тень поджарых дрог. За этот день, за фабрику, усталость, За старика, за черную зарю, За то, что мне еще доступна жалость, За жизнь, Тебя, Господь, благодарю. [1940]

ВАРЬЯЦИИ (1–7)

1. «Одета инеем и синим льдом…»

Где стол был яств — там гроб стоит.

Г. Державин

Одета инеем и синим льдом Казанского собора колоннада. Прикинулась гранитным пауком Безглазая и жадная громада. За Волгою гуляет Пугачев, И белые дворянские усадьбы Среди пунцовых тающих снегов В ночи справляют огненные свадьбы. На берегу Невы, в дворцовой мгле Томятся свечи, слуги и мундиры. «Где стол был яств» — и вот уж на столе Лежит безмолвный председатель пира. «Где стол был яств» — слова, слова, слова. В ночи скрежещет дверь на петлях ржавых, И желтая, как воск, растет трава В обледенелом капище державы. Протяжно воет колокола медь. Друг с другом круглые враждуют звуки. Немыслимо дыханием согреть Мертвеющие старческие руки. Паросский мрамор замертво лежит На глинистой земле глухого парка. Кто Делию воздушную лишит Прекрасного и светлого подарка?

2. «Над стогнами ночного града…»

…Но лишь божественный глагол…

А. Пушкин

Над стогнами ночного града, В великолепной тишине, Сияет лунная прохлада И звезды блещут в вышине. Беззвучно лапу поднимает На пьедестале призрак льва. Ковром серебряным мерцает Самодержавная Нева. Стихов прозрачных бормотанье. И пахнет миртами гранит. Уже на первое свиданье К поэту Делия спешит. И вдруг божественный глагол, Торжественный и величавый, Луной посеребренный дол Обжег невыносимой славой. Пророческая ночь гремит, Крылами ангелов трепещет, И голос Пушкина звучит Во тьме таинственной и вещей.

3. «Вы сохранили, мудрые дубы…»

Да кряж другой мне будет плодоносен! И вот ему несет рука моя Зародыши дубов, елей и сосен.

Е. Баратынский

Вы сохранили, мудрые дубы, Его стихов необщий отпечаток, Дыхание высокой ворожбы И мыслей человеческих достаток. Когда горячий воздух знойно-тих И дремлет тень в аллеях синих парка, Ваш лист узорчатый, как жесткий стих, Сверкает и таинственно и ярко. И чем настойчивей осенний хлад Свершает предрассветные набеги, Тем звонче и торжественней горят Полуистлевшие слова элегий.

4. «Человек боится звуков…»

Из пламя и света Рожденное слово.

М. Лермонтов

Человек боится звуков, Музыки нездешних слов. Для него родная скука Слаще безотчетных снов. Он живет в своем жилище, Замыкая тесный круг, Охраняя плоский, нищий И понятный жизни стук. Но когда, как некий демон, Принесет ему поэт Бархатный огонь поэмы, В звуки воплощенный свет, Он тогда в летучем слове Сквозь земную дребедень Голубого неба ловит Ослепительную тень, Он бежит в ночные рощи, В бесконечные поля, Где, внимая звездам, ропщет Обреченная земля, Где плывут, страшась неволи, По холодным небесам Без страдания и боли — Неземные голоса.

5. «Как двойственны в душе моей…»

…О Ночь, Ночь, где твои покровы?

Ф. Тютчев

Как двойственны в душе моей Живой природы отраженья: Чем мрак неистовый страшней, Чем ночь и глубже и темней, — Тем бескорыстней озаренье. Когда же сквозь лучистый мир Взлетает в небо с восклицаньем Кудрявым мальчиком зефир — Стою беспомощен и сир Перед дневным очарованьем.

6. «Синий дым над твоими степями…»

Путь степной без конца, без исхода Степь да ветер, да ветер и вдруг…

А. Блок

Синий дым над твоими степями, Черный ветер свистит вдалеке, И полощет советское знамя Темно-красные крылья в реке. Ветер клонит плакучие ивы, Над пожарами пепел несет, Стережет безглагольные нивы — Точно чудище — мертвый завод. Заросли повиликой и мятой Проржавелые ребра стропил, И похожи стальные канаты На узлы перекрученных жил. И ползет — над степями, песками, Через гнезда пустых деревень, Точно синее, жидкое пламя, Облаков молчаливая тень. Лишь лохмотьями тело прикрыто, Но как только приложишь ладонь — Ты поймешь тот глубокий, сокрытый, Животворный и нежный огонь. Высоко — выше славы и счастья И бессмертней, чем небо и ад, Непорочной языческой страстью Лебединые трубы гремят.