Стихотворения и поэмы

Прислушалась родина к мудрым селянам. Сказал старый пахарь: «Мужайтесь! Пойдем Мы двое с любимцем народа гусаном И прежнего друга домой приведем!» И вот снаряжают, собравшись толпою, Гусана и пахаря в дальний поход. «Несите любовь и привет наш герою, Забыть он не может свой верный народ!» Отправились. Пахарь у самой границы Взял горстку земли и насыпал в кошель. Горячие кони помчались как птицы,— И вот показалась желанная цель. Уж поздний был вечер. С узорчатых сводов Струилось сияние паникадил. Охвачен тоскою, сидел полководец, За пиром товарищей мрачно следил. И, сбросив с плеча звонкозвучную лиру И взором окинув торжественный зал, Ударил гусан с вдохновенною силой И струн золотых языки развязал. Напевы старинные родины древней Журчали, как вешних ручьев разговор, Гусан вдохновенный запел задушевно О вечном величье сияющих гор, О зове орла на вершине утеса, О ярком смарагде волнистых хлебов, О скоке газелей по горным откосам, О мирных стадах на просторе лугов, О ржанье лихом на дорогах знакомых, На пыльных дорогах родной стороны, О золоте гроздьев, о пенистых жомах, О дымах над кровлями в час тишины, О девушках-розах, так любящих кротко, Его призывающих в горькой тоске, О славе воителя, — слишком короткой! — Сияющей солнцем, увы, вдалеке! И, с дрожью в руках, с омрачившимся духом, Со взором, вперенным в видения грез, Он песню впивал очарованным слухом, И вдаль уносился, а пенье лилось. Он слушал, и с думою дума боролась. Был родины скорбен и ласков язык, Он звал… И покойницы матери голос Немыслимой сладостью в сердце проник. И влажные веки отер он ладонью, — А старый крестьянин неспешной стопой К престолу подходит и молча, спокойно Кладет перед князем мешочек с землей. И, пристальный взор устремив, не мигая, На землю родную изгнанник глядит, — И с сердцем земля говорит дорогая, И сердце с землей дорогой говорит. И так упоительно, неодолимо И манит, и тянет родная земля, — Беседует с ним об отчизне любимой, Безоблачным детством мечту веселя, Земля, что его родила и вскормила, Где стали землею и мать и отец. Народа бессмертного, родины милой И предков — начало она и конец. И мнится, он слушать вовек не устанет Народа взывающий голос вдали. Как страстно влечет, как властительно манит Глубинная сила родимой земли! И руки простерлись, и благоговейно Он поднял кошель со слезами в очах И подлинно верил, что в это мгновенье Сокровище мира он держит в руках! Он плачет, и сердце набухло слезою, Склоняет могучую голову князь — И трижды подряд с беспредельной тоскою Родимую землю целует, склонясь. И на ноги встал. Огнегривого вскоре Подводят ему, — и, не помня о зле, С друзьями, с кем ведал и славу и горе, Он мчится к священной родимой земле. 1920

276. Сыновняя любовь Перевод Т. Спендиаровой

Мать вырастила четырех Любимых нежно сыновей. Один — ученый, в краткий срок Прославился в стране своей. Второй священный принял сан. В торговле третий преуспел — В делах размах, набит карман. Блуждал четвертый по земле, Нужду и горести терпел. В час смерти испросила мать У бога милости: узнать, Когда она глаза смежит,— Чем каждый сын ее почтит. Прочел ученый дифирамб, Монах молитву произнес, Купец пожертвовал на храм, Скиталец же, последний сын, Ей сердце скорбное принес. 25 июня 1926 Венеция

277. Меч Аттилы** Перевод А. Сендыка

1

Неистовый, яростный меч Давно, на рассвете времен, Огузами был погребен Под дубом в каспийской степи. Шли гунны орда за ордой, Копытами степь бороня, Но дедовским грозным мечом Не смог овладеть ни один. И только Аттила во сне Увидел могилу меча, — С корнями он вывернул дуб И меч отыскал в глубине. По темной каспийской волне Рассыпала молнии сталь, Когда обладатель меча На запад мечом указал. И Тибр, и Босфор, и Дунай, И Рейн потемнели, когда На Каспии мрачном вода Неведомым блеском зажглась. «О Запад, дрожи и молись! Под яростным вихрем моим Змея-Византия умрет, Погибнет неистовый Рим. Огню и мечу я предам И троны лукавых владык, И крепости, и города, И школы, и монастыри. Любой ваш закон — западня, Все ваши писания — ложь, Обычай на женский похож, А боги — корысть и грабеж. Склонятся пред грозным мечом Владыка, вельможа, монах… И волк прикаспийских степей Завоет у вас в городах. Повсюду, где ступит мой конь, Повсюду, где ляжет мой путь, Травинки и той не взрастит Растленная ваша земля!» —