Стихотворения и поэмы

38. МАТРОСЫ ПЕЛИ «ЯБЛОЧКО»

Всё было на отлете — и неба сизый войлок, Колода звезд рязанских и новые харчи. Матросы пели «Яблочко» и требовали «Ойру», Единственную пляску просвирен и дьячих. Веселые ребята справляли новоселье, Коль шесть морей прогрохали и не было утрат. Матросский город Гамбург сидел на карусели, На том меридиане, где ветер снова брат. На всех морях скрипели развернутые снасти, Большая непогода крутила головой, Матросы бедовали, раскрыв сегодня настежь Двойные рамы сердца в разгул береговой. В колоду звезд рязанских, рассыпанную чертом, Смотрели проходимцы, искатели нажив… Смеялись ради славы немецкие девчонки, Крупчаточные руки на горе положив… Откуда эта песня? (Ходил, ходил да выискал.) Огромную путину трясет под колесом. Назавтра снова море — зеленое, как вывеска, И вновь косоворотки опущены в рассол. Сегодня ж на отлете… И неба сизый войлок, И сутемки, и звезды, и новые харчи. Матросы пели «Яблочко» и требовали «Ойру», Единственную пляску просвирен и дьячих. 1930

39. СОТВОРЕНИЕ МИРА

1

Не первый и не последний по всем небесам снаряд, Мир сотворен в неделю — попы еще говорят. Бери сладковатую репу — она пятачок пучок. Так возглашает епископ, и так говорит дьячок. А я утверждаю пред всеми, уйдя от медвежьих троп, Что первым творением бога является первый поп. Земля представляла пустую, поломанную бадью, Но бог для поповой утехи дал ему попадью. И пятыми сутками умер. Пошла писать кутерьма, Поп закрутил рукою, и им создается тьма. А дальше идет кадило… (Земля моя, не тоскуй!) И самый священный возглас: «Исайя, ликуй!». И редька — первая овощь (а к редьке пришел укроп). На этом исчерпан список того, что придумал поп.

2

Всем святым блаженная кончина Полагается в больших летах. Время шло. Без видимой причины Вся земля качалась на китах. Всякий ставил сто свечей За Китов Китовичей. Каждый день нахохлен: Вдруг киты подохли? Поп — бревно, попадья — бревно. Земля, киты, вода. И жгут на костре Джордано Бруно, Который сказал: «Ерунда! Ерунда на плоскости, А мой рассказ — остер». Но поп застукал тросточкой — И запален костер. Бежит вода. Синеет даль. Погода даль мела. Эх, рыба кит! Эх, невидаль, Какие шли дела.

3

Мир не видывал такой погони, Лихорадки мачт и крепких рей. Мы другое время узаконим На просторах суши и морей. Ястребов слепят разрывы молний, Пригибает уши бедный лось. Ты — свидетель, солнце: В самый полдень Сотворенье мира началось. Тучи шастают по иноземным Странам. Ветры дожидаются вождя. Мы всплеснем руками, И на землю — Шквалы молний, грома и дождя. …Небо опрокинуто корытом, Смелый день восходит на Памир. Кончено, повенчано, покрыто. Люди перестраивают мир. 1930

40–41. ДВА РАЗГОВОРА С П. М. БЫКОВЫМ

1. РАЗГОВОР ЛИЧНЫЙ

…Четверо суток, не зная броду, Слово свое искал — упрям. С глазу на глаз, через пень колоду, Слово приходит к секретарям. Вы меня поставили (А может быть, Рохлин) Заводить трудсписки и прочую муру. Мухи, надо мной летая, дохнут, Ну и я когда-нибудь сяду и умру. (Пусть друзья проплачут гармоникой вятской, Песню распушите, чтоб была видна. Домовину сделайте из сосны оятской. Кумачу попроще — Республика бедна!) Мне б по деревенской улице прогрохать: Шаровары синие со змеей, Пестрая рубашечка — горохом, Черная фуражка — сатаной! Ну а здесь, как водится, закисну, На расчетных книжках в загуби оглох. Здесь я погибаю на трудсписках, Подзаборным жителем рву чертополох. Я тогда б, от всякой всячины отвыкнув, Как братенник, свистнул бы по морям. Чтоб звенела радуга И ругался Быков, Чтобы слово запросто шло к секретарям!

2. РАЗГОВОР ДРУГОГО ПОРЯДКА

Вы меня толкнули и сказали: «Вваливай!» Ясно, у запева — хвост трубой. Если не желаете больше разговаривать,— Песня выходит сама собой. Это, будьте ласковы, тонкая штучка, Здорово я втюрился — нечего вилять. Я вот заберу ее под ручку: Не хотите ль, тонная, погулять? …Нет, товарищ Быков, я — осмеян И хочу сказать вам без прикрас: Я без вас и шагу выступить не смею, Песня никуда не идет без вас. …Мать моя фартовая, Расея, Агромадина, проси Михаила или Алексея На престол всея Руси. Лешенька, топни ноженькой, Хиленький, топни ноженькой, Кованым новым ножиком Ударь да приударь, Чтобы видели, сударик, Как приходит государь! Это называется пшик, а не подкова (Хватит по запечью петь сверчком). Это революция Павла Милюкова Наших разговоров касается бочком. Вся страна застукала калеными орехами Я бросаю слово в крепкий гурт. Где они, Романовы? Приехали? Приехали Прямо из Тобольска в Екатеринбург. Вслед за ними тащатся фрейлины да няни — Ветер Революции, дуй веселей! На семи подводах разной дряни, Начиная с вороха старых дочерей. Тебя, как председателя, Как главу Совдепа, Всякий день запрашивали об одном: Что прикажешь делать с горевыми девками, С молодым последышем, С этим табуном? Короли живут зубасты И катаются на лихачах. Революция сказала: «Баста! Хватит проживаться на чужих харчах!» А они-то вертятся сатаной на блюдце. Молчок, Старичок! Скидывайте шапочки перед Революцией, Чтобы пуля видела мозжечок! Надо скинуть пиджачки, Расстегнуть пояса — Вот как, Во как! — Чтоб прибыть на небеса Раньше срока. В этакую бурю Ближе к делу — Там вас обуют, Там вас оденут. В этакую бурю, Друзья-доброхоты, С головами распроститься Им неохота. Не знаю, в какой несусветный Париж Тебя заведет тропа. Но ты, отвечая за всё, говоришь: «Советская власть скупа». Она (прославляемая навек С начала и до конца) Дала на одиннадцать человек Одиннадцать слез свинца. Она же (хватай это слово за гуж, Спроси у любых людей) Дала на одиннадцать мертвых душ Единственный фунт гвоздей. Я снимаю шапку, Я по-летнему Прохожу на самый дальний двор. Сумерки садились, Было ветрено. Тополь пел «Веселый разговор». 1930

42. ШЛИ НАД МОРЕМ БУРЕВЕСТНИКИ

Виссариону Саянову

1

Шли над морем буревестники Сизой радугой-дугой… Мы с тобой почти ровесники, Мой товарищ дорогой. На войну пойдем, Оба — песельники, Если в плен попадем Оба — висельники. Если ж я паду под Ломжей, Не скучай, брат, не скучай, Из травы зеленой — ромжи — Завари покрепче чай. И воюй один… Меж селами Песню новую сложи Про мою с тобой веселую, Одинаковую жизнь. Там в краю, в моем Приладожье, Синь озер, глухой песок, Да горит под лентой радужной То поляна, то лесок. Спят березовые рощи, Дальний выгон, дальний лов, Чайки кружатся, полощутся, И цветет болиголов. Ой, как жалко мне развязывать Старых дум тяжелый тюк. Девочки голубоглазые — Тю-тю! Расцветай, герань-цветок, Будем песни петь, браток, Оба — песельники, Оба — висельники.

2

Драгоценный мой, здорово! Дружба — врозь салазками… У тебя жена сурова, У меня — неласкова. Я к тебе стопы направил, И меня тоска грызет: Вдруг извозчик не доедет И трамвай не довезет? Дружба — докучна? Ой, как скучно. Может, в вечер голубой Дашь открытку-вестницу. Повстречаемся с тобой Где-нибудь на лестнице.

3

Горечь подлую носить бы, Виду не показывать. Ты выходишь, друг мой ситный, Песенки рассказывать. Песня стукнула в косяк, Новую — выпаси. Я и так, я и сяк — На-кося, Выкуси! Драгоценный мой, здорово, Как твое здоровие? У тебя жена сурова, У меня — суровее. Брошу песню за реку — Если дружба побоку. Полночь злая, рыжая. Ничего — Выживу. 1930

43. ОКТЯБРЬ

День вовсю раскрылся при пушечном раскате. Министры заседали, Стояли патрули. Мы сказали прямо: «Покняжили, и хватит!» По имени и отчеству прикладом провели. Мы взяли их за шиворот, За рукава с кистями. Ударницы у Зимнего разбрасывали крик. Мы запросто приехали Незваными гостями И дважды два ударили гранатой в половик. И развернули плечи, и не хватало времени Дать исповедь и отповедь скореженным дубам… И мы приноровились: От подбородка к темени, И прямиком по сердцу, И снова по зубам! Мы грохнули ударниц до чертиков потешных, Мы гнали кровь и воду до самой Костромы. И Смольный нас запрашивал. «По малости чешем!» — Отплевывая зубы, ответствовали мы. И щелкали обоймами. И кровь вертелась пряжей, Строчили пулеметами по перехватам рам. Мы делали проборы от головы до ляжек — Самым настоящим, отборным юнкерам! И всё это — начало развернутого спора, Хотя в такое время взгремело много слов, Хотя шестидюймовкой бабахнула «Аврора» По всем орлам и решкам, По чехарде ветров. Хотя кричали вслед нам: «Да что это?.. Да что вы?» И всюду шло железо рискованной зимы… Но мы уже летели На скорых И почтовых — Советскую республику приветствовали мы. 1930

44. ОЙ, КАКАЯ ЗВОНКАЯ ПОГОДА…

Николаю Брауну

Ой, какая звонкая погода Закрутила нас весьма! Двинь меня по ребрам! За полгода Я не написал тебе письма. Так лети, сердечная повестка! Мы теряем счет часам и дням, Наши муки творчества известны Нашим приснопамятным друзьям. Надо сделать всё, чтоб по оружью, Все свои невзгоды поборов, Пламенея сердцем, встала дружба, Совершенно честная, как кровь! Потому разматывайся снова, Дней моих суровая тесьма, На любовном отношенье к слову Во вторых строках сего письма. Надо кровь от сердца отозвать бы В голову, чтобы, гремя, Наше слово встало, как на свадьбе, Между нами верными — двумя. Говорю: Минуй ряды улыбок, Оторви глазищи от афиш. Между всяких утлых рыбок Плавает особенная фиш. А за ней виляют узкогрудьем И становят в сомкнутом строю Соловьи, дешевые как прутья, Нежную фамилию свою. Петь бы соловьям без перерыва, Но земля горит, и лес горит. Что же остается делать рыбам, Если человек заговорит? Вот природы моментальный снимок: Рыбам скучно. Соловей бескрыл. Утки крякают необъяснимо. Всё как есть, я ничего не скрыл. Но, разведчик дружбы осиянной, Я хочу, чтоб ты меня увез К молодым предгориям Саяна, К радугам больших и малых звезд. Чтобы за живое нас забрало От другой природы и людей. Я иду, и поднято забрало. Мы идем, и никаких гвоздей… 1930