Стихотворения и поэмы

51. СМЕРТЬ ПУЛЕМЕТЧИКА ЕВЛАМПИЯ БАЧУРИНА

Восемнадцатый год. Партизаны, обутые в чуни. Я хочу рассказать всем, прошедшим сквозь ветер атак, Как погиб пулеметчик Евлампий Бачурин, Наилучший товарищ. Не все умираем так. Восемнадцатый год. Буре всё Приуралье подобно. По дорогам свободно истошный раскинулся гик. Обстановочка ахова! В ней стихами орать неудобно. Начинаю рассказ, как Евлампий Бачурин погиб. Восемнадцатый год. Опускаются сабли с размаху. Ничего, кроме пуль. Остальное слывет пустяком. Партизанский Верхнеуральский отходит к Стерлитамаку. Лапти на плечи вскинув, партизаны идут босиком. Как уйти от беды, Откатиться от смерти повальной, Если белая гвардия рядом, Пулемет захлебнулся совсем? Но война есть война, А не третьеразрядная швальня. Непонятное дело Понятным становится всем. Пулеметчик заводит «Страданье», Верен глаз и наметан. Встань, зеленая пойма, На крови поднимайтесь, овсы… Пулеметчик — «Дунайские волны»! Работай, Бачурин, работай! Пулеметчик в ударе, И поротно пойдут мертвецы. В авангарде — походные кухни. И хотя этот путь безотраден, Но латунь ударяет в латунь в неразрывном строю. Так проходит колонна, Шаг печатая, как на параде, Мест не хватит у господа бога, Потесниться придется в раю. И пожалуй, чем эта, и нет ярче правды: Враг кидает резервы. И с новой волной — У Бачурина — тоже труба, По-матросски звучащая — амба! Сбит подносчик патронов — второй нумерной. Вот и всё. Дальше вот что, ребята: Подошла смерть вплотную, И ничто не спасет — Под живот пулемета подкладывается граната, Пулеметчик ложится на пулемет. Вот и всё! (Что, мне плакать прикажете, По большом человеке горюя? Валерьянки испробовать в меру? Носовик поднести к глазам? Что, мне плакать прикажете? Не такой был, о ком говорю я, Первый сокол из стаи соколят-партизан.) 1931

52. БОЙ ПОД БЕЛОРЕЦКОМ

Никаких вопросов, никаких загадок. Выше поднимайте червонный стяг! Просто и понятно: Наступают гады, Черные, что оспа, и вовсю свистят. Скачет сила вражья и от крови пухнет. Прямо к Белорецку придвинулась гроза. Дайте им чего-нибудь из нашей кухни, Кухни, от которой закрываются глаза! Ходим, как святые, в этих катакомбах. Далеко отброшен уральский плес… Сладкого гороха, под названьем «бомба», Дайте им такого — горячего до слез! Так и поступили. Винтовка нарезная, Гранаты, пулеметы, штыков острие. Били чем попало. «Господи, как знаешь, Но прими рабов твоих во царствие твое!» Все поднялись на ноги. Крепнет оборона. Солнце обмирало на дальних полях. Женщины в подолах носили патроны, Раненые к бою шли на костылях. Ветер наши ленточки на груди полощет, Знамя, словно сердце, бьется и горит. Две паршивых пушки вывели на площадь. «Как-нибудь управимся!» — Каширин говорит. Буря отпевала, ивы стоя слушали. Вылетели конники. Винтовка не впрок. Конники залязгали холодным оружием, И на острых шашках задымилась кровь. …Земля моя уральская, краса-ненагляда! Полынь, трава-горькуха, по твоим лугам. Похороны с музыкой по первому разряду Мы под Белорецком устроили врагам. 1931

53. ИЗМЕНА ЕНБОРИСОВА И КАЮКОВА

Ничего не поделать Наступают чехословаки. На Урале, как тучи знамена чужестранных полков. В это время измена. Будьте прокляты трижды, собаки! Будьте прокляты, псы — Енборисов и Каюков! В это самое время Мы зубами скрипели от злости, Расстреляли заложников. Разработали план отступления вновь. (Жаба вас родила На каком-нибудь старом погосте, Медноглазая жаба, у которой зеленая кровь! Эта жаба, изрытая оспой, Потаенному змею — сударка, Принесла вас хвалиться отцу — косолапых, нагих… Огнедышащий змей свет Горыныч, Обалдев от такого подарка, Проколол немигающий глаз свой, Чтоб не видеть таких! Так и выросла двойня.) Солнце вынеслось ярко. И тогда, всё и вся ненавидя, Оба черта встают, Партизан, поднимающих солнце, Златоустовских, Симских, Миньярских, Ради почести гиблой Белой гвардии продают. Так приходит измена — Смейся, черная, смейся! Мы стояли под Верхнеуральском… Чуть забрезжил рассвет — Каюков, Енборисов и другие красноармейцы Вылетают в разведку. Ничего необычного нет. Перекресток проселочной. Замолчали подковы. Енборисов сказал: «Возвратимся к тоскующим женам, матерям и отцам». …………………………………………… Пятьдесят ускакало галопом за Каюковым, Полтораста вернулись к своим И всё рассказали бойцам. Ночь прошла. Не до сна. Мы зубами скрипели от злости. Расстреляли заложников. Разработали план отступления вновь. (Жаба вас родила На каком-нибудь старом погосте, Медноглазая жаба, у которой зеленая кровь!) 1931

54. КУПАНЬЕ НА РЕКЕ СЕРГАНКЕ

Мы отступали, на всё надеясь, Ветер в разведке сидит в кустах. Суженый-ряженый — белогвардеец: Грудь, словно кладбище, вся в крестах! Урал невзлюбил нас, и мы его кинем На малое время. Идем налегке — Рубахи, портчонки кое-какие,— Так подошли мы к Серганке-реке. И тут началось знаменитое действо. Мы стали купаться — вместе, враз. (Сукины дети — белогвардейцы — Как будто устали преследовать нас.) Солнце, да речка, да, как забава, дело. Хорошо. Купаемся жарким днем. Белая сотня вдруг налетела. Ну и пошла чесать огнем. Эх, мать гулевая, судьба-цыганка! Нельзя ли поменьше подобных дней? Мы как сиганули из Серганки И — беспортошные — на коней. Выручайте, кони, черные гривы. Соловьем-разбойником день свистел. Стыд не прикрыт. Прямо херувимы С Киево-Печерских синих стен. Поднажали малость. В песнях славьте! Наши раны жгучие солнцем припекло. Снова пики в стремя, Ноги в лапти, На себя надели барахло. 1931

55. ПЕРВАЯ ПЕСНЯ ПАРТИЗАН

Тут — ложбина, там — овраг, Яма, ямка, ямочка, Справа — враг, и слева — враг. Эх, мама, мамочка! Дым такой, что угоришь, Он совсем затмил зарю. «Отступаем?» — говоришь. «Отступаем», — говорю. Хуже не было поры, Каждой пулей дорожим. «Драпанем до горы Иль в канаве полежим?» Черти белые на тракте, Пули скачут, как блины! Износились наши лапти И зеленые штаны. Сим-река. Здорово, Сим! Поливай, «максим»! Вот она, твоя ворона, Уподоблена орлу. Бей ее, твою ворону, По тяжелому крылу! Вот она сидит на вышке, Вон летает по лесам. Бейте все! Иначе — крышка! Нашим поднятым сердцам. Тут — ложбина, там — овраг, Яма, ямка, ямочка, Справа — враг, и слева — враг. Эх, мама, мамочка!.. 1931

56. ВТОРАЯ ПЕСНЯ ПАРТИЗАН

Обгорела неувяда, Богородская трава. Все места родные — рядом, Попрощаемся, братва. Впереди поклонов ладных (Защемит в груди сильней) Напоим водой отрадной Наших пламенных коней. Пусть остынут. От запала Береги коня всегда. Поклонились как попало Все полки тебе, вода. Поклонились под кустами Грудам огненной хвои, Всей земле с ее цветами… Шашки вымыли свои, Хлеба рыбам покрошили, И теперь на всё плевать… Ну, веди бойцов, Каширин, Умирать и убивать! 1931

57. ТРЕТЬЯ ПЕСНЯ ПАРТИЗАН

Шашки меркнули от крови, И гроза открыта нам. По недоле, по любови, По знакомым сторонам Кроем так, что не приснится, Кроем с перцем — будь здоров! Мертвой падает синица От таких прекрасных слов! Словно тень былой опеки Чудо-юдо рыба-кит, Белый гад на солнцепеке Развалился и шипит. Каждый бы (видали виды!) Смертный путь ему сказал. …Морем меряют обиды, Муки красных партизан. 1931

58. ЧЕТВЕРТАЯ ПЕСНЯ ПАРТИЗАН

Разметнулось наше лихо Вплоть до речки Чусовой. Нам ходить под этим лихом С невеселой головой. Прозвенела, увядая, Цвет-долина-сторона. Нас встречает молодая Невысокая луна. Остановимся, покурим, Стан раскинем у реки. Сосчитаем наши пули, Пулеметы и штыки. У дощатого настила Сосчитаем, что ли, брат, Сколько сабель нас крестило, Сколько сваталось гранат! Между делом невозбранно На привале этом вновь Перемоем наши раны, Скинем тягостную кровь. Так, врага встречая грудью, Воевали мы и шли По путям и перепутьям Самой радостной земли. 1931

59. ПЯТАЯ ПЕСНЯ ПАРТИЗАН

Мы спасались от погони. Ночь длинна. Луна бела. Вороные наши кони Перегрызли удила. Как идти, куда стучаться В горевой таежной мгле? Мы ходили смертным часом, Величайшим на земле. Застрадала, захворала Дольняя земля отцов. Жены Верхнего Урала Обряжали мертвецов. Камень рвали динамитом, Сосны клали без сучков. Закрывать глаза убитым Не хватало пятачков. И в тревоге распаленной, Только с ночью глаз на глаз, Нерушимые знамена Наклонялись в третий раз. И опять команда: «В стремя!» И война по всем краям… Женщины! Такое время Надо славить сыновьям. 1931

60–63. ПЕРЕЧЕНЬ ПРОФЕССИЙ

1. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПРОФЕССИЙ

Счастлив поэт. Поймал слова с поличным, Поставил в ряд и тем прославил день… Профессия влияет на обличье, На вкусы и характеры людей. По всем углам земли, косым и смежным, В ряду с другими тоже ей дано Огромное влиянье на одежду,— Она его упрочила давно. Имейте зоркий глаз, и станет лучше Отборных слов широкая река… Я узнаю тебя, веселый грузчик, По красному прибою кушака. Отсюда явственна стиха завязка: Кушак и грузчик — двойственный союз. Кушак — испытанная опояска, Ремень — жесток, когда проносишь груз. Другие век сидят под тополями И славословят звезды без конца. Рукопожатьем я определяю Тяжелую работу кузнеца. Слова, как жесть, краснеют от нагрева. Расплавлю их, чтобы увидел я И в темноте — насколько толще левой Десница опаленная твоя. …Умей любить, поэт, и ненавидеть, Умей вести сигнальные огни. Расспрашивай, когда глаза не видят, И стань немым, когда кричат они.

2. АВИАТОР

Ты прошел небеса и не видел ни рая, ни ада, Пил погибельный воздух и пустыню постиг. Высоко поднимался, делал мертвые петли и падал, Земноводный по сути, неприкаянный еретик. Разговорчивым будь. Перечисли названия станций, Реки лунных долин, перевалы, мосты. Расскажи мне про всё — ты, видавший протуберанцы И глаза плотоядной луны протяженьем в четыре версты! Я не знаю заоблачной сферы. Я просто Прочитал нерадивые книги и пошел на вожжах, — Я не знаю, поют иль кричат алконосты, Как трясутся планеты при заоблачных мятежах. Но земля — непреложна. Словно жилы — далекие тракты. Постоянен закон притяженья. И дорога твоя Обусловлена нынче никчемной повесткой от жакта, И письмом с иностранными штемпелями, И причудами бытия. Кто страдает от жажды? Кроты и, конечно, деревья. Крот прикован к земле, Неподвижны деревьев стволы. Ты, наверное, рвал на клочки Постоянно ощеренный гребнем Сноп тяжелой воды. Точно так поступают орлы. Называйте орлами — орлов! Ветры спят на распутьях, Над землею огромная туча не дрогнет. Утомительно ждем. И тогда налетают орлы, Разрывают ее на лоскутья, Туча громом царапает воздух, Ниспадая на землю дождем. Впереди всех времен — авиатор. Слово сделаю ладным, Пожелаю удачи. Ничтожную милость яви: Если год этой службы почитается за два, Сколько лет проживешь? Полтораста? Ну что же — Живи!