Стихотворения

УРНА {*}

Сраженного косой Сатурна, Кого средь воющих здесь рощ Печальная сокрыла урна Во мрачну, непробудну нощь? Кому на ней чудес картина Во мраморе изражена? Крылатый жезл, котурн, личина, Резец и с лирой кисть видна! Над кем сей мавзолей священный Вкруг отеняет кипарис, И лира гласы шлет плачевны? Кто: Меценат иль Медицис Тут орошается слезами? Чьи бледные лица черты Луной блистают меж ветвями? Кто зрится мне? — Шувалов, ты! Ах, ты! — могу ль тебя оставить Без благодарной песни я? Тебя ли мне, тебя ль не славить? Я твой питомец и — судья. О нет! — уж Муза возлетает Моя ко облакам златым, Вслед выспренних певцов дерзает Воспеть тебе надгробный гимн. Смерть мужа праведна прекрасна! Как умолкающий орган, Как луч последний солнца ясна Блистает, тонет в океан, — Подобно в неизмерны бездны, От мира тленного спеша, Летит сквозь мириады звездны Блаженная твоя душа. Или как странник, путь опасный Прошедший меж стремнин и гор, Змей слыша свист, львов рев ужасный Позадь себя во тьме и взор От зуб их отвратя, взбегает С весельем на высокий холм, От мира дух твой возлетает Так вечности в прекрасный дом. Коль тень и прообразованье Небесного сей дольний мир, С высот лазурных восклицанье Несладкое согласье лир Я слышу; вижу, душ блаженных Полки встречать тебя идут! В эфирных ризах, позлащенных, Торжественную песнь поют: Гряди к нам, новый неба житель! И, отрясая прах земной, Войди в нетленную обитель, И с высоты ее святой Воззри на дол твой смертный, слезный, На жизнь твою, и наконец За подвиги твои полезны Прими возмездия венец! Ты бедных был благотворитель, — И вечных насладися благ. Ты просвещенья был любитель, — И божества сияй в лучах. Ты поощрял петь славу россов, Ты чтил Петра, Елисавет, — Внимай, как звучно Ломоносов Здесь славу вечную поет! Поэзии бессмертно пенье На небесах и на земли; Тот будет гроб у всех в почтенье, Над коим лавры расцвели. Науки сеял благотворной Рукой и возращал, любя, — Свет от лампады благовонной Возблещет вечно чрез тебя. Планета ты, что с солнца мира Лучи бросала на других; Ты в славе не являл кумира, Ты видел смертных, слышал их. Картина ты, которой тени Не рама в золоте — хвала; Великолепие — для черни; Для благородных душ — дела. Но мрачен, темен сердца свиток, В нем скрыты наших чувств черты: Оселок честности — прибыток; На нем блистал, как злато, ты. Как полное мастик кадило, Горя, другим ты запах дал; Как полное лучей светило, Ты дарованья озарял. О! сколько юношей тобою Познания прияли свет! Какою пламенной струею Сей свет в потомство протечет! Над царедворцевой могилой, Над вождем молненосных гроз, Когда раздастся вздох унылой, Сверкнет здесь искра нежных слез. Стой, урна, вечно невредима, Шувалова являя вид! Будь лирами пиитов чтима, В тебе предстатель их сокрыт. Внуши, тверди его доброты Сей надписью вельможам в слух: «Он жил для всенародной льготы И покровительства наук». Ноябрь 1797

К ЛИРЕ {*}

Петь Румянцева сбирался, Петь Суворова хотел; Гром от лиры раздавался, И со струн огонь летел. Но завистливой судьбою Задунайский кончил век; А Рымникский скрылся тьмою, Как неславный человек. Что ж? Приятна ли им будет, Лира! днесь твоя хвала? Мир без нас не позабудет Их бессмертные дела. Так не надо звучных строев, Переладим струны вновь: Петь откажемся героев, А начнем мы петь любовь. Ноябрь 1797

НА ВОЗВРАЩЕНИЕ ГРАФА ЗУБОВА ИЗ ПЕРСИИ {*}

Цель нашей жизни — цель к покою: Проходим для того сей путь, Чтобы от мразу иль от зною Под кровом нощи отдохнуть. Здесь нам встречаются стремнины, Там терны, там ручьи в тени; Там мягкие луга, равнины, Там пасмурны, там ясны дни; Сей с холма в пропасть упадает, А тот взойти спешит на холм. Кого же разум почитает Из всех, идущих сим путем, По самой истине счастливым? Не тех ли, что, челом к звездам Превознесяся горделивым, Мечтают быть равны богам; Что в пурпуре и на престоле Превыше смертных восседят? Иль тех, что в хижине, в юдоле, Смиренно на соломе спят? Ах нет! не те и не другие Любимцы прямо суть небес, Которых мучат страхи злые, Прельщают сны приятных грез; Но тот блажен, кто не боится Фортуны потерять своей, За ней на высоту не мчится, Идет середнею стезей И след во всяком состояньи Цветами усыпает свой. Кто при конце своих ристаний Вдали зреть может за собой Аллею подвигов прекрасных; Дав совести своей отчет В минутах светлых и ненастных, С улыбкою часы те чтет, Как сам благими насладился, Как спас других от бед, от нужд, Как быть всем добрым торопился, Раскаянья и вздохов чужд. О юный вождь! сверша походы, Прошел ты с воинством Кавказ, Зрел ужасы, красы природы: Как, с ребр там страшных гор лиясь, Ревут в мрак бездн сердиты реки; Как с чел их с грохотом снега Падут, лежавши целы веки; Как серны, вниз склонив рога, Зрят в мгле спокойно под собою Рожденье молний и громов. Ты зрел, как ясною порою Там солнечны лучи, средь льдов, Средь вод, играя, отражаясь, Великолепный кажут вид; Как, в разноцветных рассеваясь Там брызгах, тонкий дождь горит; Как глыба там сизо-янтарна, Навесясь, смотрит в темный бор; А там заря злато-багряна Сквозь лес увеселяет взор. Ты видел, Каспий, протягаясь, Как в камышах, в песках лежит, Лицем веселым осклабляясь, Пловцов ко плаванью манит; И вдруг как, бурей рассердяся, Встает в упор ее крылам, То скачет в твердь, то в ад стремяся, Трезубцем бьет по кораблям; Столбом власы седые вьются, И глас его гремит в горах. Ты видел, как во тьме секутся С громами громы в облаках, Как бездны пламень извергают, Как в тучах роет огнь бразды, Как в воздухе пары сгорают, Как светят свеч в лесах ряды. Ты видел, как в степи средь зною Огромных змей стога кишат, Как блещут пестрой чешуёю И льют, шипя, друг в друга яд. Ты домы зрел царей, вселенну — Внизу, вверху, ты видел всё; Упадшу спицу, вознесенну, Вертяще мира колесо. Ты зрел — и как в вратах железных (О! вспомни ты о сем часе!) По духу войск, тобой веденных, По младости твоей, красе, По быстром персов покореньи В тебе я Александра чтил! О! вспомни, как в том восхищенья, Пророча, я тебя хвалил: Смотри, — я рек, — триумф минуту, А добродетель век живет. Сбылось! Игру днесь счастья люту, И как оно к тебе хребет Свой с грозным смехом повернуло, Ты видишь, — видишь, как мечты Сиянье вкруг тебя заснуло, Прошло, — остался только ты. Остался ты! — и та прекрасна Душа почтенна будет ввек, С которой ты внимал несчастна И был в вельможе человек. Который с сердцем откровенным Своих и чуждых принимал, Старейших вкруг себя надменным Воззрением не огорчал. Ты был что есть, — и не страшися Объятия друзей своих. Приди ты к ним! Иль уклонися Познать премудрость царств иных. Учиться никогда не поздно, Исправь поступки юных лет; То сердце прямо благородно, Что ищет над собой побед. Смотри, как в ясный день, как в буре Суворов тверд, велик всегда! Ступай за ним! — небес в лазуре Еще горит его звезда. Кто был на тысяще сраженьях Не победим, а победил, Нет нужды в блесках, украшеньях Тому, кто царство покорил! Умей лишь сделаться известным По добродетелям своим, И не тужи по снам прелестным, Мечтавшимся очам твоим: Они прошли и возвратятся; Пройти вновь могут, и прийти. Как страннику в пути встречаться Со многим должно, и идти, И на горах и под горами, Роскошничать и глад терпеть, — Бывает так со всеми нами, Премены рока долг наш зреть. Но кто был мужествен душою, Шел равнодушней сим путем, Тот ближе был к тому покою, К которому мы все идем. 1797

САФО {*}

Блажен, подобится богам С тобой сидящий в разговорах, Сладчайшим внемлющий устам, Улыбке нежной в страстных взорах! Увижу ль я сие — и вмиг Трепещет сердце, грудь теснится, Немеет речь в устах моих И молния по мне стремится. По слуху шум, по взорам мрак, По жилам хлад я ощущаю; Дрожу, бледнею — и, как злак Упадший, вяну, умираю. 1797

КУПИДОН {*}

Под Медведицей небесной, Средь ночныя темноты, Как на мир сей сон всеместный Сыпал маковы цветы; Как спокойно все уж спали Отягченные трудом, Слышу, в двери застучали Кто-то громко вдруг кольцом. «Кто, — спросил я, — в дверь стучится И тревожит сладкий сон?» — «Отвори, чего страшиться? — Отвечал мне Купидон. — Я ребенок, как-то сбился В ночь безлунную с пути, Весь дождем я замочился, Не найду, куда идти». Жаль его мне очень стало: Встал и высек я огня; Отворил лишь двери мало, Прыг дитя перед меня. В туле лук на нем и стрелы; Я к огню с ним поспешил, Тер руками руки мерзлы, Кудри влажные сушил. Он успел лишь обогреться, «Ну, посмотрим-ка, — сказал, — Хорошо ли лук мой гнется? Не испорчен ли чем стал?» Молвил, и стрелу мгновенно Острую в меня пустил, Ранил сердце мне смертельно И, смеяся, говорил: «Не тужи, мой лук годится, Тетива еще цела». С тех пор начал я крушиться, Как любви во мне стрела. 1797

ДАР {*}

«Вот, — сказал мне Аполлон, — Я даю тебе ту лиру, Коей нежный, звучный тон Может быть приятен миру. Пой вельможей и царей, Коль захочешь быть им нравен; Лирою чрез них ты сей Можешь быть богат и славен. Если ж пышность, сан, богатство Не по склонностям твоим, Пой любовь, покой, приятство: Будешь красотой любим». Взял я лиру и запел,— Струны правду зазвучали; Кто внимать мне захотел? Лишь красавицы внимали. Я доволен, света бог! Даром сим твоим небесным. Я богатым быть не мог, Но я мил женам прелестным. 1797

РАЗВАЛИНЫ {*}

Вот здесь, на острове Киприды, Великолепный храм стоял: Столпы, подзоры, пирамиды И купол золотом сиял. Вот здесь, дубами осененна, Резная дверь в него была, Зеленым свесом покровенна, Вовнутрь святилища вела. Вот здесь хранилися кумиры, Дымились жертвой алтари, Сбирались на молитву миры И били ей челом цари. Вот тут была уединенной Поутру каждый день с зарей, Писала, как владеть вселенной И как сердца пленить людей. Тут поставлялася трапеза, Круг юных дев и сонм жрецов; Богатство разливалось Креза, Сребро и злато средь столов. Тут арфы звучные гремели И повторял их хор певцов; Особо тут сирены пели И гласов сладостью, стихов Сердца и ум обворожали. Тут нектар из сосудов бил, Курильницы благоухали, Зной летний провевал зефир, А тут крылатые служили Полки прекрасных метких слуг И от богининой носили Руки амброзию вокруг. Она, тут сидя, обращалась И всех к себе влекла сердца; Восставши, тихо покланялась, Блистая щедростью лица. Здесь в полдень уходила в гроты, Покоилась прохлад в тени; А тут амуры и эроты Уединялись с ней одни; Тут был Эдем ее прелестный Наполнен меж купин цветов, Здесь тек под синий свод небесный В купальню скрытый шум ручьев; Здесь был театр, а тут качели, Тут азиатских домик нег; Тут на Парнасе музы пели, Тут звери жили для утех. Здесь в разны игры забавлялась, А тут прекрасных нимф с полком Под вечер красный собиралась В прогулку с легким посошком; Ходила по лугам, долинам, По мягкой мураве близ вод, По желтым среди роз тропинам; А тут, затея хоровод, Велела нимфам, купидонам Играть, плясать между собой По слышимым приятным тонам Вдали музыки роговой. Они, кружась, резвясь, летали, Шумели, говорили вздор; В зерцале вод себя казали, Всем тешили богинин взор. А тут, оставя хороводы, Верхом скакали на коньках; Иль в лодках, рассекая воды, В жемчужных плавали струях. Киприда тут средь мирт сидела, Смеялась, глядя на детей, На восклицающих смотрела Поднявших крылья лебедей; Иль на станицу сребробоких Ей милых сизых голубков; Или на пестрых, краснооких Ходящих рыб среди прудов; Иль на собачек, ей любимых, Хвосты несущих вверх кольцом, Друг другом с лаяньем гонимых, Мелькающих между леском. А здесь, исполнясь важна вида, На памятник своих побед Она смотрела: на Алкида, Как гидру палицей он бьет; Как прочие ее герои По манию ее очес В ужасные вступали бои И тьмы поделали чудес; Приступом грады тверды брали, Сжигали флоты средь морей, Престолы, царствы покоряли И в плен водили к ней царей. Здесь в внутренни она чертоги По лестнице отлогой шла, Куда гостить ходили боги И где она всегда стрегла Тот пояс, в небе ей истканный, На коем меж харит с ней жил Тот хитрый гений, изваянный, Который счастье ей дарил, Во всех ее делах успехи, Трофеи мира и войны, Здоровье, радости и смехи И легкие приятны сны. В сем тереме, Олимпу равном, Из яшм прозрачных, перлов гнезд, Художеством различным славном, Горели ночью тучи звезд, Красу богини умножали; И так средь сих блаженных мест Ее как солнце представляли. Но здесь ее уж ныне нет, Померк красот волшебных свет, Всё тьмой покрылось, запустело; Всё в прах упало, помертвело; От ужаса вся стынет кровь, — Лишь плачет сирая любовь. 1797

ЖЕЛАНИЕ {*}

К богам земным сближаться Ничуть я не ищу, И больше возвышаться Никак я не хощу. Души моей покою Желаю только я: Лишь будь всегда со мною Ты, Дашенька моя! 1797

ЛЮСИ {*}

О ты, Люсинька любезна! Не беги меня, мой свет, Что млада ты и прелестна, А я дурен, стар и сед. Взглянь на розы и лилеи, Лель из них венки плетет. Вкруг твоей приятен шеи Розовый и белый цвет. 1797

РОЖДЕНИЕ КРАСОТЫ {*}

Сотвори Зевес вселенну, Звал богов всех на обед. Вкруг нектара чашу пенну Разносил им Ганимед; Мед, амброзия блистала В их устах, по лицам огнь, Благовоний мгла летала, И Олимп был света полн; Раздавались песен хоры, И звучал весельем пир; Но незапно как-то взоры Опустил Зевес на мир; И, увидя царствы, грады, Что погибли от боев, Что богини мещут взгляды На беднейших пастухов, Распалился столько гневом, Что, курчавой головой Покачав, шатнул всем небом, Адом, морем и землей. Вмиг сокрылся блеск лазуря: Тьма с бровей, огонь с очес, Вихорь с риз его, и буря Восшумела от небес; Разразились всюду громы, Мрак во пламени горел, Яры волны будто холмы, Понт стремился и ревел; В растворенны бездн утробы Тартар искры извергал; В тучи Феб, как в черны гробы, Погруженный трепетал; И средь страшной сей тревоги Коль еще бы грянул гром, — Мир, Олимп, богов чертоги Повернулись бы вверх дном. Но Зевес вдруг умилился, Стало, знать, красавиц жаль; А как с ними не смирился, Новую тотчас создал: Ввил в власы пески златые, Пламя — в щеки и уста, Небо — в очи голубые, Пену — в грудь, и Красота Вмиг из волн морских родилась. А взглянула лишь она, Тотчас буря укротилась И настала тишина. Сизы, юные дельфины, Облелея табуном, На свои ее взяв спины, Мчали по пучине волн. Белы голуби станицей, Где откуда ни взялись, Под жемчужной колесницей С ней на воздух поднялись; И, летя под облаками, Вознесли на звездный холм; Зевс объял ее лучами С улыбнувшимся лицом. Боги молча удивлялись, На красу разинув рот, И согласно в том признались: Мир и брани — от красот. 1797

К ЖЕНЩИНАМ {*}

Зевес быкам дал роги, Копыты лошадям, Проворны зайцам ноги, Зубасты зевы львам, Способность плавать рыбам, Парение орлам, Бесстрашный дух мужчинам, — Но что ж он дал женам? Чем всё то заменит? Красой их наделяет: Огонь и меч, и щит Красавица сражает. 1797

СОЛОВЕЙ ВО СНЕ {*}

Я на холме спал высоком, Слышал глас твой, соловей, Даже в самом сне глубоком Внятен был душе моей: То звучал, то отдавался, То стенал, то усмехался В слухе издалече он; И в объятиях Калисты Песни, вздохи, клики, свисты Услаждали сладкий сон. Если по моей кончине, В скучном, бесконечном сне, Ах! не будут так, как ныне, Эти песни слышны мне; И веселья, и забавы, Плясок, ликов, звуков славы Не услышу больше я, — Стану ж жизнью наслаждаться, Чаще с милой целоваться, Слушать песни соловья. 1797