Стихотворения

ЦЕПОЧКА {*}

Послал я средь сего листочка Из мелких колец тонку нить, Искусная сия цепочка Удобна грудь твою покрыть. Позволь с нежнейшим дерзновеньем Обнять твою ей шею вкруг: Захочешь — будет украшеньем; Не хочешь — спрячь ее в сундук. Иной вить на тебя такую Наложит цепь, что — ах! — грузна. Обдумай мысль сию простую, Красавица! — и будь умна. Февраль 1807

ПЕРСЕЙ И АНДРОМЕДА {*}

Прикованна цепьми к утесистой скале, Огромной, каменной, досягшей тверди звездной, Нахмуренной над бездной, Средь яра рева волн, в нощи, во тьме, во мгле, Напасти Андромеда жертва, По ветру распустя власы, Трепещуща, бледна, чуть дышаща, полмертва, Лишенная красы, На небо тусклый взор вперя, ломая персты, Себе ждет скорой смерти; Лия потоки слез в рыдании стенет И тако вопиет:

Ах! кто спасет несчастну? Кто гибель отвратит? Прогонит смерть ужасну, Которая грозит? Чье мужество, чья сила, Чрез меч и крепкий лук, Покой мне возвратила И оживила б дух? Увы! мне нет помоги, Надежд, отрады нет; Прогневалися боги, Скрежеща рок идет. Чудовище... Ах! вскоре Сверкнет зубов коса. О, горе мне! о, горе! Избавьте, небеса! Но небеса к ее молению не склонны. На скачущи вокруг седые, шумны волны Змеями молнии летя из мрачных туч, Жгут воздух, пламенем горюч, И рдяным заревом понт синий обагряют. За громом громы ударяют, Освечивая в тьме бездонну ада дверь, Из коей дивий вол, иль преисподний зверь, Стальночешуйчатый, крылатый, Серпокохтистый, двурогатый, С наполненным зубов ножей, разверстым ртом, Стоящим на хребте щетинным тростником, С горящими, как угль, кровавыми глазами, От коих по водам огнь стелется струями, Между раздавшихся воспененных валов, Как остров между стен, меж синих льда бугров Восстал, плывет, на брег заносит лапы мшисты, Колеблет холм кремнистый Прикосновением одним. Прочь ропщущи бегут гнетомы волны им. Печальная страна Вокруг молчит, Из облаков луна Чуть-чуть глядит; Чуть дышат ветерки, Чуть слышен стон Царевниной тоски Сквозь смертный сон; Никто ей не дерзает Защитой быть: Чудовище зияет, Идет сглотить. Но внемлет плач и стон Зевес Везде без помощи несчастных. Вскрыл вежди он очес И всемогущий скиптр судеб всевластных Подъял. — И се герой С Олимпа на коне крылатом, Как быстро облако, блестяще златом, Летит на дол, на бой, Избавить страждущую деву; Уже не внемлет он его гортани реву, Ни свисту бурных крыл, ни зареву очей, Ни ужасу рогов, ни остроте кохтей, Ни жалу, издали смертельный яд точащу, Всё в трепет приводящу. Но, светлы звезды как чрез сине небо рея, Так стрелы быстрые, копье стремит на змея. Частая сеча меча Сильна, могуща плеча, Стали о плиты стуча, Ночью блеща, как свеча, Эхо за эхами мча, Гулы сугубят, звуча. Уж чувствует дракон, что сил его превыше Небесна воя мочь; Он становится будто тише И удаляется коварно прочь; Но, кольцами склубясь, вдруг с яростию злою, О бездны опершись изгибистым хвостом, До звезд восстав, как дуб, ветвистою главою, Он сердце раздробить рогатым адским лбом У витязя мечтает; Бросается — и вспять от молний упадает Священного меча, Чуть движа по земле свой труп, в крови влача. От воя зверя вкруг вздрогнули черны враны, Шумит их в дебрях крик: сокрыло море раны, Но чермна кровь его по пенным вод буграм Как рдяный блеск видна пожара по снегам. Вздохи и стоны царевны Сердца уж больше не жмут; Трубят тритоны, сирены, Музы и нимфы поют. Вольность поют Андромеды, Храбрость Персея гласят; Плеск их и звук про победы Холмы и долы твердят. Победа! победа! Жива Андромеда! Живи, о Персей, Век славой твоей! Не зрим ли образа в Европе Андромеды, Во россе бранный дух — Персея славны следы, В Губителе мы баснь живого Саламандра, Не насытима кровью? Во плоти божества могуща Александра? Полн милосердием, к отечеству любовью, Он рек: «Когда еще злодею попущу, Я царства моего пространна не сыщу, И честолюбию вселенной не достанет. Лети, орел! — да гром мой грянет!» Грянул меж Бельта заливов, Вислы и Шпреи брегов; Галлы средь жарких порывов Зрели, дух русских каков! Знайте, языки, страшна колосса: С нами бог, с нами; чтите все росса! Весело росс проливает Кровь за закон и царя; Страху в бою он не знает, К ним лишь любовью горя. Знайте, языки, страшна колосса: С нами бог, с нами; чтите все росса! Росс добродетель и славу Чтит лишь наградой своей; Труд и походы в забаву, Ищет побед иль смертей. Знайте, языки, страшна колосса: С нами бог, с нами; чтите все росса! Жизнь тех прославим полезну, Кто суть отчизны щитом: Слава монарху любезну! Слава тебе, Бенингсон! Знайте, языки, страшна колосса: С нами бог, с нами; чтите все росса! Повеся шлем на меч, им в землю водруженный, Пред воинства лицем хвалу творцу вселенной, Колено преклони с простертьем рук, воспел На месте брани вождь, — в России гром взгремел. Начало 1807

АТАМАНУ И ВОЙСКУ ДОНСКОМУ {*}

Платов! Европе уж известно, Что сил Донских ты страшный вождь. Врасплох, как бы колдун, всеместно Падешь, как снег ты с туч иль дождь. По черных воронов полету, По дыму, гулу, мхам, звездам, По рыску волчью видя мету, Подходишь к вражьим вдруг носам; И, зря на туск, на блеск червонца, По солнцу иль противу солнца Свой учреждаешь ертаул И тайный ставишь караул. В траве идешь — с травою равен; В лесу— и равен лес с главой; На конь вскокнешь — конь тих, не нравен, Но вихрем мчится под тобой. — По камню ль черну змеем черным Ползешь ты в ночь — и следу нет. — По влаге ль белой гусем белым Плывешь ты в день — лишь струйка след. — Орлом ли в мгле паришь сгущенной, Стрелу сечешь ей вслед пущенной И, брося петли округ шей, Фазанов удишь, как ершей. Разил ты Льва, Луне гнул роги, Ходил противу Солнца в бой; Медведей, тигров средь берлоги Могучей задушал рукой: Почто ж вепря щетиночерна, Залегшего в лесах средь блат, С клыков которого кровь, пена Течет — зловоние и яд, — От рыла взрыты вкруг могилы, От взоров пламенны светилы Край заревом покрыли весь, — Арканом не схватил поднесь? Что ж стал? Борза ль коня не стало? Возьми ковер свой самолет. Ружейного ль снаряду мало? Махни ширинкой, лес падет. Запаса ли не видишь хлебна? Гложи железны просфиры. Жупан ли, епанча ль потребна? Сам невидимкой всё бери. Сапог нет? Ступни самоходны Надень, перчатки самородны И дуй на огнь, на мраз, на глад: Российской силе нет преград. Бывало, ведь и в прежни годы Взлетала саранча на Русь, Многообразные уроды Грозили ей налогом уз. Был грех, от свар своих кряхтели, Теряли янством и главы; Но лишь на бога мы воззрели, От сна вспрянули, будто львы. Был враг чипчак, — и где чипчаки? Был недруг лях, — и где те ляхи? Был сей, был тот, — их нет; а Русь? Всяк знай, мотай себе на ус. Да как же это так случалось? Заботились, как днесь, цари; Премудро всё распоряжалось, Водили рать богатыри: При Святославиче Добрыня Убил дракона в облаках; Чернец Донского — исполина Татарского поверг во прах. Голицын, Шереметев, львовы Крушили зубы в дни Петровы; Побед Екатерины лавр: Чесма, Кагул, Крым, Рымник, Тавр. Неужто Альпы в мире шашка? Там молньи Павла видел галл; На кляче белая рубашка Не раз его в усы щелкал; Или теперь у Александра При войске нету молодца? С крестом на адска Саламандра Ужель не сыщется бойца? Внемли же моему ты гласу: Усердно помоляся спасу, В четыре стороны поклон, И из ножен булат ты вон! И с свистом звонким, молодецким Разбойника сбрось Соловья С дубов копьем вновь мурзавецким, И будь у нас второй Илья; И, заперши в железной клетке, Как желтоглазого сыча, Уранга, сфинкса на веревке Примчи, за плечьми второча. Иль двадцать молодцов отборных, Лицом, летами, ростом сходных, Пошли ты за себя за злым, — Двадцатый хоть: приедет с ним. Для лучшей храбрых душ поджоги Ты расскажи им русску быль; Что старики, быв в службе строги, Все невозможности чли в пыль: Сжигали грады воробьями, Ходили в лодках по земле, Топили вражий стан прудами, Имели пищу в киселе, Спускались в мрачны подземелья, Живот считали за безделья; К отчизне ревностью горя За веру мерли и царя. Однако ж, чтоб не быть и жертвой, Ты меч им кладенец отдай, Живой водой их спрысни, мертвой И горы злата обещай; Черкесенок, грузинок милых, У коих зарьные уста, Бровь черна, жил по телу синих Сквозь виден огнь и красота; А на грудях, как пух зыбучих, Лилей кусты и роз пахучих Манят к себе и старцев длань, — Ты, словом, всё сули им в дань. Я дочь свою и сам крестову, Красотку юную, во брак Отдам тому, кто грудь орлову На славный сей отважит шаг; Денисовым и Краснощеким, Орловым, Иловайским вслед, По безднам, по горам высоким В дом отчий лавр кто принесет, — Девицы, барыни донские, Вздев платья русские, златые, Введут его в крестов чертог И воспоют: велик наш бог! Под вечер, утром, на зарянке, Сей радостный услыша глас, Живя уединенным в Званке, Так-сяк взбреду я на Парнас И песню войску там Донскому, Тебе на гуслях пробренчу, Да белому царю, младому, В венце алмазы расцвечу. Пусть звук ужасных днешних боев Сподвижников его героев Мой повторяет холм и лес, И гул шумит, как гром небес! Май 1807

ЛУЧ {*}

Князь-Гром имел Умилу, Прекрасну, нежну дочь. Очей прелестных силу Кто зрел, тлел день и ночь. У этого ж князь-Грома Был щитоносец Луч. С геройством грудь знакома Не ужасалась туч; Ко князю он услужен, В опасностях с ним был, И князь ему тож дружен, Его за сына чтил. Сосед тогда княжною Пленился Ветер-хан, С влюбленною душою Простер ко браку длань. Нужна была князь-Грому Соседа Ветра мочь, Любовнику такому И обещал он дочь. Нельзя было тут силе Противиться никак: Пришло сказать Умиле, Хоть не по сердцу, — так! Души волненья страстной Не мог тут Луч сносить, За сердце он прекрасной Умилы хочет мстить. Но в рыцари как небом Он не был посвящен. Сражаться Ветра с ревом Природой не рожден. То чтоб отцу любезной Ничем не согрубить, Решился огнь свой нежный В туманах, в мраках скрыть. Май 1807