Стихотворения

III

Чернота проглотила солнце — Любила его, злорадствовала, ликовала, Закрывала ему глаза. Чернота захватила деревья — хоть и живые, Они возвышались во мраке Кладбищенскими статуями. Чернота захватила ручей — он бежал торопливо, Но весь чёрный, как кровь, Заключённая в сердце. Чернота захватила коньки крыш. Захватила дороги, холмы, Дно озёр, мошкару под листвой. Солнце засияло, чернота взорвалась словно шарик, И листья затрепетали, оказавшись В ужасном свете. Тени травинок глубоко впечатались В кожу Страшного суда Вселенной. Обычный рассвет. Он пробирался Под скрещенными копьями росы Под схваткой крови и цветов У Ворона расширились зрачки Как герб на изодранном знамени Как зрачок Адама Выдернутого рукой за волосы из глины.

Вороново перо

Там, где нет ничего Перо ворона кружится, падает Изморозь от солнца и хрупкие Галактические инкрустации Отбеливают его края Перо всё падает Вьются над ним ветра Порожденья космических спор Радуясь и размножаясь Перо ворона продолжает падать Горы торчат и горбятся Поднимают головы и глядят С высоты позвоночника А перо всё падает Реки высовываются из чешуи и Ползут к морю И дождь разошёлся А перо продолжает падать И пятицветный леопард Рушится с дерева над рекой Жаба откалывается от гальки Перо всё падает Носорог ломится из зарослей ежевики Бабочка крутится в вихре Мышь делает стойку, изумлённо глядя вокруг Перо падает и падает И люди обнимаются Лягушачьими лапками в домах И смотрят из окон на Пустоту, сквозь которую перо падает Волшебной палочкой Проглотившей своего волшебника.

Пир Ворона

В вычислительном центре Ворон Склевал у оператора глаза И вытащил кишки, а закусив Печёночкой, сказал: "Ну, я доволен. Теперь всё это мусор. Я доволен, Что это не заполонило мир. Всё, что не нужно Господу, — моё."

Гимн Ворона

Пламя трудится над солнцем солнце над землёй Луна трудится над морем море Трудится над луной и землёй Над морем и землёй трудится ветер Времена года трудятся над всею жизнью И солнце над всею жизнью Земля над всею жизнью А жизнь трудится над смертью Муравьиная царица трудится над яйцом Людоед трудится над собственной жизнью Комар трудится над собственной жизнью И жизнь трудится над жизнью с помощью мужчин и женщин Атомы трудятся над пламенем что трудится над солнцем Трудящимся над временами года и ветрами И морем и землёй Мужчинами и женщинами трудящимися над жизнью и смертью Листья трудящиеся над жизнью и смертью Гадюка трудящаяся над жизнью и смертью И муха и труды Свадебных колокольчиков и голодающий Трудящийся над жизнью и смертью Трудятся не больше чем звёзды Всё это части странного мотора Летящего сквозь космос с энергией всех солнц Громадное насекомое, спешащее на свадьбу

Счастливая глупость

Ворон услышал крик девицы — и тут как тут дракон. Подумал, не построить ли ракету и улететь — Но никакой надежды. А укреплённый замок? Темницу в башне? Нет, слишком поздно. Дракон повсюду, словно море в шторм, Да жалостно девица плачет. Ворон проковырял две дырочки в носу. И заиграл на этой флейте Да начал пританцовывать, постукивая в барабан. Дракон остолбенел — его всю жизнь Пленяла музыка. Расплылся он в улыбке И заплясал. В благоговейном ужасе, Глазам своим не веря, девица присоединилась к танцу. "Молю, не прекращай, — она шептала, — не прекращай". И трое танцевали — и Ворон не смел остановиться — Под скрипы флейты-клюва и барабанный бой. Как вдруг — о горе! — дыханье Ворона иссякло. Девица побледнела. Но зарыдал дракон. Он принялся лизать Ворону лапы, Он обслюнил ему все пальцы — "Ещё, ещё! — он требовал. — Будь моим богом!"

Карнавал

Ворон снова поднял голову И увидел свои кости в пустоте Увидел свои глаза в бумажной обложке Свои кишки в очешнике Шопегауэра Свою кровь разбрызганной По партитуре Бетховена Он увидел свои мозги расплющенными как кремовый торт Что Юнг швырнул во Фрейда Увидел свою кожу всё ещё повязанной на кресте На самом деле было ещё хуже были ещё детали Лишь его рвота в траве Лежала невинной на росистом рассвете Где двери кренились во все стороны могильными плитами Он извивался он хлестал себя чтобы высвободиться — Хлыст гадюки из шипящего куста Даже не змея а последыш змеи Призрак змеи кричащий призраком крика Оттиснутая калька планарии Слепая в сиянии чёрная в черноте Пока ветер мёл дубовые листья и сверкали мрачные озёра.

Ворон пробуждается

Я взорвался бомбой-облаком, тупоголовый, мои громадные пальцы Ощупывали поля, словно тени. Я стал тише воды, застыл в комьях почвы. Я стал меньше. Глаза мои упали с головы моей в атом. Моя правая нога стояла в комнате и лаяла на меня. Я попытался заткнуть её чёртов рот полотенцем, Но она убежала. Я гнался за ней Очень долго — и угодил в коварную ловушку, Где приманкой служили человечьи кишки. Камень пробарабанил, глаз глянул на меня из кошачьего зада. Я плыл вверх по течению, очищаясь в ледяной воде. Потом устал и перевернулся. Уснул. Проснувшись, я услышал голоса, множество голосов. Это кости мои болтали друг с другом На отметке прилива, зарывшись в гальку, разбросаны меж ракушек И перьев чаек. И грудина кричала: "Я породила миллион и миллион убила: Я была леопардом". — "Нет, нет, нет, нет, Мы были дивной женщиной", — визжало ребро. "А мы были свиньями, в нас вселились бесы, нас разрубил топор", — Кричал таз. А кости ног И кости рук сражались: "Мы были аллигаторами, Тащили вниз красоток и не отпускали". "Мы были подъяремными волами", — "Я был хирургом", — "Мы были сгустком эктоплазмы, что задушил монахиню, А позже пролежали годы в сапожной мастерской". Зубы пели, позвоночник скрипел Что-то неразборчивое. Я попытался смыться — Проснулся и побежал. Я попытался проснуться и побежать, Но они меня заметили. "Это он, снова он. Держи его!" Они с воем помчались за мной, я бежал. Ледяная рука схватила меня за волосы, Оторвала меня от ног моих и вознесла высоко Над всей землёй на пылающую звезду По имени

Кости

Кости — бешеный пони. Лунно-белый — звёздно-безумный. Скелет да череп. Бьёт копыто. Спящий просыпается с криком. Кто вломился? Кто взобрался на него и вернулся Или сдержал его? Он вздымается под ними — змеящийся горб хлыста. Уходят герой за героем — Сурово скачут всё дальше, Волосы дыбом. Пони смеётся, чуя битву — их крики летят обратно. Кто проживёт за него жизнь? Любая попытка его удержать, развернуть отлетает от пони Как сгнившая сбруя. Возвращаются разбитые лица, возвращаются часы да кошельки. Это чахлый жеребец земли — Разбивает колыбель В щепки и удирает.

Амулет

Внутри волчьего клыка — вересковая гора. Внутри вересковой горы — волчий мех. Внутри волчьего меха — криволесье. Внутри криволесья — волчья лапа. Внутри волчьей лапы — каменный горизонт. Внутри каменного горизонта — волчий язык. Внутри волчьего языка — оленьи слёзы. Внутри оленьих слёз — замёрзшая топь. Внутри замёрзшей топи — волчья кровь. Внутри волчьей крови — метель. Внутри метели — волчий глаз. Внутри волчьего глаза — Полярная звезда. Внутри Полярной — волчий клык.

В стране Льва

Он жил в картине с красивой рамой. Там бесчинствовал красный цвет, Хоть и был всего лишь краской. Чёрный швырялся страшными молниями, Но только до края холста. Золотой открыл глаза, Но только казался зрячим — Он не видел ключа тюремщика, Открывалки банки-кормилицы. Так что он был доволен. А ливень Стал своими предками, А слёзы Были дурным правлением, а вовсе не слезами, А кровавая катастрофа Была недостатком планирования, а не костедробилкой, И поцелуй Стал делом Божьей матери и дочери. И всё сущее стало фронтисписом книги, Оказавшейся шедевром, Делом всей жизни. Где-то среди её страниц Анютины глазки, увядшие, хрупкие, как крылышки мух, Отметили абзац, который он когда-то открывал, Когда случилось что-то важное — Забытое. Как? Забытое. Анютиным глазкам Нет дела до слов, что они запятнали. Нет ни причины, ни связи. И летит эта книга в пространстве Неоткрытой, Лирическим отступлением, Словно дырка от пули, сквозь которую ушла вся жизнь — Хотя, упади она на город, Кто-нибудь мог бы пострадать, И пришлось бы её сжечь Или хотя бы отбросить прочь. Анютиным глазкам надеяться не на что.

Вижу медведя

Вырастая из луковицы во влажной почве лижет чёрный кончик носа Розовым язычком его маленькие глазки Открываются и видят подарок огромный загадочный пухлый пакет Он над ним топчется нюхает швы Копается в обёртке сияет от радости скрывает ликование нюхает скребёт Дразнит себя царапая облизывая думая об этом Глотает экстаз мелкими глотками О медведь не открывай пакет Сиди сиднем да грей живот на солнышке Всё правда там всё и впрямь появилось Неважно сколько времени ты потратишь оно никуда не денется Лениво шатайся вокруг ленись восхищайся Всей мошкарой привлечённой к нему и сходящей с ума И всеми прочими белкой с выпученными от восторга глазами Оленем с выпученными от недоверия глазами Горностаем с выпученными от зависти и хитрости глазами Все сходят с ума от маленькой доли отмахнись от них ленись Зевай улыбайся позволь сердцу биться от счастья Грей сияющий мех своих щёк на утреннем солнце Ты получил всё это задарма

Анекдот на ночь

Жил-был человек Он встал с постели что вовсе не постель Натянул одежду что вовсе не одежда (Миллионы лет свистели у него в ушах) Надел ботинки что вовсе не ботинки Аккуратно завязал шнурки — и затянул потуже Чтобы пройти по полу что вовсе не пол Вниз по лестнице что вовсе не лестница Мимо картин что вовсе не картины Чтоб сделать паузу Вспомнить и забыть ночные сны что вовсе не сны И было там облако, первобытное, пророк; И был дождь, его тайнопись, клинопись На скрижалях солнца; И был свет с его напыщенной болтовнёй; Были берёзы, настойчивые, надоедливые. И ветер, упрёк за упрёком. За столом он прикрыл глаза чашами ладоней Словно из благодарности Избегая отражения в зеркале Спеша прочитать новости что вовсе не новости (Миллионы лет вертелись у него в желудке) Он вступил в круговорот жизни Но прекратил читать чувствуя вес своей руки В руке что вовсе не рука И он не знал что делать с чего начать Чтобы прожить день что вовсе не день А Брайтон был картинкой Британский музей был картинкой Боевой корабль из Фламборо был картинкой Барабанная дробь лёд в стакане рты Растянутые от смеха Что вовсе не смех Вот и всё что осталось от картинки В книге Под муссонными ливнями В разрушенной горной хижине Откуда много лет назад тело его стащил леопард.