Стихотворения

II.

Терраска затянулась виноградом, И в комнатке был тихий полумрак, И в тесноте кровати встали рядом, И свешивался с потолка табак; Но все же было место для камина, Для умывальника, двух стульев и стола, И даже ширмочка из светлого сатина К стене крючком прицеплена была; Для книг и для белья стояла этажерка, И белая двустворчатая дверка В стене скрывала емкий светлый шкаф, Пропахший от букетов горных трав.

III.

Весь день на узких грядках винограда Копалась в три погибели вдова. Устанет — сядет, курит и так рада Осенним дням, как будто здесь дня два Живет, а не бесчисленные годы, И с новою прекрасной новизной Ей улыбались солнце, горы, воды И небо с знойно-синей глубиной. В жакетке старенькой, затертой и пятнистой, В коротком фартуке (и он уж был нечистый) И с головой, замотанной в фуляр, Идет с зарей к цистерне у чинар.

IV.

До кофея за утренней поливкой, Потом вздохнет с газетой у стола И кофе пьет, и мирно топит сливки В горшочке глиняном. Она одна жила, Хоть и держала глупую старуху, С которою не знала, как ей быть. Варила ей обед, а та, жуя краюху, Не ела ничего, предпочитая лить Обед в помойку, целый день брюзжала, Что голодна, что ни за что б не стала Жить у нее, узнавши наперед, Что голодно, и дела полон рот.

V.

Елизавета Провна полюбила Петра и Кадю, часто вечерком, Сверкая папироской, приходила Поговорить сквозь мглу о прожитом. И после дня горячего, прогулок В горах и по морю, был тих вечерний час, Как города безвестный закоулок Там на окраине, гдe дремлют накренясь Особняки, где не спешит прохожий, Где даже благовест из церковки, похожей На музыкальные часы, так отдален, Что кажется — он мглой переломлен.

VI.

Как много музыки в твоих ударах, море, И напряженного внимания у скал! И если только ты сверкаешь в кругозоре Да тяжких гор таинственный развал И нет к людской душе тебе преграды - Как возмутишь ее ничтожный строй, Какие бросишь гулкие громады, Через нее плеснув своей волной! И свитки звезд да ты, голубоокий, Вы мне давали тайные уроки, И вслед за мною вторила волна Начертанные Богом письмена.

VII.

Я с вами понял, горы, звезды, море, Премудрость хаоса и стройный мір его, И я служу причетником в притворe, И иepeй в притворе — Божество. И ладон — жизнь — струится по притвору; И скорбно-радостный творит молитву мiр; У царских врат отодвигая стору, Встречая чашу и потир. Из тяжких мук растет фиалка счастья, Из наручней сплавляются запястья, И божески спокоен только тот, Кто в жутких пытках кровью изойдет.

VIII.

Там, в городе, под Генуэзской башней, В кофейне на балкончике они, Еще полны прогулкою вчерашней На Чатырдаг, смотрели на огни, Затрепыхавшие в лазури потускневшей По набережной, жесткою водой Захлебывая кофе не осевший И приторный своею густотой. Из булочных уж пахло новым тестом, Уже цесарки сели по насестам, И буйвол медленный скрипучую арбу Свирепо вез, вздыхая на ходу.

IX.

«Ты помнишь сосны?» говорила Кадя. «Они здесь черствые, надменные, а там Такие тихие и ласковые! Гладя Их теплый ствол по легким чешуям, Я слышала, как будто трепетало В них сердце доброе, как будто кровь — смола — По жилам их стремительно бежала, Как будто фея тихо в них жила, Нас берегла, любила и жалела И только говорить зачем-то не умела… Вернемся к ней, мне было с ней легко, А здесь так неприветливо-чужо!»

X.

«Вернемся к ней и расколотим дачку И на песке поставим самовар… Найдем и черную и рыжую собачку И побежим с зарею на базар, Там купим Васе много разных крупок… Мне — к именинам ты закажешь торт И пальцы перережешь от покупок, И снова от телячьих глупых морд Я буду в ужасе бежать песками И упаду в талочке за плетнями И покажу телятам длинный нос… Мне хочется туда, назад — до слез!»

XI.

«Пусть здешний домик, Лизавета Провна И хороши и милы, что мне в том? Пусть все идет так мягко и так ровно, Но здесь тоска какая-то кругом! Вот ты сидишь по целым дням над морем И рад прибою, солнцу и камням… Мы там не спорили, а здесь мы спорим; Там я спала, здесь мучусь по ночам. Все, кажется, выслеживает кто-то, И все томит какая-то забота, Как будто горе близится на нас, И огонек, зажженный нам, погас».

Глава четвертая

I.

У Сум они свернули на проселок В невыразимую, по оси, грязь, И путь их был томителен и долог… Посвистывал ямщик не торопясь. У темной одичалой деревушки, Гдe хатки от дождя попрятались в сады, Под скрипок визг и выкрики частушки У кабака, подтыкав от беды Подолы, грязь месили две хохлушки, И между ними тыкались старушки И угощали водкой, и хохол, Задравши шапку, гоголем пошел.