Стихотворения

1965

«Певец из Рязани…»

В Хороссане есть такие двери,

Где обсыпан розами порог.

С. Есенин

Певец из Рязани, Любимец России, Писал он про сани, Про звоны осины, Про сон в Хороссане. А тут — Хиросима… Душа не беднее У нас, современных, Ей просто труднее В тревогах бессменных. Она и лирична И так же трагична, Она безгранична — Вобрала и сани, И звоны осины, И день в Хороссане, И тень Хиросимы.

1962

Поэты Победы

Мы — поэты Победы, В славе, в прахе, в пыли, Мы — большие поэты, От большого мы шли. Ни Берлина, ни Праги У солдат не отнять. Годы нашей отваги Под архив не подмять. Жизнь, ты можешь жестоко Даже нас загонять. Но скажу тебе только: В угол нас не загнать. Потускнеют медали? Их начистим опять. Мы такое видали, Что иным — не видать. И без иносказаний, Не с эстрад-говорильн Мы такое сказали И еще говорим! Не цвели, как нарциссы, Грудью шли против бед, Выжигали нацисты Нашей юности цвет. Счет потерян потерям По весне, по зиме. А погибшим — не терем, А холмы по земле. Из земли, из забвенья Вызывая ребят, Как приказ поколенья, Наши строки трубят.

1965

«Все мужество, которому когда-то…»

Все мужество, которому когда-то Я присягал на яростной земле, Сложить с себя, как звание солдата, Похоронить в уюте и тепле? Согнуться так, как раньше не сгибался? Замолкнуть так, как раньше не молчал? Так ошибиться, как не ошибался? Так измельчать — как раньше не мельчал? В пижамы полосатость облачаться И смутно вспоминать себя бойцом?.. И в мемуарах чуть разоблачаться, За стол садиться, к прошлому лицом? И требовать от века отпущения, Облюбовав сиденье у огня? Я отвергаю эти допущения, Как выстрелы. Как выстрелы в меня.

1965

Мой Лермонтов

В противоречьях бытия, Не укрощен и не прилизан, Непримиримостью пронизан, Его стихами думал я. Еще не впрягся в воз, как вол, Жизнь не брала еще за горло, И он по-лермонтовски гордо Меня по Молодости вел. Он возникал, как юный бог, В моем молчании и гневе, И высоко парил я в небе, И сам был бог, и все я мог. Бездумным словом не бряцал, На мир смотрел высокогорно, Непререкаемо и гордо И утверждал и отрицал. Так с демонизмом лучших лет Считали мы — без колебаний, — Что мы свирепо колебали Все то, чему прощенья нет. И каждый — молод и силен — Считал — назло своим трагедиям, — Что ярым лермонтовским гением Он персонально осенен. Все были — «лермонтовцы» сплошь… Нам было дорого — без юмора — И то, что Левитанский Юра Был внешне с Лермонтовым схож, Что Наровчатов — не седой — Еще сияющий поручик, Певец войны и «белых ручек», Был тоже Лермонтов собой… А ветер века в очи дул. И эти сходства отпылали. Как утешения — отпали. Хоть мы и «в яблочко попали». Как паруса, они опали. Как листья, с возрастом, упали. Осталось сходство душ и дум. Остался вечный разговор С его печалью и тоскою, С непререкаемой строкою, Как трибунала приговор… (А вы, кому за нами жить, — Ведь и от вас навеки в звездность Уйдет ваш лермонтовский возраст — Спешите что-нибудь свершить…) Пусть возрасту не возразить, Как ветру ночи из ущелий, И лермонтовских ощущений Не возвратить, Не возродить, Но не отдам я никому Те дни, когда с такою верой, С такою лермонтовской мерой Мы подходили ко всему. И был бы жалок наш разбег, И жизнь была б к земле прибита — Когда б не сразу тот Казбек, Не эта мера и орбита.

1964

«Почему мне приснился комбриг мой опять…»

В. Солоухину

Почему мне приснился комбриг мой опять И бригада уральцев в строю? И — мне не пятьдесят, Даже — не двадцать пять, Я еще, точно ангел, стою… Почему мне приснился комбриг мой опять И товарищи в смертном кольце? И последний патрон, и последняя пядь, И железная гарь на лице… Вижу легкую юность далеких людей (Это — их… Это — днем… Это — тут). Почему же все снится мне юность друзей, Что с войны никогда не придут? Почему это снятся в мои пятьдесят Еще двадцатилетние сны? Четверть века назад возвратился солдат, Только сны не вернулись с войны. Мой младенческий сон навсегда унесен (Был он ясен и легок, как пух, И спалось мне с цветами, с землей в унисон, Был, как птица, беспечен мой дух). Как в покой себя, в травы и в облачко «вспать», В голубое плечо тишины? Почему мои сны отправляются вспять В невозвратные дебри войны? Как пропавшие без вести, пали вы, сны, Не вернулись с войны…

1967

«Ушли — непреклонны…»

Ушли — непреклонны. Назад не пришли. Спасли миллионы, Себя не спасли. Остались — любовью, Прекраснейшим сном, Пронзительной болью И вечным огнем. И на обелиски Заносим мы их, Как в вечные списки Сограждан живых. В ликующих гимнах Трубящих годов Та боль о погибших, Как совести зов. Где — с пламенем чаши — Я стану, как страж. Погибшие наши, Я — плакальщик ваш.

1967

Неизвестный солдат

Я безвестный. Я безвестен. Я без имени — известен. Вечный житель твой, Земля, Похоронен у Кремля. …Был мой путь сюда торжествен: Генералы в форме были. И лафеты плавно плыли. Милицейские застыли Там, где шествие застигло. И меня землей России Государственно везли, Как при жизни не возили, Как при жизни не могли. Чтобы пухом мне земля — Вкруг меня, вблизи Кремля Все столицы и края, Вся геройская земля: Сталинградская земля, Ленинградская земля, Подмосковная земля, Украинская земля, Брестской крепости земля — Для меня все, для меня. Как я рвусь к вам из огня! Кто-то здесь средь вас — мой брат. Кто-то здесь — мой друг-солдат. Кто-то мать. И кто-то сын, Может, с сыном — не один… Кто-то здесь — мой близкий друг. Кто-то здесь — мой чистый внук. Нет ни смерти, ни разлуки — Братья, матери и внуки, Вечная моя родня — Возле вечного огня, Возле вечного меня.

1967

Наша Атлантида

Мы в Отечественную войну Потеряли целую страну С населеньем миллионов двадцать. Тех людей уже нам не дозваться. Наша боль и наша Атлантида, Нет туда ни поезда, ни гида… Если я задумчивым бываю, Если я трагическим бываю, Если я обиды не спускаю, Если глаз с фашиста не спускаю, — Значит, я о ней не забываю, Я о той стране не забываю.

1969

«Постарели солдаты…»

Постарели солдаты Той Великой Войны. И сажают салаты Под присмотром жены. Поседели комвзводы, Кто вернулся с войны. Не стареют народы, Но стареют сыны. Поседели комбриги И комдивы мои. Пишут первые книги, Вспоминая бои. Ордена и медали Героических лет От осколков спасали, От старения — нет… Не спасают медали, Хоть их много у вас (Кое-что недодали, Все равно есть запас). Ну, а кто — не вернулся, Кто — навек молодой? Кто — теперь обернулся Обелиском, плитой? Им помочь невозможно — Не вернуть их назад. Потому и тревожно На душе у солдат. В этом яростном мире И прекрасном таком Подорваться на мине, Проколоться штыком — Не желают солдаты Никому этих бед И подобной доплаты За рожденье на свет. О мои командармы, Полководцы атак! Были так легендарны! Были молоды так! А теперь тяжелеют, Но на жизнь не ворчат, И лелеют, жалеют Неразумных внучат.

1969

Сидят в обнимку ветераны

(Песня)

Сидят в обнимку ветераны. Немного выпили… — не пьяны… А за спиной чужие страны, А в сердце — раны, в сердце — раны. Живые мертвых вспоминают, С тоской и болью вспоминают. Но только мертвые не знают, Что их живые вспоминают… Им не услышать голос милых, Им не обнять своих любимых. Ничем помочь друзьям не в силах, Живые плачут на могилах. Сидят в обнимку ветераны. Солдаты, сестры, партизаны, Сидят, поют, а в сердце — раны, Незаживающие раны.

1968

М. Максимову

О мертвецах поговорим потом.

М. Дудин

Они остались. Мы вернулись С сознаньем счастья и вины. С нелегкой музыкой столкнулись Послевоенной тишины. Сменялись осени и зимы. Менял нас трудный наш маршрут. Они одни неизменимы. Они, как слезы, в нас живут. И с каждым годом разрастаться Необъяснимой той вине. Нам никогда не оправдаться Перед погибшими в войне. Как верят в бога, в них мы верим. Нам наша молодость — судья. Себя их судьбами проверим. Проверим — павшими — себя. Вдали от молодых и модных, Два побратима пожилых, Поговорим о наших мертвых, А после можно о живых.