Стиляги
Шрифт:
У меня были еще друзья – фарцовщики. Они покупали у финнов, в основном, рубашки, джинсы. Труднее всего было с ботинками – сложно найти твой размер. У меня были венгерские ботинки – это первые в жизни заграничные ботинки, я купил их у приятеля. И они были чуть не на два номера меньше – я себе натер пятки до крови. А потом печальной была их кончина. Я вышел на первомайскую демонстрацию, и там была конная милиция на Невском. Я стоял сзади лошади, на которой сидел милиционер – и она попятилась и копытом мне наступила прямо на правый ботинок, на носок – она мне его совершенно изуродовала. И я был как инвалид: у меня и пятки были, и пальцы правой ноги покалечены.
Валерий Сафонов:
Носки – «соксы» – у стиляг
Георгий Ковенчук:
Когда появились носки нейлоновые, они очень дорого стоили. И поэтому, когда выходили все вечером на «Бродвей», молодежь демонстрировала свои наряды. И я помню, когда у меня появились носки, я так любил стоять у какой-нибудь витрины – ставил ногу на карниз, брючину задирал, разговаривал с кем-то и ловил на этой ноге своей завистливые взгляды прохожих.
Я учился в академии художеств, и у нас учились много так называемых «демократов». Интересно, что сейчас демократы – почти ругательное слово, а тогда их называли демократами не из-за их политических взглядов, а из-за того, что они жили в «странах народной демократии». И вот эти поляки, венгры, румыны, которые с нами учились, одевались, ничуть не отличаясь от современной моды – их там за это не преследовали. И поэтому мы пользовались дружескими отношениями с ними и просили привезти после каникул куртку какую-нибудь, брюки.
Олег Яцкевич:
Идем с «Хоттабычем» с работы – мы вместе работали. Мимо гостиницы «Балтика» – тогда это была вшивейшая гостиница. И выскакивает такой Жора. «Ребята, одолжите пятьсот». – «А что такое?». – «Да тут югославские волейболисты костюмы сдают по двести пятьдесят рублей». Мы говорим: «Так, веди нас. Тогда получишь [пятьсот]». Он завел нас, мы купили по костюму. Дали ему то, что у нас оставалось – четыреста рублей. А он им сунул четыреста – решил, что они впопыхах не разберутся – на два костюма. Они пересчитали, дали ему по роже, забрали деньги и дали один костюм. Он говорит: «Все, все. Теперь только с «финиками». Никаких югославов». А тот костюм я довольно долго носил. Такой светло-бежевый костюм, шикарно выглядел.
Рауль Мир-Хайдаров:
У нас практика уже была преддипломная, работали как рабочие и очень хорошо зарабатывали. Очень хорошо оделись – все в вечерних костюмах, роскошных белых рубашках, с бабочками. А я себе в ателье заказал смокинг. С белым жилетом. Нашел в журнале. Мне портной говорит: «На смокинг замахнулись?» Я говорю: «Да». И он чуть – чуть погрустнел. А он – из Ленинграда, в тридцать седьмом сосланный. Говорит: «Представляете, я уже двадцать пять лет не шил смокинги». И он сам мне белую бабочку сшил и подарил. Меня затрясло, когда кто-то по телевизору говорит – когда перестройка началась – что в Советском Союзе первым надел смокинг [ведущий передачи «Поле чудес»] Якубович. Я говорю: вы меня извините, я смокинг имел в шестидесятом году. У меня есть фотография. И причем не театральный, как ему дали поносить фирмы, которые продают их, а специально заказанный.
И я после 1960–го года уже сознательно одевался. Когда я переехал в Ташкент, я нашел себе выдающегося закройщика. Александр Сапьяна, армянина. И Наума Альтмана, портного, они работали в паре. Один человек не может шить. Должен быть закройщик, и тот, кто исполняет. И я себе шил такие костюмы, такие пиджаки, пальто, куртки! И немного было таких заказов. Люди заказывали – что сошьют, то и сошьют. А я ткань сам выбирал, подкладку сам выбирал. И тогда ставил красные, «огненные» подкладки на пиджаки и пальто. Пуговицы искал непонятно где. Но зато все приносил.
Юрий
Дормидошин:У меня был приятель – мы его «Америка» звали, он одевался только в американское. Все по пристрастиям: кто-то одевался в итальянское, кто-то – в американское. И он «заклеил» американку, она у него жила в коммуналке, и так ей нравилось, так она была счастлива. Говорила: «Как вы здесь хорошо живете, я могу прийти к соседу и бухнуть с ним. А у нас – эти вонючие дома, там ни с кем, ничего. А потом у нее кончились «тампаксы». И она говорит: а где у вас можно купить тампаксов? А он: у нас нет тампаксов. – Как – нет тампаксов? Я что, скотина? Тогда еще не было американского консульства, она в канадское консульство пошла, и там ей дали. После этого она уже начала что-то понимать.
Лев Лурье:
Это был абсолютный дендизм. Они считали окружающих людей, «неправильно» одетых, не любящих фильм «Серенада Солнечной Долины», просто быдлом, пушечным мясом истории, людьми, которые не врубаются. Это какие-то «не чуваки», их вообще не существует, они не релевантны. В них было необычайное такое высокомерие.
А для [следующего] поколения – семидесятников – следование моде было уже периферийным и довольно маргинальным.
Столь же – если не более – экстравагантно выглядели и «чувихи»: они носили, например, юбки чуть выше колен – тогда это считалось коротко, – выразительно подчеркивающие фигуру, кофточка или платье немыслимых расцветок, иногда с достаточно глубоким декольте, капроновые чулки и туфли на высоком каблуке, а на голове делали невообразимое: или взбитая копну волос, или короткую стрижку с торчащими во все стороны неровными вихрами. Правда, не все стиляги – мужчины считали такой внешний вид – хоть и делавший их не похожими на других, выделявший из толпы – «стильным».
Валерий Сафонов:
Про девушек я бы ничего такого не сказал, конечно. Вообще, женскую одежду трудно назвать стильной. Мужская одежда проработана – англичанами, итальянцами. Она канонизирована достаточно. А женская одежда фантазийная такая – кто что сочинит. Но мода была, и девушки одевались по моде. Но не вычурно. Их я бы к этой категории не отнес. Это, по – моему, было такое чисто мужское явление.
Отдельно следует сказать о прическе – «коке»: высоко зачесанном и напомаженном (или набриолиненном) чубе. Чтобы сделать кок как следует, приходилось искать продвинутых парикмахеров, понимающих в моде толк, которые могли бы так начесать и уложить волосы, что кок стоял весь день. Но некоторые делали его и в домашних условиях – с помощью сахарного раствора.
Позже «штатники» от кока отказались, и предпочитали более короткие прически.
Валерий Сафонов:
Вот Элвис Пресли, с него началась прическа эта – «кок». А я тогда понятия не имел об Элвисе Пресли никакого. Эта прическа возникла от людей, которые были, возможно, более информированные, чем я, имели какую-то визуальную информацию о Западе, что было довольно редко. Журналов в то время не было, ничего… Но эта прическа выделяла человека из толпы. Потом, когда я увидел видеозаписи Пресли, я понял, что он одевался весьма экстравагантно, и это тоже сыграло роль для наших модников. Вероятно, они видели, как он одевался для сцены. Но это был именно сценический образ, который он себе создавал, а мы тут за чистую монету все приняли.
А «кок» был насахаренный, держался. Намочишь [сахарной водой], и пока просыхает, выставляешь. Бриолин тогда еще продавали, но бриолин практически и не держал. Это уже потом, чтобы придать некий лоск волосам, их смазывали бриолином.
Александр Петров:
Прически у «штатников» были короткие. Люди высоко стриглись – типа того, что делают военные в американской армии, вплоть до генералов. А еще прически примерно равнялись тому, как носили советские люди в тридцатые годы. И вообще, одежда штатников была похожа на советскую одежду тридцатых, только более высокого качества.