Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

Как много звезд, и как они прекрасны, Все самокатный, радужный жемчуг, Но как они трагически напрасны, Какой внушают роковой испуг! Нет им числа! Песчинок меньше в Гоби Или в Сахаре, чем лучистых звезд, Покойников истлевших меньше в гробе, Вселенная – пылающий погост! Глядишь, и сердце жутко расширяется, И скоро нет тебя уже совсем. Ты – озеро, где небо отражается, Ты – Сфинкс в пустыне, недвижим и нем. В твоем мозгу кружится Андромеда, В твоей душе все Млечные Пути, И Духа чистого в тебе победа, И некуда тебе уже идти!

ГОНДОЛЫ

Я живу совсем без тела, Словно заревой петух. Нет уж для меня предела, Я давно бессмертный дух. Сверху белые гондолы, Полные таких же душ, Снизу бархатные долы И угрюмый Гиндукуш. Всюду бездны, всюду звезды, Всюду мировая пыль, Необъятные погосты И зыбящийся ковыль. Только крыши Гиндостана Да хребты пустынных гор, Только волны океана Да умерших странный взор. Облака для них – гондолы, Что как лебеди плывут Через горы, через долы, – Души, как пары, живут. Только скоро в колыбели Где­нибудь я вновь проснусь: Нужно, чтоб поэты пели, Колыбели я страшусь!

КРУГИ

В моем мозгу разбушевалась буря, И я хожу по планкам корабля, Кружащуюся голову понуря И, как монах, неистово моля Всевышнего о чаше вдохновенья. И концентрически идут круги Из головы моей, как от паденья Булыжника по омуту тайги. Всё шире, шире, до звезды вечерней, До Млечного в безбрежности Пути, И уж следов от Яви нет пещерной, И червяка больного не найти. Люблю я это головокруженье, Невольный, сладкий, старческий склероз: Всё чаще он дает мне вдохновенье И на чело венец пурпурных роз, Как будто на пиру я у Нерона С амврозией в кратере золотом... И плещет в голове моей Гаронна, И в мантии я с вышитым крестом, Как трубадур, как храбрый крестоносец, И невозможное возможно вдруг, И Смерть меня, как синий цветик, косит, И жизненный давно замкнулся круг. Я копошусь, как жалкий червь двуногий, Но авангард искрящихся кругов Давно к деснице создающей Божьей Приник в отчизне необычных слов!

НОЧЬ В СТЕПИ

Когда средь площади огромной, Где сонный плещется фонтан, На месяц я гляжу бездомный, Мне грезится привал цыган. Привал цыган в степи понтийской Близ Аккермана где­нибудь, С старухой у костра пифийской, Склонившей голову на грудь. И степь вокруг, некрополь древний, С серебряным вверху серпом. Безмолвные вокруг деревни С церковным меловым столпом. И мертвый глаз меж звезд­горошин Наводит на душу столбняк, И, пеньем ведьмы огорошен, Мерцаю сам я, как светляк, Мерцаю, как огонь болотный, Не веруя в грядущий день. Исчез последний след животный, Я тень, я черная лишь тень!

ПУСТОЙ ЧЕРЕП

Мой череп пуст, как свод небесный пуст, И в нем качается терновый куст. И ветер воет, как в гробу упырь, И вымер весь старинный монастырь. Все под землей, вся братия моя, И скоро в склеп спущусь за ними я. Чужие, волчьи морды за стеной, С ковчегом будто бы причалил Ной. Меж маковок обугленных церквей Поет еще, как прежде, соловей, И по небу плывут еще суда На парусах атласных, как всегда. Но я за ними больше не несусь, Я на крест распят снова, как Иисус, Меня забыли с кедра смерти снять, Знак вопросительный забыт опять. И в голове, как в бочке без вина, Музыка сфер мятущихся слышна. И жду я, жду, как ждет наверно Бог, Чтоб мировой обрушился острог, Чтоб звезды выгорели, как костер, Чтоб кончился безбрежности позор, Чтоб время стало и Творца рука Устала прясть небесные шелка, Чтоб Вечность канула навек в Ничто, Чтоб не глядел в безбережность Никто.

МУЗЕЙ

Солнце, как тимпан могучий, Пробуждает всё вокруг, Солнце пронизает тучи, Весь прошел в душе испуг. Тени, как сирень, лиловы, Тени белых облаков, Листья клейки, листья новы, Всюду радуга цветов. Всё пластично, ювелирно, Флорентийский филигран, Примитивно и всемирно И достойно на экран. Всё молитвенно, музейно, Одуванчика шары И фонтан, что тиховейно Мечет жемчуг для игры. Старые в брокате липы Излучают аромат, Туч подвижные полипы, Всё вокруг лишь маскарад. Смотришь, изучаешь стили, Как ботаник, как артист, Всюду Музы обронили Изумруд и аметист. Бог совсем вблизи витает, Радужный он мотылек, Туча, что в лазури тает, Желтенький в траве цветок.

ИДОЛ

Небо – бирюза кавказская, Степь – шириночка ширазская, Тополи – как рать угрюмая, Камни дедов стерегущая. Я, как бабушка курганная, Вороньем вся замаранная, Мумией стою фаюмскою, На ладьи варягов глядючи, Что по бирюзе сверкающей Волоком на греки тянутся. И жужжат вокруг жужжащие, И пищат вокруг пищащие, Шмели, осы да комарики, Волки воют в ночь голодные: Ждут, чтоб скифы богомольные Подо мной коня зарезали Да сожгли до самых потрохов, Чтоб потом стервом насытиться. Эх, житье степному идолу, Идолу тмутараканскому, Эх, приятен тук мне жертвенный Да покой вот этот мертвенный!

ОСЕННИЙ ПРЕЛЮД

Настала осень. Туч эскадры Для правильной пришли блокады. Соборы в небе Брунеллески И Джотто вдумчивые фрески. Египтянок кружат гирлянды Для предотъездной сарабанды. Холодные по стеклам пальцы Стучат, как адские страдальцы, Просясь в задымленную келью К ненужному мне новоселью. Как хорошо б уйти мне в недра, Спускаяся по веткам кедра. Не всё же созерцать мне звезды И вить на кипарисах гнезда. Мне незачем лететь в Уганду Плясать по джунгле сарабанду. За круглый я сажуся столик, Где с книжицей сидит соколик, И Бог Сикстинский входит в двери И около любимой Пери, По мановенью будто жезла, На красное садится кресло, И я с Ним продолжаю спор, Начавшийся с библейских пор.

ГИГАНТОМАХИЯ

Я летел над землей в сновиденьи Меж сверкающих в бездне миров. Не болели давно уж колени, Не кусали рои комаров. И со мною был Ангел Хранитель, Как испытанный вечности гид, Мировой красоты пояснитель И Создателя тяжких обид. И слетели к потухшей мы сфере, Что как тусклый блистала ночник На полночной небес гемисфере, И из уст моих вырвался крик. Микель­Анжело будто творенье Отошедшая эта земля: Ни одной нет горы без виденья, Скалы все – как бушприт корабля! Всюду дремлют из камня гиганты, Всюду просади кариатид, Всюду Зевсы, Венеры, Атланты, Маски страшных везде Эвменид. Будто всё претворили ацтеки Иль египтян стальные резцы, Будто фризы ваяли здесь греки Иль Ассирии рабской творцы. Всюду в пропасти мрачно свисают Исполинских чудовищ тела, И крылатые львы нависают, И тритоны, как в море скала. Стилизация форм совершенна, Что ни лик, то библейский рассказ, Будто адская всюду геенна Или рая священный экстаз. Кто ваял здесь такие шедевры На моренах меж девственных льдин, Кто врубился в безбрежности плевры, Кто материи стал господин? Это творчество падших гигантов, Состязавшихся здесь с Иеговой, Это дело Антеев, Атлантов С отсеченной давно головой. Всё на свете гигантомахия, Падших Ангелов спор с Иеговой: Как бушует на море стихия, Так бушует с гигантами бой!

ЖУРФИКС

Без устали кружится солнце Вокруг безвестного Икса, И нет такого патагонца, Что не глядел бы в небеса И Млечного Пути не видел. Но многие ль находят Икс Небесный в осиянном виде, Как я нашел его в журфикс, Когда с моих мотала гарус Бабуся разведенных рук, И поднимал я красный парус На мачты сказочных фелук? Клубок кружился шерсти желтой Сквозь нити Млечного Пути, Скрипели на фелуках болты В надежде странный Икс найти. Как гуси гоготали тетки И сплетничали на весь мир, В ушах гудели их трещотки, Но я летел на звездный пир. Клубок вращался, гарус тоже За ним описывал круги... Не Ты ли в самом центре, Боже, Средь мира радужной дуги?

ОСЕННИЙ ВЕТЕР

Сегодня ветер полон вдохновенья, Космическим он веет естеством, В невидном слышу я его движеньи Как будто встречу снова с божеством. Насторожились, полные зыбленья, Деревья все, в движении живом, И шепчутся, исполнены моленья, В зеленом исступленьи хоровом. Насторожился также я, нежданно Почувствовавши близость божества, И музыка мне показалась странной Зеленых листьев в багреце едва Осеннем, словно это осианна, – И сладостно кружилась голова.