Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

ГОЛОС ВЕЧНОСТИ

Что мне звезд далеких млечность, Что орбиты мне планет? Что мне даже бесконечность, Раз я – атом лишь, и свет Постигаю лишь как атом? Голос вечности – во всем, В повседневном, в непочатом, Посещающем мой дом. На стене алмазный лучик, В вазе пышная сирень, Нежное пожатье ручек Любящих, ночная тень, – Полная видений грустных, Полная ушедших душ, Шепота, бесед изустных Сквозь вуали и сквозь рюш, – Всё полно предельной тайны И волнующих чудес, Моря блеск необычайный, Мрачно шелестящий лес.

СЛОВА

Слова – как ветер тиховейный, Колышущий листы дерев, Слова – как тучек бег лилейный, Как волн ликующий напев. Как мыльный пузырек ребенка, Как плач униженной души, Они, как паутина, тонки, – Не прикасайся, не дыши! Но если где запахнет зверем, Готовящимся кровь пролить, – Они и в неприступный терем Врываются – врагов судить, Врагов зиждительного слова, Врагов стремящейся души. Тогда они звучат сурово, Тогда они, как палаши, Сверкают в воздухе угрюмом, Низвергнувшись, как молний сноп, Тогда они подобны думам, – Как Дант они, или Циклоп!

СОВЕСТЬ

Есть неподкупный в сердце голос, Божественный есть Судия, – Не отклонить его на волос От истинного бытия. Зовут его издревле Совесть, И каждому он прирожден. Вся наша жизнь – его лишь повесть, И только он – для нас закон. Прислушивайтесь к бессловесным Веленьям совести своей, Что озаряет вмиг небесным Наитием нас, как детей. Она велит любить нам атом Убогий, вьющийся в пыли, Она велит нам – милым братом Назвать всех париев земли. Она велит нам – с умиленьем Глядеть на слезы и на смех, И относиться с сожаленьем К судьбе непостижимой всех.

ЯСНОСТЬ

Хочу я простоты великой Пушкина, Народных песен чистого ручья, – Мелодии дороже мне пичужкины, Чем пряная из слов галиматья. Не прикрывая горизонта шорами, Должны мы в вечности лазурь глядеть, Должны искать в потустороннем взорами, И не страшиться рвать земную сеть. Немногосложно всё, что есть великого, Немноговиден этот скорбный мир, Поэту ничего не нужно дикого: Не Дионисов он теперь сатир, А скорбный глаз, открытый в бесконечное, А совесть мира и его судья, И просто и доступно душам вечное, Как это вот мятущееся Я.

СЛУЧАЙ

Но мы с тобой ничем не уязвимы, Как юноши библейские в пещи, Как будто бы ведут нас серафимы, – Иного объяснения не ищи! Да, Ангелы ведут хранители Чрез ураган духовную ладью, Чтоб мы причалили к небес обители, Уставши в проклятом краю. Мы слабые, болезненные люди На башне, посреди пустынь, Мы лишь подчас в словесном чуде Здесь Божью открывали синь. И Он за то нас охраняет От злополучия сетей. «Но, это – случай!» – изрекает, Потертый жизнью, воробей.

ЕДИНЕНИЕ

Всё ярче проблеск в нас надежды – С природой слиться во одно, И не обманчивы одежды Ее, что любим мы давно. Ведь это небо не напрасно Манит меня, как отчий край, И облака так внятно, ясно Зовут с собой, шепча про рай. И не напрасно же истома Весенняя меня берет, Как будто бы опять я дома, И это мой вокруг народ. Не братья ль эти кипарисы, Не друг ли этот мрачный кедр, Не выражают ли нарциссы, В себя влюбленные, – мой бред? Не мать ли голосом фонтана На вечный усыпляет сон, – Вдали, сквозь синеву тумана Не Божий ли сверкает трон?

У БАССЕЙНА

Угрюмые на страже кедры Ливанские здесь век стоят, – Пронизывающие ветры Их даже не пошевелят. Их шестиярусные длани Благословляют всё вокруг, Как патриархи из Писаний, – Волшебный образуя круг. Они благословляют воды, Кувшинок желтые венцы, Рыбешек юрких, – всей природы Детей убогих,– как отцы. Мы сами под благословенье Подходим строгих стариков, И радостное умиленье Царит в душе, и близость слов. Зеленых дланей возложенье, Как манна нам нужна небес, Как в колыбели песнопенье, – Чтобы сомненья сгинул бес.

ДЕТАЛИ

Часов ритмичное биенье, В камине – красных саламандр Размерное исчезновенье, Трещащий шкафа палисандр И книг ряды с иероглифом, Мечтательный над ними бюст, Картина с христианским мифом, – Молчанье это – Златоуст. Платочек шелковый на бронзе, Подушка с отпечатком плеч, Всё это – как цветы на солнце, Всё это – сказочная речь – Не менее того, что в море Нашептывает ласка волн: Вся радость наша – в них, всё горе, И каждый атом смысла полн. Безбрежность – только жуть и холод. Тупой меж звездами покой Духовный не насытит голод: Нам нужен кто­либо с рукой Заботливой и материнской, Игрушки жизни нам нужны, Чтоб жутью мира исполинской Не перешибло нам спины.

ФАКИР

Всю жизнь свою на лезвии ножа Плясал я, как вертящийся факир, В венец слова лазурные нижа, Как будто жизнь необычайный пир. И Бог не покидал меня ни разу, И будто бы прислушивался сам К божественному моему экстазу, И к порицанья горестным словам. Соломинку мне тонущему – с неба Протягивал Он в самый страшный час, Клал нищему в суму краюшку хлеба, Когда уж фитилек телесный гас. Ведь я один Художника вселенной – Отвергнутого мыслию Творца – Чтил каждодневно песней вдохновенной, Как милого и доброго Отца. Ведь я один познал, что смысл вселенной – Творенья девственная красота, И что для этой плоти нашей бренной Всего нужней страдания креста. 1944

СПАСЕНИЕ

Что на земле всего милее? Ручья сверкающий извив? Иль мотылек, что на лилее Мгновеньем солнечным счастлив? Или фиалочка лесная, Средь груды листьев золотых Цветущая, благоухая, Как сокровенный в сердце стих? Ах, нет, всего милее Ангел Мой путеводный на земле, Что душу – как в небесном замке – Мне спас здесь – в безысходном зле. Ведь на хождение по мукам Пошел и Ангел мой со мной, Довольствуясь лишь песни звуком, Рождавшимся во мне порой. Всё он делил со мной по­братски, Нужду, сомненья, крестный путь, Борьбу за воплощенье сказки И творчества земного жуть. Как мученица Колизея, Она спускалась к зверю в пасть, – Перед стихом благоговея, – Чтоб я не мог во тьму упасть. Вот почему всего милее Она на свете для меня, Вот почему всего нежнее Люблю ее на склоне дня.

ЛИТАНИЯ

Ты – поэт, живи лишь небом, Замки облачные строй, Ограничься духа хлебом, В рубище ходи – и пой! Нет других героев в мире, Кроме нищих и нагих. Жизнь должна быть глубже, шире, Гармоничнее – как стих. Каждое в саду растенье, Каждый мотылек – пример Христианского смиренья, Победившего Химер. Синий цветик над обрывом Ты, смирившийся поэт: В созерцании счастливом Есть на всё, на всё ответ.