Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

БЕЛОЕ ОБЛАЧКО

Одно на куполе небесном Ты, облачко, плывешь, одно, – И появлением чудесным Я поражен, гляжу в окно. Одно, как лебедь с гибкой шеей, Летишь ты на далекий юг, Как чистый серафим с лилеей, Бежавший от полярных вьюг. Спустись на горную вершину, Где я уж мысленно стою, Спой человеческому сыну Навеки баюшки­баю. Ты соткано из слез, конечно, Каких­нибудь печальных глаз, И более ты быстротечно, Чем стихотворческий экстаз. Слети хотя бы на мгновенье, Чтоб остудить мой жаркий лоб, Чтоб мог, окончив песнопенье, Я с верою улечься в гроб.

АЛЬБАТРОСЫ

Над волнами реют альбатросы, Белые безбрежности матросы, Серафимы ледовитых стран, Любящие вьюгу и буран. Нет у Ангелов огромней крылий, Нет в Эдеме белоснежней лилий, Нет загадочнее круглых глаз, – Дней творенья в них еще экстаз. Что им бушеванье океана? Нет для них блаженнее пеана, Чем заламыванье сизых волн: Рев морской – гармоний странных полн. Тайн они наверное не знают, Но зато без устали летают, Как небес божественный символ, – Волны, небо, тучи – их престол. Черный глаз их видит душу моря, Символ божества у них во взоре, Нет для них тоски усталых звезд, Нет стеснительных, печальных гнезд.

ПРЕДСМЕРТИЕ

По временам я уж совсем не существую, Как будто в темную преобразился тую, Что чувствует лишь корни под собой Да ветра завывающий гобой, Качанье легкое ветвей, Где гнездышко свил соловей. Одни лишь корни в мраке что­то ощущают, Когда в сосновые коконы проникают И дух усопших тянут из гробов, Чтоб выше всё зеленый рос покров, Чтоб больше всё в нем было гнезд, И всё грустней сиянье звезд. Как хорошо беспечное ветвей зыбленье, Совсем как вдохновенное стихотворенье, И ликованье птичьих голосов, Сопранных всё – без низменных басов, Да окарин пернатых свист, – В экстазе самый малый лист. Душа наверное – лишившись оболочки – Должна от радости дрожать, как все листочки, Как яркие лучи блистать огнем, Как солнца блик сверкать на всем живом. Смотри, как много душ вокруг, Ты скоро сам войдешь в их круг!

МОРСКОЙ ПЕАН

Мне Бог внушил высокое стремленье, И ввысь растут мои стихотворенья, Слагаясь из простейших русских слов, – И в них бушует музыка валов. Он мне разверз смежившиеся веки, Чтоб я не успокоился навеки, – И я творю без цели красоту, Влюбленный в воплощения мечту. Всё снова Он живит мои химеры, Чтобы хоть луч остался чистой веры, И в храм приводит рыбаря Петра, Чтобы словесная не умерла игра. Здесь вновь сижу я на скалистой круче И созерцаю огненные тучи, Встающие из синих недр морских, И из меня струится синий стих. И море, как лазоревое поле, Сверкает подо мной, как чешуя, И ран душевных уж не слышу боле, И нет как будто жалкого меня! Я лепечу и сладостно бушую, И Ангелы со мною аллилуйю Поют лазоревую у причала, Сирены вторят грохотом кимвала. Из облаков сияет Божий глаз, И всё вокруг – молитвенный экстаз.

ПОДНОЖНИКИ

Что б мы ни мыслили о мире, Мы – безнадежные нули, И нет спасенья в звездном клире, Хотя бы крылья отросли. Там только дико воют сферы, Несясь неведомо куда, Нет рая там Христовой веры, Нет даже Страшного Суда. Мы из подножного ведь мира, И только муравьям ровня, – И скорбная поэта лира Поет метаморфозы дня. Гармония для нас – в пустыне, Где всё задумчиво молчит, Где даже коршун в небе синем Молитвенен, как эремит.

ГОЛУБОЙ ХРАМ

Ты хочешь знать, зачем ты существуешь? Открой окно и погляди на мир, Иль, если ты меж стен сырых бедуешь, Возьми суму, – и я твой поводырь! Вокруг – кольцом недвижимые волны Мечтательно завороженных гор, Они духовности лазурной полны, В них Вечности неизъяснимый взор. Над головой муар необычайный Жемчужных искрящихся облаков, За ними звездные сокрыты тайны, За ними синие дворцы богов. Там море духа, света и движенья, Но родина для творчества не там, Не там рождаются стихотворенья, И часто мы тоскуем по крестам. Нам нужны ювелирные работы, В степи родной – зеленый филигран, Бессонные полночные заботы, Следы едва заживших в сердце ран; Вот это поле с пестрыми цветами, Благоухающее в солнцепек, С жужжащими мохнатыми шмелями, И радужный атласный мотылек. Они нам братья, – младшие, но братья: Они одушевляют мертвый мир, Они не знают нашего проклятья, Вся жизнь их – нескончаемый лишь пир. И камень жив, он пламенен как солнце, Десяткам ящериц дает он жар. Смотри, глаза у них, как два червонца, В глазах у них – творения пожар. Прижмись и ты к нему! Как мать родная, Он отогреет твой застывший прах, Скатился он наверное с Синая, Где встретил Бога Моисей в горах. Будь с братьями меньшими в хороводе, Как голубой цветок благоухай, Живи еще неслыханной свободой, В душе твоей еще возможен рай!

ЛУЧ БЕСКОНЕЧНОСТИ

Я наг опять, как в день рожденья, – Я отдал, как святой Франциск, Все скоморошьи облаченья, Чтоб солнечный увидеть диск. Что летопись мне – злых деяний, Что пролетарский идеал, И суета земных исканий, И верный меж болот причал? Что всё сомнительное знанье И горы закрепленной лжи? И детские воспоминанья, – Лягушки, аисты, ужи? Я луч созвездья Андромеды, Летевший тысячи веков, Скользнувший чрез земные беды – Для испытанья и для слов. 1949

УЖАС БЕСКОНЕЧНОСТИ

Мильярды звезд. Мильярды лет. Повсюду Сила, Дух и Свет. Нет ни начала, ни конца. Помимо Божьего Лица Не видно в мире ничего, И страшно это божество. По венам Млечные Пути Струятся, – весь Хаос мосты Связуют радужных лучей, Текущих из Его очей. И волны духа из Него Исходят в мрачное Ничто. И где какой созреет мир, Там Ангел Божий и Сатир Рождаются для странных дел, И жизни есть как бы предел. Чудовища из темных чащ Ревут, и человека плащ Меж мощных Дории колонн Мелькает, словно вешний сон. Но отвращенье ко всему Всегда прирождено уму: От стольких страшно нам миров, Как от бесцельных наших слов.

ПАЛЬМАРИЯ

Кадмий, охра, миний – в ранах, Сверху – пиний малахит, Снизу – синих волн охрана, – Голубой пустынный скит. Тучи как атлас воздушный, Как виденье кораблей. Воздух пламенный и душный, Ладан в воздухе, елей. Вся Пальмария без жизни, Выжжены монастыри, Крепость взорвана на тризне, Загасили фонари. Амбразуры все ослепли, Колубрины не палят, Только ящерицы в пепле Молчаливые юлят. Чайка на певучих крыльях Безразлично пролетит, Да рыбак вдали, в двух милях, Сеть лениво волочит. Мы на крохотном орешке Объезжаем труп святой. Уж давно у нас нет спешки – Реликварий золотой Вскрыть для поклоненья праху. Мы издалека берем Всю вселенную без страха – И псалом любви поем.

ГИПЕРБОЛА

Земля упала, как булыжник, На берег солнечного моря. Последний распят был подвижник На ней, – и пересохло горе. И волны океана плесень Культуры мертвой посмывали, Следы последних жутких песен И всё, что мы искусством звали. Соборы наши и музеи Преобразилися в песчинки, Как пыль ложились пропилеи На придорожные былинки. Но мальчик солнечный, гуляя, На берегу нашел булыжник И положил в карман играя. Отец его был мудрый книжник, И изучал под микроскопом Блестящие аэролиты, Как всё, что было до потопа, Когда погибли адамиты. Лучами – в пору ту – на солнце Потухшее и мы попали, – Через музейное оконце На трупы звезд блеснули в зале. Увидели наш край родимый, Изнеможенный от печали И непонятной долгой схимы, И оба горько зарыдали...

СОЛНЕЧНОЕ УТРО

Нет живописца вдохновенней солнца: Как ни было бы всё вокруг серо, Оно потоком пламенных червонцев В тюремное вливается нутро. Как радуга – разбитое оконце, И паутина – словно серебро, И пятна цвели – славящие бонзы, И как рубин – пронзенное ребро. А за решеткой осиянный рай: Сырые крыши – как гряда тюльпанов, Платаны – кружевного платья край, На небе рать жемчужных великанов, И кажется, – хоть век не умирай! Шампанское шипит на дне стаканов.