Страх высоты

– Вы полагаете, что если бы Антон Тихомиров отметил заслуги покойного профессора Кротова, это изменило бы характер его поступка?

– Нет, вряд ли. Заимствование было очевидным. Это не развитие идеи, а прямой плагиат. Но все-таки отметить заслуги Кротова казалось мне тем минимумом...

Мазин посмотрел на Инну. Она по-прежнему прижимала к груди кофту и никак не реагировала на слова Рождественского. Казалось, она даже не слышит его.

– И вы поехали?

– Да, я поехал в институт.

– Взяв с собой тетрадь?

– Ни в коем случае! Я положил тетрадь на место, в стол.

Как это было похоже на него! Он не мог взять тетрадь, "украсть" ее. Принцип? Или очередная нерешительность, изо дня в день сопровождавшая этого спортсмена с волевой челюстью? Ведь взять тетрадь - значило начать действовать. Но это было не для него, конечно. Он еще должен был думать, решать.

– Защита проходила в Большой Круглой аудитории. Так у нас ее называют. Там сиденья спускаются амфитеатром, и войти можно сверху, с четвертого этажа, и снизу, с третьего.

– Вы вошли сверху?

– Да. Потому что я опоздал и защита уже началась.

И еще потому, что ему не хотелось быть в первых рядах.

Рождественский достал сигареты, но, глянув на женщин, бросил пачку на стол:

– Защита уже началась. Я просидел до самого конца, Антон ни слова не сказал о Кротове. При мне. Потом я узнал, что он говорил о нем во вступительной части. Но в самом общем плане заслуг перед наукой... Оппоненты его хвалили, а отец произнес целый панегирик. Говорили о том, что диссертация вышла за рамки кандидатской и должна рассматриваться как докторская.

– Простите, а вам не хотелось встать и сказать правду?

– То есть не правду, а то, что казалось мне тогда правдой? Вы же знаете, что все было гораздо сложнее.

– Теперь знаю. Но вы-то еще не знали!

– Устраивать скандал я считал неприличным, - ответил Рождественский немного свысока.
– Достаточно того, что мы скандалим в очередях. В конце концов, наука - это часть цивилизации, и не следует вносить туда базарные нравы...

– Спасибо, я вас понимаю.

Игорь чуть приподнял бровь, соображая, не ирония ли это.

– Более трудное решение ждало меня после защиты. Я был приглашен в ресторан. Я пошел туда и хочу объяснить свой поступок с точки зрения этической. Как вы помните, я сказал вам, что не пошел бы в ресторан, зная, что Тихомиров вор.

– Помню, - вздохнул Мазин.
– Вы назвали это психологическим алиби.

– Не я, а вы, - поправил Рождественский.

– Верно, - согласился Мазин.

– Я сказал неправду, но считаю, что поступил правильно.

Он смотрел на Мазина в упор:

– Я говорил, что обнаружил тетрадку после смерти Тихомирова. Говорил, чтобы не впутывать ее... Инну. Я не хотел, чтобы вы знали, что она ездила к Антону из-за этой тетрадки. Не хотел, чтобы на нее падали дурацкие подозрения.

– Дорога в ад вымощена благими намерениями. Теперь там прибавится еще один булыжник, - отозвался Мазин.

– Возможно. Но я считал, что незачем терзать невиновного человека. Поэтому я и был вынужден сказать, что не пошел бы в ресторан с Тихомировым.

Мазин не стал возражать. Он только отметил:

– Но вы пошли.

– Да, я проявил слабость. И хотя я могу сказать, что пошел, чтобы понаблюдать за ним, что-то выяснить, - это будет ложь. Я пошел потому, что мне было неудобно ему отказать...

– Ну, Игорь, кажется, все о'кей! Пора и промочить горло.

– Видишь ли...

– Что еще?

– Может быть, без меня?

– И не думай! Все заказано.

– Да я...

– Слышать ничего не хочу. Должна же быть в ресторане хоть одна приличная физиономия. Среди этих старых рож! Ну! Не будь хамом. Побежали!

– Хорошо, я приеду.

– Ты с машиной? Может быть, подбросишь пару дедов?

– Пожалуйста.

Наверно, так оно и было.

А потом поднимали бокалы, произносили тосты за успех, за талант, за будущее нового почти доктора наук. И Рождественский протягивал свой бокал тому, кого считал вором...

– Естественно, на банкете я чувствовал себя отвратительно. Мне хотелось, чтобы он скорее закончился. Пил я мало. А когда все достаточно повеселели, вышел в холл. Антон появился следом...

– Старик, я хоть и пьян, но вижу - ты не в своей тарелке.

– Да ну, чепуха!

– Личные дела?

– Вроде этого.

– У меня тоже. Сейчас хочу позвонить Светке.

– С Инной, значит, все?

– Финиш, старик. Как в море корабли.

– Но обошлось без драм?

– Была без радости любовь - разлука будет без печали.

– А казалось - на вечные времена?

– Иллюзия. Жаль, конечно. Инна - девка славная. Но ей будет трудно устроить свою жизнь. Характер не тот. Не от мира сего.

– Да, она человек путаный.

– Не современный.

Инна сидела сгорбившись, как будто слышала этот разговор.

– Он вел себя, как самодовольный хам, не зная, что все его счастье висит на волоске, на ниточке, которая обвязана вокруг моего пальца. Мне хотелось дернуть за эту ниточку. Но я не счел себя вправе сделать это, не посоветовавшись с Инной.

"Чтобы она взяла на себя то, чего ты боялся".

– И я поехал к ней...

– Одну минуточку. Вы не помните, чем кончился разговор со Светланой?
– перебил Мазин.

– Вы спрашиваете об этом не в первый раз. Меня меньше всего интересовала их беседа.

– Виноват. Тогда скажите вы, Светлана, пожалуйста.

– Вы же знаете.

– Важно восстановить последовательную картину событий.

– Он звал меня приехать сюда.

– И вы отказались?

– Да.

– Светик, все в лучшем виде. Да, да. В самом лучшем.

– Защитился?

– Буду защищать еще раз как докторскую.

– Поздравляю!

– И только?

– Я очень рада.