Стратегия обмана. Трилогия
Шрифт:
– Разумеется не то. История, знаете ли, делится на подлинную и ту, что описана в учебниках. А та, что описана в учебниках, расщепляется на множество других историй, на любой вкус, так сказать.
– То есть, всё было не так как в книгах, - заключил Ник.
– Видимо, вы ожидали услышать от меня что-то об охоте на ведьм...
– Если честно, да.
– Тогда спешу вас разочаровать. На ведьм охотились протестанты, а не католики. Особенно в вашей старой доброй Англии. Это у вас несчастных женщин сдавали властям за вознаграждение, а после вешали или топили.
Тут Пэлем не
– Можно подумать, испанская Инквизиция была образцом человеколюбия.
– Покаяние, мистер Пэлем, вот и всё, что было нужно для свободы. Ни пытки, ни штрафы, только раскайся в грехе и никто не тронет тебя и пальцем.
– Вот так просто? Извиниться, сказать, что заблуждался и никакого костра?
– Игнатий Лойола так и сделал, - ответил бывший квалификатор, хитро улыбнувшись.
– Жалеете, что тогда ему поверили?
Мурсиа пожал плечами и ничего не ответил.
– А тот единственный ваш подследственный, которого отправили на костер, что же, не захотел каяться? Даже для вида?
Мурсиа еле слышно вздохнул. Видимо ему до сих пор было неприятно вспоминать о том человеке и его участи:
– Он искренне верил в то, что считал правдой и не захотел отрекаться от ереси, ни искренне, ни для вида, как бы я его об этом не просил и не уговаривал.
– Так вы просили его солгать перед судом?
– поразился Ник.
– Я знал немало закоренелых грешников, которые к концу жизни всем сердцем отрекались от зла и начинали вести жизнь праведников. Я верю в искупляющую силу покаяния, и верю, что прийти к нему никогда не поздно, главное только прийти. Но... полагаю, вы тоже не считаете абсолютно все законы своего королевства справедливыми и мягкими. К тому же тот человек помимо ереси обвинялся и в убийстве посредством яда. К смерти его приговорил светский суд, так как церковный не имел на это право.
Странным получился это разговор, даже грустным. С полчаса они ехали в абсолютном молчании, пока Ник снова не спросил:
– Как же вы не разуверились в церкви после того как Лойолу назначили главой ордена иезуитов?
– Мистер Пэлем, если бы я связывал каждое действие папы с чистотой веры, то давно бы уже был атеистом.
– Но ведь Лойолу сделали святым, - не отставал тот.
– Это значит, что и папа может ошибаться.
– Как же так?
– поразился молодой человек.
– Разве католики не считают, что папа непогрешим?
– Папа непогрешим лишь в вопросах веры и морали. Этот догмат был принят только в 1870 году. А Лойола стал генералом ордена иезуитов в году 1541.
– Здорово, - усмехнувшись, заключил Ник.
– В 1541 году папа мог ошибаться, а с 1870 - нет. Как так может быть?
– Политика, мистер Пэлем. В тот год папская область перешла под юрисдикцию Италии, и папа вместе с землями лишился и светской власти. В тот год Первый Ватиканский Собор, можно сказать, в качестве моральной компенсации наделил папу непогрешимостью.
– Надо же. Так вы верите в этот догмат или нет?
– Я верую в Отца, Сына и Святого Духа, Святую Вселенскую Церковь, общение святых, прощение грехов, воскресение тела и жизнь вечную.
У Ника едва не вытянулось лицо от такого списка, во
что верит Мурсиа.– Это апостольский символ веры, мистер Пэлем, - на всякий случай пояснил отец Матео.
– Как видите, ничего о папе в нём не говорится.
– Стало быть, папа вам не указ, - почти разочарованно заключил Ник, а внутри уже нарождалось беспокойство.
– Что бы вы понимали, мистер Пэлем, признаюсь, что я не седевакантист и не старокатолик, ибо живу я на этом свете давно и знаю, что от церковных расколов и сектантства в первую очередь страдает чистота веры. Но я так же как и они не признаю решения двух ватиканских соборов и власти двух последних пап.
От этой информации Ник и вовсе пришёл в замешательство. Католический священник да ещё монах плевать хотел на папство? Это же нонсенс!
– Как же тогда вы собираетесь работать в Ватикане?
– Очевидно, с усердием и прилежанием. Не надо так нервничать, мистер Пэлем.
– Как же не нервничать, если с таким настроем вас в два счета оттуда выкинут!
– Вряд ли своими взглядами я кого-нибудь там удивлю.
– Сильно в этом сомневаюсь.
– И зря. Один провинциальный священник, позднее ставший папой, однажды приехал к ватиканскому двору. После этого он сказал: "Увидеть Рим, значит лишиться веры".
– И с таким настроем он стал папой? Здорово, ничего не скажешь.
– Однако это замечание весьма точно. Это для простых верующих папа небожитель. А для курии он вполне реальный человек из плоти и крови, которого можно запросто встретить в коридорах дворца или увидеть на аудиенции. Говорят, предыдущий папа запросто мог зайти в мастерскую ватиканских каменщиков и пригубить там стакан вина в компании рабочих. Так что не волнуйтесь, мистер Пэлем, говорить нынешнему папе в лицо, что он ересиарх, я не буду, и пить вино с ним тоже не стану.
И Нику пришлось поверить, ибо ничего другого ему теперь не оставалось. Зря он не послушал полковника Кристиана, а ведь тот предупреждал, что Мурсиа не так-то прост, как может показаться. Теперь Ник Пэлем с замиранием сердца ожидал когда поезд прибудет в Рим, в город, где он точно потеряет веру в свой и без того зыбкий профессионализм.
1968, Средиземноморье
В солнечном Майами на вилле саудовского мультимиллионера хозяин по имени Аднан принимал дорого гостя.
Устроившись в роскошном кресле с замшевой отделкой, молодой человек по имени Джейсон поднял хрустальный бокал охлажденного виски с дизайнерского подноса и принялся смаковать напиток, пока хозяин виллы делился с ним своими планами:
– У меня есть на примете очаровательная девушка, специально для тебя.
– Большое спасибо, Аднан, за твое гостеприимство, но это будет лишним.
– Не спеши отказываться, Джейсон, - улыбался ему саудовец.
– Мое предложение поистине ценное. Я предлагаю тебе дикий алмаз, необработанный и потому неприглядный на первый взгляд. Но ты можешь отшлифовать его по собственному вкусу, придать ту форму, какую сочтёшь нужной, добиться того блеска, какого только пожелаешь.
– Ты как всегда внимателен и заботлив, Аднан. Но, боюсь, мне придётся повременить с твоим предложением, если оно останется в силе, разумеется.