Стратегия. Логика войны и мира
Шрифт:
Этим выходом Германия и Япония могли бы воспользоваться, если бы прежде не пошли по столь опасному пути, что любое налаживание отношений с ними было практически исключено. Если бы не воздействие на американское общественное мнение болезненной атаки Пёрл-Харбора, чреватой всеми зловещими коннотациями, которые к тому же раздувал расизм; если бы не воздействие всего того, что натворили нацисты, немцы и японцы могли бы предложить кому угодно свои оставшиеся силы и свой будущий потенциал и побудить ту или иную сторону принять их в качестве союзников. Но крах государственного управления в Берлине и в Токио был настолько сокрушителен, что такая попытка даже не предпринималась, хотя Японии все же удавалось сохранять мир с Советским Союзом вплоть до самого кануна ее капитуляции.
Сталин, видимо, был убежден, что британцы постараются убедить более простодушных американцев пойти на союз с нацистской Германией до ее окончательного поражения, которое сделает этот шаг бессмысленным. С точки зрения Сталина, было бы просто нелогично, если бы британцы и американцы вступили в грядущую послевоенную конфронтацию, не заручившись ценным союзником,
188
Опасения Сталина были абсолютно верны. Большинство участников военного заговора против Гитлера, за исключением разве что полковника Штауффенберга, выступали за мир с Западом и продолжение войны против СССР с удвоенной силой. — Прим. редактора.
Сталин ошибался в своих подозрениях относительно британцев и американцев, но был совершенно прав в своем понимании логики стратегии. Союз американцев с немцами и японцами действительно состоялся, как и ожидал Сталин, пусть уже после того как война закончилась и политический характер новых партнеров полностью изменился. Однако во время самой войны тенденция к распаду союза, проявлявшаяся в горизонтальном измерении, встречала сознательное сопротивление, так что ни одна сила не вмешалась, чтобы помешать полному поражению Оси, которое, в конце концов, произошло в вертикальном измерении во всех видах военных действий, на всех главных театрах войны.
Из этого следует, что, если бы Роммель выиграл свою битву в Северной Африке, он всего лишь разделил бы судьбу не занятых в военных действиях гарнизонов на островах в проливе Ла-Манш, в Дании и Норвегии, которые все равно вынуждены были сдаться 7 мая 1945 года. Но, конечно, Роммель свою битву не выиграл. Сколь бы ни было велико превосходство немецких войск над британцами на оперативном уровне, оно не смогло полностью преодолеть обусловливающего воздействия пространственных факторов на уровне стратегии театра военных действий. Нужно бросить взгляд за пределы Северной Африки, чтобы осознать то огромное превосходство британцев, с которым немцы пытались состязаться. Мы можем предположить, что, если бы Роммель получил дополнительные силы и если бы они были должным образом снабжены всем необходимым, то он сумел бы достичь своих окончательных целей, то есть Каира и Суэцкого канала, зайдя примерно на 1500 миль от Триполи. Это действительно была бы великая победа для генерала, таланты которого не выходили за пределы оперативного уровня и который, видимо, вообще не понимал стратегии театра военных действий [189] . Но все же это стало бы только победой в битве — или, скорее, итогом нескольких побед в сражениях, — а не победой в кампании' ибо кампания не закончилась бы.
189
В противном случае он осознал бы, что сил, которые могли бы снабжаться всем необходимым на протяжении 1500 миль от Триполи, слишком мало для того, чтобы разгромить британцев, а те силы, которых было бы достаточно для исполнения этой задачи, невозможно надлежащим образом обеспечить снабжением. См.: van Creveld. Supplying War («Снабжение на войне»). P. 181–201.
Если бы Роммель дошел до Каира и Суэцкого канала, то британцы продолжали бы сражаться и, вне всякого сомнения, образовали бы новый фронт к югу от Каира со своих баз в Верхнем Египте и Судане, а также еще один фронт на Синайской стороне Суэцкого канала со своих баз в Палестине и Трансиордании. Снабжение обоих фронтов осуществлялось бы по Красному морю. И если бы их оставили на какое-то время в покое, то британцы стали бы строить базы, мастерские, полевые госпитали, дороги, железнодорожные линии и порты с американской помощью, чтобы набраться сил для дальнейшего отвоевания. Немцам, не способным добиться капитуляции британцев (что можно было сделать только в Лондоне, а не в Каире), пришлось бы тогда встать перед выбором: либо пассивно ожидать, пока возрастающие силы британцев все сильнее угрожают их контролю над Египтом, либо начать новые наступления, чтобы захватить базовые районы, в которых готовились контрнаступления британцев. Дальнейшее эпическое завоевание Верхнего Египта и Синая еще больше прославило бы Роммеля, но победу в кампании сделала бы для него возможной лишь капитуляция Лондона. Когда после потери Малайи, Сингапура и Бирмы японцы вытеснили британцев из Юго-Восточной Азии в Индию, они продолжали сражаться; точно так же поступили бы они и в описанном выше случае, сопротивляясь в обширных пустынях Трансиордании и в Сирии, а также на еще более обширных просторах Судана, причем их восточный фронт снабжался бы через Персидский залив и Ирак, а южный — через мыс Доброй Надежды и Восточную
Африку. Британцы стали бы накапливать силы и, в конце концов, перешли бы в наступление, подобно тому, как они, накопив силы в Индии после 1942 года, приступили к отвоеванию Бирмы в 1944-м, продвигаясь к Малайе и Сингапуру, предстоящее отвоевание которых потеряло смысл после капитуляции Японии.Немцы, растянув свои силы по огромной территории от Ливии до Трансиордании и на юг до Судана, опять же, встали бы перед выбором: либо вести бесконечную войну на обоих фронтах против наращивающего мощь противника, либо начать еще одну череду наступлений в те районы, откуда британцы по-прежнему угрожали бы всем их завоеваниям. До тех пор пока кампания не закончилась бы, все пространство от Триполи и далее оставалось бы «зоной преткновения», и удержать ее можно было бы только дальнейшими сражениями, которые оказались бы наступательными для немцев, пытающихся выстоять против надвигающейся на них ответной волны. И материальная мощь этой волны демонстрировала бы крах немецкой государственной политики в горизонтальном измерении большой стратегии. В конце концов, Роммелю пришлось бы идти вперед через всю Восточную Африку до самого Кейптауна, а также к востоку, за Ирак и через Иран, чтобы завоевать все бескрайние просторы Индии. Только тогда у британцев больше не было бы открытых фронтов, на которых они могли бы сражаться. Если бы британцы не были вытеснены немецким наступлением из Африки и из Индии и не оказались лицом к лицу с японцами на бирманской границе, они по-прежнему оспаривали бы все завоевания немцев, и далекий Триполи по-прежнему оставался бы их конечной целью.
Когда Роммель был на вершине своего успеха, зайдя глубоко в Египет в ходе летней кампании 1942 года, в России в процессе летнего наступления немцы дошли до Кавказа, и казалось, что японцы вот-вот вторгнутся в Индию, — тогда действительно существовали опасения, что силы Оси начнут согласованное наступление в масштабах, превышающих наполеоновские, чтобы соединить немецкие и японские войска где-то между Ираном и Индией. Но мы знаем, что ни такого, ни какого-либо иного плана согласованных действий у немцев и японцев не было, и воевали они скорее как товарищи по оружию, а не союзники в полном смысле этого слова. Мы также знаем, что все три наступления уже перешли кульминационную точку своего успеха. В авангарде этих впечатляющих наступлений 1942 года остались танки Роммеля, сильно уменьшившиеся в числе и испытывающие острую нехватку топлива, тонкий клин немецкой пехоты, застрявший в Кавказских горах, а также страдающие от голода японские солдаты, находящиеся в конечных точках опасно растянувшихся линий снабжения.
Но, даже если бы в этих наступлениях и была какая-то реальная сила, даже если бы они каким-то образом получали достаточно снабжения, чтобы зайти гораздо дальше, даже если бы Индия была завоевана с той или иной стороны, основные военные усилия союзников от этого не снизились бы. Все военные действия от Триполи до Индии, сколь бы они ни были масштабны, остались бы лишь промежуточной интермедией. Правда, союзники могли бы все же понести тяжелые потери: солдаты индийской армии, хорошо обученные полки которой значительно повышали силу британцев даже за пределами Индии; более сомнительный вклад китайской армии в войне с японцами; нефть Ирана и Ирака — в той мере, в которой нехватка танкеров позволяла использовать ее за пределами Ближнего Востока (сами немцы едва ли могли использовать значительное ее количество); и развивающаяся, хотя и скромная, военная промышленность самой Индии. И все же большая часть того, что Средний Восток и Индия привносили в ресурсы союзников, потреблялась на местах, в то время как обе эти области требовали силы извне для своей зашиты. Поэтому общий баланс сил и ресурсов для союзников в войне против немцев и японцев не стал бы слишком невыгодным, а возможно, события даже обернулись бы союзникам на пользу.
В соответствии с парадоксальной логикой, проигрыш на уровне театра военных действий может оказаться чистым выигрышем на уровне большой стратегии (при условии, что поражение не будет стоить слишком многих потерянных сил), тогда как любые усилия, затраченные на второстепенных театрах военных действий, все равно не принесут победы. Это относилось к обеим сторонам в ходе Второй мировой войны, но более к Германии и Японии, чем к союзникам, вследствие основополагающей асимметрии в их положении на уровне большой стратегии.
Благодаря огромному превосходству в ресурсах союзники, даже если их потери были выше, могли извлекать выгоду из любого столкновения, уменьшавшего военную силу Германии и Японии, — до тех пор, пока пропорция потерь не превышала общую пропорцию их превосходства (точнее, до тех пор, пока потери союзников не свели бы на нет разрыв в темпах роста вооруженных сил). Например, если бы Германия производила, скажем, по 500 самолетов-истребителей в месяц, а британское и американское производство истребителей, предназначенных для европейского театра военных действий, было бы в три раза больше, то даже потеря трех самолетов союзников на два немецких, в конечном счете, оказалась бы вкладом в будущую победу. Более того, для союзников такое истощение оказалось бы выгодным в любом случае: при износе не бывает никаких второстепенных интермедий.
Тем не менее союзникам нежелательно было отвлекать силы с главных театров войны. Если бы они так поступали, победа не стала бы менее вероятной, потому что кумулятивное истощение все равно продолжалось бы, но продвижение союзников к победе замедлилось бы просто потому, что на второстепенных театрах столкнуться с самыми многочисленными силами врага шансов было меньше. Более того, только на самых важных театрах военных действий, то есть в самой Германии и Японии, военную силу в вертикальном измерении стратегии можно было применить для еще большего ослабления этих стран в горизонтальном измерении, благодаря блокадам и бомбардировкам промышленных предприятий и инфраструктуры.