Стратегия. Логика войны и мира

Как всегда, мы встречаемся с парадоксом — если бы сила неядерных войск альянса выросла и перешла за кульминационную точку обороны, способной остановить локальное вторжение, но не полномасштабное наступление, в итоге разубеждение было бы ослаблено вследствие снижения вероятности применения тактического ядерного оружия. Увеличение силы неядерных войск до значительно более высоких уровней, чтобы устранить необходимость применения ядерного оружия поля боя, привело бы скорее не к избежанию. ядерных военных действий, а к гарантированному их использованию в ходе войны, потому что, если бы Советский Союз отчаялся до такой степени, чтобы предпринять атаку, ему пришлось бы атаковать ядерным оружием. Конечно, СССР потерял бы всякий шанс на быструю и чистую неядерную победу, но это имело бы значение лишь в том случае, если бы он атаковал альянс скорее согласно продуманному решению, чем от отчаяния. Возможно, тогда отказ правительств альянса содержать более многочисленные неядерные силы на протяжении всей эпохи «холодной войны» отражал бы осознание парадоксальной логики стратегии, пусть даже несистематическое: еще раз повторим — большее может стать меньшим.

Схожим образом уязвимость ракет с радиусом действия в масштабах театра войны и самолетов альянса, способных нанести ядерный удар, не обязательно была слабым местом; не был им и ограниченный радиус их действия, недостаточный для того, чтобы глубоко проникнуть на территорию Советского Союза. Во время «холодной войны» дело обстояло так, что ядерное оружие альянса с радиусом действия в масштабах театра войны предназначалось скорее для устрашения угрозой наказания, нежели путем удерживания от агрессии, в частности для того, чтобы отвратить Советский Союз от ядерных атак на воздушные базы, порты снабжения и переброски войск из США, командные центры и прочие военные цели, включая тактическое ядерное оружие. Но они не могли достичь важнейших советских городов, а советское оружие с радиусом действия в масштабах театра военных действий могло достичь всех европейских городов. Из этого следовало, что Советский Союз мог угрожать европейским городам, чтобы разубедить альянс применить свое ядерное оружие с радиусом действия в масштабах театра военных действий с целью сопротивления вторжению, тогда как альянс не мог угрожать СССР самостоятельно, не рискуя при этом навлечь на себя опережающий советский удар.

Только американское межконтинентальное оружие обладало радиусом действия, защищенностью и численностью, достаточными для того, чтобы уничтожить все советские крупные города, даже пережив последствия первого удара. И эта контругроза была самой сутью американской ядерной гарантии европейским членам альянса: американские города оказывались в опасности из-за угрозы советским городам, чтобы нейтрализовать советскую угрозу европейским городам, цель которой, в свою очередь, заключалась в том, чтобы разубедить альянс от применения ядерного оружия против вторжения Советской армии.

Поэтому сущность основного соглашения, поддерживавшего альянс, состояла в обмене обещания европейцев сопротивляться советскому военному устрашению в мирное время и противостоять вторжению в военное время на американское обещание разделить с европейцами риск ядерной войны, если она выйдет за пределы использования тактического ядерного оружия. Будь ядерное оружие альянса с радиусом действия в масштабах театра войны достаточно сильным для того, чтобы противостоять всем советским ядерным угрозам, отпала бы нужда полагаться на американское межконтинентальное оружие, что разорвало бы связь между выживанием европейцев и американцев. Опять-таки, большее было бы меньшим, как диктует парадокс.

Асимметричное ядерное увещевание

В Корее разубеждение представляет собою почти механическое применение потенциальной военной силы против постоянной угрозы атаки. Но это весьма необычно. В большинстве случаев нет такой постоянной угрозы, которую нужно предотвращать, а есть лишь вероятность (возможно, весьма отдаленная) угрозы в будущем. Это, несомненно, верно относительно центральной оси мирового баланса военной силы в годы «холодной войны»: взаимного стремления Советского Союза и Соединенных Штатов к ядерному увещеванию. Образы «двух скорпионов в банке» и сама идея «баланса страха» предполагали, что налицо симметричные угрозы населению обеих стран. В действительности же именно асимметрия была характерна для «холодной войны». Для СССР угроза американской ядерной атаки могла стать опасной только в случае предшествующей советской атаки, возможно, неядерной (вторжение в Европу), но такой, сопротивляться которой было бы нереально одними лишь неядерными войсками. С другой стороны, для США угроза советской ядерной атаки могла стать опасна только в случае предшествующей американской ядерной атаки на советские военные цели в контексте близящегося поражения Европы.

Таким образом, атаки на города могли стать близкой опасностью лишь на втором этапе ядерной войны, когда Советский Союз начал бы угрожать американским и европейским городам, пытаясь разубедить Соединенные Штаты и альянс применять дальнейшие ядерные атаки на наступающие советские войска. Эта фундаментальная асимметрия шаг за шагом управляла скрытым взаимодействием подразумеваемых ядерных угроз. Из-за своей предполагаемой слабости в неядерных силах именно США и их союзникам пришлось бы первыми угрожать ядерной атакой, хотя и не по городам. И поэтому, в свою очередь, именно СССР, хотя он и был занят накоплением оперативно применимой военной мощи, пришлось бы первым угрожать ядерными атаками на американские и европейские города.

Но действительным двигателем американо-советского ядерного состязания являлся второй этап «ответных» угроз, поскольку большая часть их ядерного оружия была нацелена на ядерное оружие друг друга — и это подстегивало старания повысить точность попадания ракет. Здесь, опять же, не было ни симметрии, ни «безумного» стремления к превосходству, а было скорее преследование существенно важных целей. Целью советской ответной угрозы американскому ядерному оружию межконтинентального радиуса действия было разубедить в возможности их выборочного применения, угрожая уничтожить их целиком, если хоть какое-нибудь из них вообще будет применено. Советский Союз стремился лишить всякой гибкости применение американских ядерных сил межконтинентального радиуса действия, чтобы они стали бесполезны как целесообразные орудия войны. (Ни одна советская ответная атака не смогла бы оставить Соединенные Штаты без функционирующего ядерного оружия в количествах, достаточных для того, чтобы разрушить советские города.) Целью же американской угрозы советскому ядерному оружию межконтинентального радиуса действия было как раз стремление обеспечить возможность выборочного применения своих ракет, угрожая противостоять советским ответным атакам и, в свою очередь, уничтожить советское ядерное оружие.

Иными словами, Соединенным Штатам нужно было произвести очень много ядерного оружия, чтобы иметь возможность применить хотя бы его некоторую часть. Если бы не было потребностей в ответном наведении на ядерные цели с обеих сторон, ядерные силы межконтинентального радиуса действия СССР и США не могли бы стать такими многочисленными, какими стали: на пике «холодной войны» у обеих сторон имелось в целом более 20 000 боеголовок [178] . Ибо, если бы само ядерное оружие было вычеркнуто из списка целей каждой из сторон, для большей части межконтинентального ядерного оружия, произведенного обеими сторонами, вообще не осталось бы достойных целей.

178

По оценкам Международного института стратегических исследований (HSS), к середине 1985 года насчитывалось 10 174 боеголовок у Соединенных Штатов и 9987 у Советского Союза. Military Balance, 1985-86 («Военный баланс в 1985–1986 годах»). Р. 180.

Легкое одностороннее американское решение проблемы гонки вооружений было таким: отказаться от применения межконтинентального ядерного оружия — разве что в качестве возмездия за предшествующую советскую ядерную атаку на США, нацелив свои атаки только на советские города. Проводя такую политику, Соединенные Штаты могли бы снизить численность своего межконтинентального оружия весьма решительно. При максимальном количестве выбранных целей (50 городов — вполне достаточно, чтобы устрашить кого угодно), с вычетом ядерного оружия, потерянного после советской обезоруживающей атаки, а также с учетом технических сбоев, хватило бы самое большее, скажем, 500 ядерных боеголовок, ради надежности распределенных между бомбардировщиками и ракетами — как крылатыми, так и баллистическими, базирующимися как на суше, так и на море (даже в настоящее время, когда от «холодной войны» осталось лишь воспоминание, в арсенале США остается около 3000 единиц межконтинентального ядерного оружия). Такая американская политика «неприменения первым» упразднила бы результаты десятилетий накопления: все американские единицы межконтинентального ядерного оружия, развернутые в самый пик «холодной войны» (а их насчитывалось более 10 000), кроме всего лишь 500, можно было бы демонтировать. При этом не было бы необходимости вести переговоры о соглашении, чтобы добиться взаимности, потому что в любом случае большая часть советского оружия стала бы бесполезна, ибо у него уже не имелось бы никаких достойных целей.

Осуществить это простое решение помешала сама структура военного баланса в годы «холодной войны», в которой только асимметричная американская угроза выборочного применения ядерного оружия в ответ на неядерную советскую атаку связывала ядерную силу с неядерной, давая первой из них возможность возместить слабость второй. И именно угроза выборочного применения воплощала жизненно важную связь между Соединенными Штатами и их европейскими союзниками, позволявшую компенсировать естественную территориальную близость Советского Союза, которая в ином случае оказалась бы решающей. Поэтому, несмотря на небольшое количество задействованных боеголовок, их наличие значило много — оно подгоняло взаимное соревнование, которое, в конце концов, привело к созданию огромных ядерных арсеналов. Но это небольшое количество оружия нельзя было уничтожить, не разорвав связь альянса, которая, с одной стороны, навлекала на Соединенные Штаты ядерную опасность, с другой же — превращала их ядерную силу в значительный фактор на мировой арене.

Во время «холодной войны» ядерную войну часто представляли себе лишь в одной из возможных ее форм — как беспощадную эскалацию ударов и контрударов, которая неизбежно достигла бы стадии полномасштабных атак на население соответствующих стран. В этом крайнем случае проявление парадоксальной логики оказалось бы столь же экстремальным: применение ядерного оружия перешло бы за точку полезности так далеко, что в итоге вылилось бы в полное взаимообращение, при котором самые разрушительные атаки были бы равносильны отсутствию атак с точки зрения каждого атакующего/жертвы. Если бы были разрушены все крупные населенные центры, ни одна из сторон не сумела бы извлечь никакой выгоды из катастрофы, навлеченной на другую сторону, даже останься в живых люди, заинтересованные в том, чтобы произвести соответствующие подсчеты.