Стратегия. Логика войны и мира

Не могли северные вьетнамцы и воспрепятствовать притоку американских сил через Тихий океан. Они не имели ни подводных лодок, ни самолетов, способных действовать над открытым океаном, а их сухопутных сил в самом Вьетнаме было недостаточно для того, чтобы захватить и перекрыть южновьетнамские порты и аэродромы вплоть до окончания войны. В еще меньшей степени могли северные вьетнамцы применять силу в вертикальном измерении против самих Соединенных Штатов: в то время как американцы бомбили Северный Вьетнам всякий раз, когда принимали такое решение, вьетнамцы не могли бомбить или как-либо иначе атаковать США: они были попросту слишком далеко. Но зато дипломатия и пропаганда северных вьетнамцев оказывали безграничное стратегическое влияние: они начали с того, что испортили отношения Америки с ее главными союзниками в Европе, а затем проникли и в сами Соединенные Штаты, что привело к важнейшим последствиям.

Ни разу не нанеся поражения в битве сколько-нибудь значительной группировке солдат США, северные вьетнамцы победили, успешно используя дипломатию и пропаганду, чтобы разбить американский политический консенсус, поддерживавший войну. В итоге сначала американцы были вынуждены вывести войска, а затем последовал резкий спад в притоке оборудования и снабжения в Южный Вьетнам. Военные достижения были необходимы северным вьетнамцам, но не для того, чтобы выигрывать битвы, что в любом случае не стало бы решающим фактором, а просто для того, чтобы продлить войну, создавая такие условия, при которых дипломатия и пропаганда могли оказаться успешными.

Как показывает пример Северного Вьетнама, в слиянии, образующем большую стратегию, даже скромного достижения в вертикальном измерении может оказаться достаточно для того, чтобы принести победу, если оно гармонично сочетается с успехом в горизонтальном измерении. Такова логика военной стратегии — невозможно победить либо только на вертикальном, либо только на горизонтальном уровне (как пытался сделать Муссолини, применяя дипломатию и пропаганду, но не занимаясь строительством реальных военных сил). Но успех Анвара Садата в октябрьской войне против Израиля в 1973 году служит еще более ярким проявлением этого принципа.

Египтяне признали, что не могут одержать победу, прибегнув только к прямому военному воздействию. Они имели основания надеяться пересечь Суэцкий канал, одолев его небольшой — около 450 человек — гарнизон, но знали, что не сумеют победить израильскую армию на Синае, чтобы после этого навязать переговоры или просто двигаться вперед, вторгаясь в сам Израиль. Развернутые силы египетской армии были куда многочисленнее сил израильтян, непосредственно несших боевое дежурство. Но, если израильтяне мобилизуют своих резервистов, они смогут выставить целых семь дивизий и отправить достаточное число солдат на Синай, чтобы разбить восемь египетских дивизий, учитывая превосходство Израиля в воздухе и в маневренном бою бронетехники на оперативном уровне [193] . Иными словами, Египет не мог добиться многого в вертикальном измерении стратегии.

193

Единственные когда-либо опубликованные документы по этой теме содержатся в книге: Bartov, Hanoch. Dado («Дало», 1981). Что касается подсчетов численности дивизий, см. графики от 8 октября.

Напротив, в горизонтальном измерении международная ситуация в 1973 году была потенциально весьма благоприятной для Египта. Соединенные Штаты только что ушли из Вьетнама и вовсе не желали ввязываться в войну где-нибудь еще. Советский Союз был более расположен к активным действиям, чтобы в реальности мировой политики заявить о «стратегическом паритете», на который незадолго до того согласились США в договорах об ограничении стратегических вооружений от 1972 года. За пределами этого дисбаланса шла еще и «нефтяная война». Поскольку производство нефти в США падало, а других источников было мало, арабские экспортеры нефти из Персидского залива и Северной Африки стали поставщиками, диктующими свои цены. Из-за возрастающей потребности в нефти по всему миру цены стали расти, но они все еще сдерживались долгосрочными договорами о поставках и действующими соглашениями о доле в доходе между правителями и нефтяными компаниями. Только резкое снижение экспорта могло высвободить новую рыночную мощь арабских производителей нефти, чтобы установить новый уровень цен, значительно превышающий традиционную американскую цену в 1,8 доллара США за баррель. Когда Садат попросил их наложить эмбарго на все страны, дружественные по отношению к Израилю, арабские производители нефти были весьма рады угодить — вместо того, чтобы просто идти на жертвы ради арабской солидарности, они могли еще и получить от этого существенную выгоду.

Напротив, Израиль находился дипломатически в очень слабой позиции. У него не было ни нефти, ни каких-либо иных богатств. В ООН он оказался в изоляции перед лицом многочисленных арабских, мусульманских и коммунистических голосующих блоков, к которым присоединили свои голоса африканские государства в надежде на надлежащее вознаграждение от арабских производителей нефти. В Европе Израиль обвиняли за отказ от сотрудничества в вопросе о разрешении конфликта с Египтом, с целью нового открытия Суэцкого канала, да и соблазн арабских экспортных рынков также играл свою роль в изоляции этой страны.

Как мы видели, при неблагоприятных обстоятельствах наличие силы в вертикальном измерении может не принести особой выгоды, но сама по себе потенциальная сила в горизонтальном измерении может оказаться и вовсе невыгодной. Хотя, даже если бы Египет вообще бы ничего не делал, возрастающее дипломатическое давление, возможно, заставило бы израильтян отказаться от завоеванной территории без заключения мирного договора, которое они требовали взамен. А в долгосрочной перспективе возрастающая американская, европейская и японская зависимость от арабской нефти привела бы к еще большему дипломатическому давлению на Израиль. Однако и то и другое представляло собою процессы долгие и неопределенные: если бы Соединенные Штаты вернулись к активной позиции, оправившись от вьетнамской травмы, а Советский Союз был бы отвлечен от конфликта собственными трудностями, то арабские производители нефти не стали бы бравировать последствиями наложения эмбарго в пользу Египта. Да и их контроль над нефтяным рынком не мог бы длиться вечно.

Только военная акция могла активизировать потенциальную силу Египта в горизонтальном измерении. И это была мощь не промышленная, как в случае союзников во Второй мировой войне, но скорее дипломатическая — способность использовать силу других: и вес Советского Союза в мировых делах, и арабское «нефтяное оружие». Как мы видели, египтяне на самом деле не могли выиграть эту войну и знали об этом. Но они и не нуждались в полной победе, чтобы активизировать дипломатическое давление на Израиль. Если бы египтяне могли дойти до самого Тель-Авива, они бы не нуждались так сильно в дипломатической поддержке. Но с другой стороны, они не могли надеяться на интерес Советского Союза и Соединенных Штатов, не совершив какой-либо действительно крупной военной акции, ибо простых рейдов коммандос и артиллерийских обстрелов было недостаточно. Привлечь к себе такой интерес реально было только пересечением Суэцкого канала, причем не операцией на одну ночь, поскольку за ней последовала бы контратака израильтян, которая могла бы снова поставить египтян в униженное положение. Садату нужна была настоящая победа в сражении, даже если бы она не развилась в окончательную победу в кампании на уровне театра военных действий.

Суэцкий канал — около сотни метров спокойной воды — сам по себе не был серьезным препятствием. В любом случае израильтяне не стали укомплектовывать личным составом укрепления на своей стороне канала, рассчитывая на мобильную защиту с помощью бронетехники, основанной на быстром разворачивании усиленной танковой дивизии, направленной против любых попыток пересечь канал. И как всегда, они чрезмерно полагались на свои ВВС [194] . Поэтому египтяне могли без особого труда пересечь канал, но это не решило бы тут же встававшей перед ними проблемы, а именно схватки с контратакующими израильскими танками. В еще меньшей степени они способны были сопротивляться полной силе израильской армии, которая в течение трех дней после пересечения канала мобилизовала бы своих резервистов. А тем временем израильские ВВС, успешно состязаться с которыми в воздушном бою египетские истребители не могли, стали бы систематически атаковать египетские войска по обеим сторонам канала.

194

Большинство укреплений так называемой линии Бар-Лева не были укомплектованы личным составом. 6 октября 1973 года там было около 450 солдат, разбросанных по 14 укомплектованных укреплениям с одного конца Суэцкого канала до другого, с частотой около четырех человек на километр. Зато израильский план обороны («Dovecot») опирался на 290 танков и 14 артиллерийских батарей постоянной Синайской дивизии. См: Bartov. Dado. График на 6 октября.

План египтян, который решил эти проблемы, казавшиеся нерешаемыми, — своего рода идеальный образец, гармоничный относительно и вертикального, и горизонтального измерений, а также взаимодействия между ними.

В горизонтальном измерении один из важных элементов был дипломатическим: сирийскую военную диктатуру, хотя отнюдь и не состоявшую с Египтом в тесных отношениях, убедили начать одновременное наступление. Поэтому Израиль вынужден был перебросить часть своих сил на Голанские высоты, а не на Синайский фронт. И действительно, две из пяти резервных танковых дивизий были отправлены на войну с Сирией в течение первой недели войны.

Столь же важный элемент этого плана в горизонтальном измерении сочетал в себе пропаганду и обман с целью достичь полной неожиданности запланированного нападения. Скрыть наличие скопления египетских войск и оборудования для наведения мостов возле канала было невозможно, но израильтян успешно убедили в том, что это всего лишь общевойсковые учения, часто проходившие раньше. Израильтяне не обращали внимания на ясные указания на то, что нападение вот-вот состоится, вплоть до раннего утра 6 октября 1973 года. Они не смогли преодолеть свои сомнения и не издали приказов о мобилизации вплоть до 9.20. Некоторым армиям требуются недели на то, чтобы призвать гражданских лиц, экипировать их и сформировать из них боевые подразделения. Израильтяне справились с этим за 24 часа или даже чуть быстрее, и еще за день полностью укомплектованные бригады бронетехники добрались до Синайского фронта. Но в 9.20 6 октября, на момент принятия решения о мобилизации, до начала войны уже оставалось менее пяти часов.