Судьба генерала

— Хош, — проговорил широко заулыбавшийся купец и приложил руку к сердцу, подобострастно кланяясь. — Я сейчас же провожу вас к моему господину.

Так наши путники снова оказались на улочках города. После десятиминутной прогулки они остановились перед резной деревянной калиткой в высоченной стене глинобитного дувала. На условный стук она мгновенно бесшумно отворилась на хорошо смазанных железных петлях. Сулейман-хан и англичанин оказались в богатом доме, состоящем из множества побелённых внутри и снаружи построек, чередующихся с небольшими двориками и садиками с маленькими прудами. В одном из уютных залов с резными деревянными колоннами, сплошь устланном дорогими персидскими коврами, их встретил сухенький старичок с длинной, крашенной хной бородой и в персидском остроконечном чёрном кулахе из дорогого каракуля на голове.

— Я уже давно ожидаю людей достопочтенного Мирзы-Безюрга, — проговорил он и пригласил гостей садиться на мягкие подушки.

Это был влиятельный ханский чиновник персидского происхождения Ат-Чанар. Его сын Ходжаш-Мегрем был любимцем повелителя Хивы Мухаммеда-Рахима. Поговаривали, что он был любовником свирепого хивинского хана, который к концу своей бурной и отнюдь не праведной жизни пристрастился к смазливым юношам, забросив свой многочисленный гарем. Пришельцы из пустыни Каракумы с интересом всмотрелись в узкое, кривое лицо с проворными, чуть подслеповатыми, вечно щурящимися глазками. Они были наслышаны о цепкой, баснословной жадности этого старикашки, который с удивительной проворностью использовал фавор своего ленивого и порочного сына, чтобы стремительно превратиться в одного из самых богатых и влиятельных лиц в Хивинском ханстве.

После длинных и витиеватых вежливых фраз, столь неизбежных в начале любого разговора на Востоке, майор Бартон наконец-то взял быка за рога:

— Что слышно о прибытии русского посла Муравьёва в Хиву и как к его визиту относится сам Мухаммед-Рахим-хан?

— Наш хан не знает, на что решиться, — проговорил Ат-Чанар, ехидно улыбаясь сухими старческими губами. — С одной стороны, он хотел бы просто содрать с русской неверной собаки кожу и набить её соломой, как поступили сто лет назад с другим русским послом Бековичем, но сейчас уже не те времена, и хан не решается на такие действия. Он ведь побаивается русских, особенно сардаря Ермолова, который железной рукой наводит порядок на Кавказе. С другой стороны, до него дошли слухи, что русский везёт дорогие подарки. «Почему бы их не получить, — рассуждает наш повелитель, — отделавшись лишь общими словами, и попросту выпроводить непрошеного посла вон?» Но ему вчера сообщили, что этот русский ведёт подробные записки и чертит карту своего пути. Так может быть, это лазутчик, прикинувшийся послом? А на следующий год, если его отпустить подобру-поздорову, сюда нагрянет Ермолов со своими казаками? Вот и мучается наш господин. Совсем спать перестал, как сообщает мой горячо любимый нашим повелителем сын Ходжаш.

— Так и надо сейчас на колеблющиеся весы ханского мнения подбросить гирьку в нашу пользу, — проговорил Сулейман-хан, криво улыбаясь. — Расскажите хану, что неверный снюхался с разбойником Тачмурадом, который обязался за хорошую мзду провести русские войска прямо под стены Хивы.

— Можно, конечно, но ведь это только слова... — неопределённо протянул Ат-Чанар.

— А вы сделайте так, чтобы именно вас хан послал навстречу русскому. Он, по нашим сведениям, уже на границах ханства. Вы убедите русского, что хан требует документы, подтверждающие, что он посол, и другие письма от Ермолова, а заодно и подарки отдать вам, уважаемый, якобы для передачи хану. А как только вы их получите, то просто-напросто все бумаги сожжёте, а подарки возьмёте себе. А хану скажете, что русский — это просто самозванец, который лишь болтает, что он посол, а на самом деле подослан к нам, чтобы выведать путь через Каракумы в Хиву. И тогда уж эта неверная собака будет точно корчиться на колу посередине городского базара. — Сулейман-хан торжествующе улыбнулся.

— А правда, что этот неверный везёт хану четыре тюка, полные червонцев, от сардаря Кавказа? — спросил Ат-Чанар. Его серые глаза зажглись алчным огнём.

— Совершенно верно, уважаемый, — перешёл на шёпот Сулейман-хан, склонившись почти к уху старика. — У него ещё золото, драгоценности и собольи меха для подкупа чиновников хана.

Худое жёлто-зелёное лицо хозяина покрылось розовыми пятнами.

— Мне нравится ваш план, молодые люди, — проговорил он, облизывая пересохшие от волнения губы. — Пожалуй, я так и сделаю. Нельзя допустить, чтобы неверные собаки проникли в нашу святую Хиву. Кстати, Мирза-Безюрг мне ничего не передавал?

— Вот этот тяжёлый мешочек со славными золотыми монетами, — сказал, улыбаясь, майор Бартон и протянул старику деньги, — и ещё вот это послание.

Спрятав в просторный халат увесистый мешочек, Ат-Чанар внимательно прочитал письмо персидского сановника.

— Чем я могу помочь вам, уважаемый майор Бартон? — обратился он льстиво, кланяясь, к англичанину.

— Я хотел бы встретиться с Мухаммед-Рахим-ханом, — коротко ответил Бартон.

— В качестве кого, уважаемый?

— В качестве представителя могущественной Ост-Индской компании и английского правительства.

— А у вас есть письма, подтверждающие ваши полномочия?

— И письма, и подарки хану, — спокойно ответил майор. — Вот бумаги, которые нужно передать хану, а вот подарок вам, уважаемый Ат-Чанар, за услуги, которые вы мне оказываете. — И Бартон протянул старику массивный золотой перстень с крупным алмазом. Перс схватил перстень и залюбовался игрой света в камне.— Если всё пойдёт, как я хочу, то вы, уважаемый, получите от меня значительно больше, чем вам передал Мирза-Безюрг, и будете получать это раз в полгода, при условии, конечно, успешной нам помощи.

— Я готов вам помогать и днём и ночью, — склонил свою голову Ат-Чанар. — А теперь, дорогие гости, я хочу вас угостить, — сказал он и громко хлопнул в ладоши.

В комнату с низкими столиками, уже заставленными кушаньями, вошли несколько слуг. Среди них был один стройный юноша в цветной тюбетейке. Он проворно поднёс гостям тазик, полил тёплой воды на руки и подал полотенца. Пока Бартон и Сулейман вытирали пальцы о белоснежное полотенце, светловолосый слуга искоса поглядывал на них. Дорого бы заплатил коварный англичанин, чтобы узнать о том, что этот проворный юноша сумел подслушать весь их разговор, подкравшись незаметно к резной решётке на окне со стороны сада.

«Вот гады! — думал светловолосый раб, десять лет назад, совсем ещё мальчишкой, похищенный с Оренбургской линии около Троицкой крепости киргизами и проданный в рабство на базаре в Хиве. — Эх, как бы предупредить русского посла?» — ломал голову молодой невольник.

А трое довольных заговорщиков: англичанин, туркмен и перс — с удовольствием ели ароматный плов. Капельки жира стекали по их пальцам, которые они со смаком облизывали. Европеец Бартон так вжился в шкуру азиата, что даже с наслаждением громко рыгал, как заправский туркмен, после славного обеда, когда они лениво пили зелёный чай и перебрасывались ничего не значащими фразами. Когда гости удалились, Ат-Чанар, довольно похрустывая длинными сухими пальцами, быстро засеменил к уже осёдланному коню, чтобы выехать в ханский дворец для встречи с сыном. Четыре тюка с червонцами не давали старому персу покоя.

2

А ничего не подозревавший о коварных планах врагов капитан Муравьёв тем временем уже ехал по Хивинскому оазису, с интересом всматриваясь в окружающие поля с созревшим хлопком, бахчи со сладкими огромными продолговатыми дынями, в широкие загорелые лица приветливых и гостеприимных земледельцев-узбеков. Шёл уже октябрь месяц. Жара спала. Дни стояли ясные и сухие. На голубом небосклоне начали появляться рассеянные облака. В садах хивинцы собирали груши, айву, поздние сорта винограда и яблок. Радушные дехкане на привалах угощали Николая и его сопровождающих фруктами, с интересом расспрашивали, не проявляя ни малейшей враждебности. Муравьёв уже послал двух гонцов с письмом к хивинскому хану, извещая его о своём прибытии, и ждал теперь встречающих. Поэтому он ехал не спеша, внимательно рассматривая поля, плантации хлопка, арыки и каналы. Ему нравилась эта ухоженная земля с приветливыми жителями. Он с профессиональным любопытством разглядывал дома хивинских узбеков, ведь ещё до своего отъезда на Кавказ Николай написал и издал книгу о фортификации. Разбросанные же среди полей жилища северных узбеков казались крепостями с высокими стенами, массивными, широкими воротами и круглыми башнями по углам.

«Сколько же бесконечных войн и набегов нужно было пережить, чтобы так отчаянно отгораживаться от окружающего мира! Да, настрадался этот край. Ему явно нужен прежде всего мир и покой, а местные власти, чувствуется, этого людям дать не в состоянии», — думал Николай.

Недаром, как ему объяснил Петрович, свои дома местные жители называют словом «кала», которое на многих восточных языках обозначает «крепость». Но любознательному капитану недолго пришлось любоваться пасторальными пейзажами. Вскоре их встретил в двадцати вёрстах от Хивы криворотый старикашка, Ат-Чанар, который сразу же не понравился Муравьёву. Его сопровождал отряд хивинских кавалеристов. Они невозмутимо окружили малочисленный караван посольства, и Николаю было непонятно, то ли их взяли под арест, то ли сопровождают почётным караулом. Ат-Чанар рассыпался в любезностях и настойчиво требовал передать ему письмо сардаря Ермолова хану и подарки. Муравьёв опасался отдавать бумаги, подтверждающие его полномочия, в чужие руки, а когда второй чиновник, представляющий хана, юз-баши Еш-Незер, высокий молодой мужчина с кудрявой чёрной, коротко подстриженной бородкой и живыми карими глазами, очень выразительно посмотрел на капитана в момент особенно настойчивой атаки Ат-Чанара с требованиями отдать письмо хану и слегка повёл головой из стороны в сторону, русский посол категорически отказался расставаться с посланием и подарками.