Судьба генерала

— Вы меня узнали? Ха-ха-ха! — рассмеялся Бартон. — У вас намётанный глаз и профессиональная память. И вправду, мы с вами встречались на обеде, который генерал Ермолов давал английскому посланнику и офицерам Ост-Индской компании в Тебризе три года назад, когда он посетил сей славный город со своим сильно нашумевшим по всему Востоку посольством.

— В хорошей же компании я застаю вас, майор, на этот раз, — проговорил Муравьёв, — неужели вы спелись с этим грязным бандитом?

— Я ни с кем, как вы выражаетесь, не спелся, — небрежно махнул рукой англичанин, — просто этот славный воин временно работает на меня.

— Этот славный воин шесть дней назад вырезал целый ни в чём не повинный туркменский род, — сказал с негодованием капитан, — вы хоть осознаете, кто прислуживает вам и как к этому отнесётся местное население?

— Давайте не будем говорить о пустяках. — Бартон похлопал по плечу связанного арканом русского офицера. — У нас есть темы более интересные и важные как для нас, так и для наших правительств, которые мы представляем среди этих дикарей. Пойдёмте в мавзолей, мне надо с вами переговорить с глазу на глаз.

И англичанин увёл Николая в полуразвалившееся здание, откуда бандиты уже выволокли убитых туркменов и своих товарищей. Оставшихся в живых раненых добивали кинжалами.

— Послушайте, я не буду объяснять вам вашего положения, я думаю, вам понятно и без моих комментариев, что ваша жизнь висит на волоске, — начал Бартон, как только они оказались одни. — Поэтому я предлагаю вам прямо в лоб, без экивоков и красивых, льстивых фраз: соглашайтесь работать на нас, и вам не только будет гарантирована жизнь, но и успешная карьера у себя на родине, да к тому же богатство, ведь наше правительство не скупится, когда дело касается интересов нации, тем более здесь, на Востоке, на переднем крае борьбы за брильянт в короне нашей империи — Индию.

— Откуда вы взяли, что мы, русские, заримся на вашу Индию? — спросил, иронично улыбаясь, Муравьёв. — Вы что, верите во всю эту чушь о русских происках на Востоке, которую плетут ваши же газетчики?

— Ха-ха-ха! — рассмеялся громко англичанин. — Если бы русских не было, то их стоило бы выдумать, говорит один из моих друзей, служащий в руководстве Ост-Индской компании. Ведь надо же как-то оправдывать те затраты на безопасность наших колоний здесь, в Азии, да и новые проще захватить, прикрываясь маской защищающегося от нападения кровожадного русского медведя. Так что решайтесь, спасайте свою жизнь! Я ведь всего-то прошу взамен, чтобы вы несколько раз в год, если у вас не будет настоящей информации, просто что-нибудь выдумывали о захватнических планах генерала Ермолова, лелеющего страшные планы похода на Индию. Ведь за эти химеры мы вам будем отлично платить, да к тому же вы будете жить, жить! Вслушайтесь в это слово. Вы ведь совсем ещё молод, у вас вся жизнь впереди. Неужели вы предпочтёте жуткую позорную смерть здесь, в песках, от руки подонков рода человеческого? Ну подумайте же, ведь о вашем подвиге просто никто не узнает, а я постараюсь очернить ваше имя в глазах вашего командования, уж поверьте мне, мы это умеем делать со строптивцами, чтоб другим, более благоразумным, была хорошая наука.

— Я предпочитаю не позорную смерть, а сохранить честь офицера и дворянина, — проговорил Николай, посмотрев в глаза англичанина серо-стальным спокойным взглядом. — И никто на свете не сможет очернить моё имя, кроме меня самого, а я никогда этого не сделаю.

Майор Бартон весь как-то подобрался и проговорил, чеканя каждый слог:

— Я был высокого мнения о вас, капитан Муравьёв, и до этой нашей личной встречи, ну а теперь я могу сказать просто, что вы джентльмен. Но на войне как на войне. — Англичанин вздохнул и пожал плечами. — Может, у вас есть какое-нибудь последнее желание?

— Глоток виски мне не помешал бы, это уж точно, — пошутил Николай.

Бартон полез за пазуху и достал плоскую фляжку.

— Это единственное, что я могу для вас сделать, — сказал он, поморщившись, и приложил фляжку ко рту русского офицера.

На всю жизнь запомнил Муравьёв вкус этих нескольких глотков виски. А майор убрал пустую фляжку и вышел прямой деревянной походкой, как будто проглотил длинный шест. Через несколько мгновений в мавзолей ворвались бандиты во главе с Сулейман-ханом. Они начали срывать одежду с Николая, а потом вздёрнули его за ноги вверх, перекинув верёвку за деревянное стропило мавзолея. И тут все бандиты расступились. К висящему на аркане русскому офицеру подошёл Сулейман-хан. Он вынул кинжал из ножен и с садистским удовольствием поднёс клинок к горлу жертвы. Николай с каменным лицом смотрел в глаза палачу.

— Нет, неверный пёс, я тебя сразу не зарежу, — проговорил Сулейман-хан, криво улыбаясь. — И не надейся на это. Ты у меня долго помучаешься. Я с тебя живого кожу сдеру, а ты на это посмотришь.

Он поднял кинжал, но не мог дотянуться до щиколоток ног русского, откуда и хотел начать сдирать кожу.

— Почему так высоко подвесили? — крикнул главарь бандитам. — А ну опустите пониже.

Кто-то кинулся выполнять приказание, и тут вдруг раздался выстрел. Курд в грязной коричневой чалме, возившийся с верёвками, опутывавшими русского офицера, упал с раздробленной пулей головой. Николай, болтающийся под потолком кверху ногами, с трудом различал, как по мавзолею начали метаться какие-то люди. Слышались выстрелы, раздавался крик борьбы, смертельные хрипы умирающих. Краем глаза Муравьёв заметил, как Сулейман-хан выпрыгнул в один из проломов в ветхой стене мазара. Потом глаза капитана стала застилать кровавая дымка. Кровь всё больше притекала к голове.

— Ты живой, Мурад-бек? — услышал он вдруг голос проводника Сеида.

В ответ Николай смог только прохрипеть что-то нечленораздельное. Но тут почувствовал, как его снимают с верёвки, разрезают все путы и выносят из мазара. Его положили на кошму и прикрыли косматой буркой. Через несколько минут он уже смог различать всё кругом. Николай поднял голову. Рядом сидел Сеид и наливал из бурдюка в пиалу чал, а в ногах его стояла Гулляр и какой-то высокий туркмен.

— Слава Аллаху, мы успели вовремя, — бормотал грубовато-ласково Сеид и бережно, как больному ребёнку, подносил к губам Муравьёва чудодейственный туркменский напиток. — Выпей чала, выпей, друг, и всё как рукой снимет.

Через час, одетый в новую, чистую одежду, Николай сидел на кошме, у костра, на котором готовился плов в большом чёрном казане, и слушал рассказ о своём спасении. Оказывается, Гулляр и Сеид успели скрыться в суматохе за барханами и бросились к временному становищу ближайшего племени. Оно было в нескольких часах ходу. Они надеялись набрать там добровольцев и вырвать Муравьёва из лап бандитов. Но через час быстрого шага по пескам натолкнулись на отряд Тачмурада, получившего послание от невесты и спешно кинувшегося ей на помощь. Поэтому-то и успели вовремя.

Николай с интересом рассматривал знаменитого разбойника, этого Робин Гуда Каракумов. Огромный, широкоплечий, в шапке из дорогого сура — каракуля редкостной расцветки, не то серебристого, не то золотого, — он сидел, скрестив ноги, на кошме и с добродушной улыбкой на загорелом до черноты, словно вырезанном из тёмного гранита, лице посматривал на отважного русского, не побоявшегося с достоинством истинного мужчины встретить смерть (об этом красочно рассказали несколько пленных). Когда же он поднимал большие, чуть раскосые глаза на Гулляр, они у него светились нежным, с трудом сдерживаемым огнём. Девушка тоже не могла наглядеться на жениха и то и дело подливала ему в голубую пиалу, кажущуюся такой маленькой в огромных руках, зелёный чай из узкогорлого медного тунче.

— Я провожу тебя, Мурад-бек, в Хиву. Ты спас мою Гулляр, я твой должник до конца моих дней. В пустыне теперь никто не посмеет тебя обидеть, все теперь знают, что ты под моей защитой, но вот в Хиве — другое дело. Мухаммед-Рахим-хан — коварный человек, он боится вас, русских, и поэтому люто ненавидит. Зачем ты идёшь один к нему? Никто не поручится за твою жизнь, как только ты войдёшь в ворота Хивы.

— Это мой долг, — ответил Николай. — Я обязан лично передать послание от сардаря Кавказа в руки хана и убедить его, что мы, русские, желаем ему только мира и долгих лет правления.