Судьба принцессы

— Я не сомневаюсь, — почтительно, без тени иронии ответил Ринер. — Чем могу помочь?

Вадерион прошелся по комнате: Советник явно не скупился, обставляя свои покои, но в этом был весь Ринер — он всегда брал от жизни все, и ему всегда было этого мало. Вадерион опустился в кресло, как на трон, и смерил внимательным взглядом стоящего напротив свалга. Тот тоже сел, хотя нервничать не перестал.

— Ответь мне, Ринер, из каких соображений ты отправил Элиэн на Последний суд, когда я отдал четкий приказ — на время моего отсутствия не проводить его?

Свалг мгновенно подобрался, превращаясь из товарища в Советника.

— Мне жаль, что это произошло, и я признаю свою вину, — начал каяться Ринер. Если бы Вадериону сейчас могло бы быть смешно, он бы рассмеялся, потому что если у Тейнола напрочь отсутствовала гибкость в личных вопросах, то у Ринера — совесть во всем остальном. — Мне следовало выполнять твой приказ, а не приказ Императрицы, но она пригрозила мне, а я не знал, насколько сильна ее власть над тобой.

— Власть? Надо мной? Пригрозила? Ты рассказываешь удивительные вещи, Ринер.

— Жизнь часто бывает непредсказуема, — философски заметил тот, поправляя манжеты рубашки. — Однако Императрица сама захотела провести Последний суд. Я был резко против…

— Но она тебе пригрозила, — язвительно закончил за свалга Вадерион. — Серьезно?

— Да, и я оказался прав, ведь сейчас ты веришь ей, а не мне.

— Конечно, ведь она раздвинула ножки.

Ринер шумно втянул воздух.

— Она врет тебе.

Вадерион резко поднялся и мгновенно оказался рядом, нависая над Ринером.

— Я бы убил тебя только за то, что ты посмел так подумать о моей супруге. Но ты пошел дальше и решил потрепать языком. Об Императрице. Думал, я оставлю это безнаказанным?

— Ты променяешь старого друга на светлую эльфийку? Как бы хороша она не была, она чужачка и всего лишь женщина. Их у тебя всегда было много, они приходят и уходят, а я был с тобой всегда, с самого начала. И что же, ты поверишь ей? Только потому, что она хороша в постели?!

— Заткнись, — бросил Вадерион, и Ринер тряпичной куклой рухнул обратно в кресло. В его глазах смешалась злость и страх. Он играл хорошо, а Элиэн плохо — поэтому легко было понять, кто лжет. С другой стороны, в чем-то план Ринера был неплох, ведь если бы Вадерион не сблизился с женой, он бы не узнал, какая она и на что способна. А еще…

…Он пришел тогда поздно ночью, это был первый Последний суд после окончания войны. За пять лет Вадерион успел подзабыть, какая это мерзость. Легко в бою, сложнее — на военном совете, очень сложно — на казни и совсем невыносимо — на судилище. Решать, кому жить, а кому умереть. И хоть Вадерион уже восемь сотен лет нес ответственность за жизни тысяч и тысяч подданных, но Последний суд оставался одной из самых тяжелых обязанностей Императора. У него не было настроения ни спать, ни тем более развлекаться с собственной женой, но ноги все равно принесли его к ее покоям. Элиэн не спала — читала очередной любовный роман, — а когда он молча лег рядом, закрыла книгу, погасила свечу и обняла его. В тот момент он очень ясно осознал, что сейчас она его понимает. Она тоже проходила через это, и она каким-то неведомым (женским?) чутьем определила, что у него так гадко на душе. И тяжело. Как ей это удалось? Ответ прост: она тоже это пережила. А ведь большинство дорвавшихся до власти существ не испытывают муки совести, убивая себе подобных.

С тех пор он стал доверять ей еще больше, с каждым днем убеждаясь, что жена видит его насквозь, но почему-то не испытывая никакого дискомфорта. Перед ней не было стыдно за свои чувства, остальные бы не поняли совестливого Темного Императора…

…— Знаешь, Ринер, ты хорошо лжешь, но недостаточно.

Свалг неожиданно улыбнулся.

— Я догадывался, что все этим закончится. Признаться, впервые мой план провалился.

— Как печально.

— Ты всегда с иронией относился к моим идеям.

— Еще скажи, что они были гениальны.

— Иногда да.

— И ты обиделся? — насмешливо поинтересовался Вадерион, мастерски скрывая свой гнев, и сел обратно в кресло. Ринер остался абсолютно невозмутим, словно не понимал, что его ждет. Или наоборот — слишком хорошо понимал.

— Нет. Все ведь привыкли служить своему Императору. И я служил тебе, а потом появилась она. Все дело в ней, не в неповиновении тебе…

— Пробуешь лесть?

— Нет, она уже бесполезна. Эта светлая дрянь уже завладела тобой. Вадерион, смешно сказать, мне казалось, что ты сухое бревно, не способное на чувства. Ты ведь даже не умеешь проявлять участие к тем, кто готов за тебя сдохнуть! — Лицо его перекосилось от злости. Он копил ее слишком, слишком давно. — А тут появилась эта девчонка, ты ее даже не замечал, ломая, как и всех вокруг. Мне оставалось лишь ждать, когда она сдохнет, не выдержав такой жизни. А потом она просто ворвалась к тебе в кабинет, выкинув нас… Знаешь, я ведь первый понял, что ты ею заинтересовался, я первый это увидел. Даже твоя ненаглядная Стефалия не сразу поняла, а я все видел. Такая невзрачная, молчаливая светлая эльфийка, а смогла соблазнить Темного Императора! — он рассмеялся. Это был смех на грани истерики.

— Так все это борьба за мое внимание? — удивление пробилось даже через гнев. — Ринер, ты разочаровываешь меня все больше.

— Ты думаешь, я ревную? Вадерион, борьба за твое внимание надоела мне еще столетий семь назад. Когда-то ты был для меня старшим товарищем и другом, но потом я понял, что ты — всего лишь кукла Тьмы. Напыщенный и властолюбивый. И все же я остался рядом, а ты никогда не замечал никого вокруг себя. Потом я стал ненавидеть тебя, но потом… потом я успокоился. Я понял, что нужно использовать свой шанс. Когда-нибудь ты умер, и я бы занял твое место. Я! Твой ближайший, доверенный темный! Твой Советник! А тут появляется эта дрянь. Признаться, я действительно испугался, что ты можешь увлечься ею слишком сильно. Для этого и нужен был Последний суд. Думал, девчонка полезет в петлю от крови и растекающихся мозгов, а она начала скалиться… Тварь!

— Выговорился? — холодно поинтересовался Вадерион.

Ринер неожиданно расслабился, облокотился о спинку кресла и со смешком, словно они, как раньше, под бутылку вина у костра обсуждали темных эльфиек, промолвил:

— Почему ты не умер на войне? Ты слишком долго правишь, Вадерион.

— И проправлю еще достаточно. А ты умрешь. Как банально.

Ринер не стал молить о пощаде или скандалить, выкрикивать обвинения, брызжа слюной — он всего лишь бросился на Вадериона. Вернее, попытался. Из теней скользнула фигура, нажимая на пару точек на шее свалга, и тот без чувств рухнул обратно в кресло.

— Ты бы никогда не стал правителем Темной Империи, — с брезгливостью произнес Вадерион, поднимаясь и не глядя больше на того, кто больше восьми столетий был его самым верным последователем, Советником, вышел. Он знал, что Тейнол сделает все необходимое.

* * *

Элиэн, слава Тьме, нашлась в своих покоях: после возращения Вадерион обнаружил не очень приятный факт, что его супруга теперь живет не только одним заброшенным садом. Элиэн ездила в гости к своим знакомым, в лазареты (об этой ее инициативе он тоже узнал не сразу), могла быть у управляющей замка, в кухне, просто гулять по коридорам, читать в библиотеке, читать в саду, читать в покоях. Вадерион искренне надеялся на последнее, и его желание сбылось. Элиэн расположилась на диване в собственной гостиной и чинно вышивала. Эту еще одну ее особенность он искренне не понимал. Как и чтение любовных романов. Вадерион никогда не был женоненавистником, хоть и со снисходительностью относился к большинству представительниц прекрасного пола, при этом уважая заслуги воительниц и чародеек, которые его окружали. Так что он готов был признать способности Элиэн, ее ум и прекрасное чувство юмора — на грани иронии и сарказма, но настолько тонко, что нельзя было допустить даже тени обиды. Но вот что он точно не понимал, так это ее увлечения типично женскими делами. Как, проводя на протяжении пяти лет Последний суд, разбираясь в бумагах (библиотекарь уже успел «настучать»), можно было спокойно вздохнуть и усесться за нитки и глупые слезливые писульки о вечной любви? Вадериону только и оставалось вздохнуть следом, мысленно бормоча: «Женщины!».

— Темной ночи, котенок, — он поймал ее ладонь и коснулся губами внутренней стороны запястья поцелуем. В среде темных этот жест считался очень интимным, и Вадерион представлял, как Элиэн внутренне довольна его столь явным расположением. Почему внутренне? Потому что внешне его котенок оставался все таким же милым, добрым, слегка острым на язычок, но абсолютно равнодушным к сильным чувствам.

«Пока», — пообещал себе Вадерион и продолжил вслух:

— Мне нужно поговорить с тобой.

— О чем-то неприятном, — легко догадалась Элиэн, откладывая шитье. Вадерион мельком успел заметить что-то черное на красном фоне.