Сумерки Эдинбурга

Дикерсон кивнул с тайным удовольствием человека, знающего то, чего не знают другие:

— Он самый.

— Так и ее, что ли, тот же убивец порешил? — спросил напарник первого полицейского. Со своими гладкими щеками он казался вопиюще юным даже для бритвы, не говоря уже о полицейской форме.

— Вот это инспектор Гамильтон и пытается выяснить, — ответил Дикерсон, ощущая собственную значимость. — Но давай-те-ка не мешать ему работать.

— Я слыхал, он сущий бульдог, этот Гамильтон, — сказал толстобокий полицейский. — Коли схватится за дело, то уж черта с два выпустит.

— Верно слыхал, — сказал Дикерсон. — И не забывай, что, если с бульдогом связаться решил, от зубов подальше держись.

Ответные смешки констеблей прервал раздавшийся из кухни голос Гамильтона:

— Сержант! Извольте подойти!

Сержант Дикерсон бросился на кухню, оставив притихших под страхом гнева грозного инспектора Гамильтона полицейских.

Вбежав на кухню, Дикерсон обнаружил, что Гамильтон уставился на беспорядочно скачущую у него под ногами желтую гончую-полукровку. Собака, которой на вид было меньше года, бегала по кухне как сумасшедшая, обнюхивая углы и время от времени принимаясь лизать ботинки инспектора.

— А, это, видать, тот самый щенок, о котором она рассказывала, — сказал Дикерсон. — Я уж и забыл почти, что взять его обещал.

— А до тех пор будьте любезны убрать животное, прежде чем оно наследит на месте преступления.

Дикерсон поспешно выполнил приказание, схватив собаку на руки. Щенок оказался заметно тяжелее, чем могло показаться с виду, и принялся так энергично извиваться, пытаясь лизнуть сержанта, что Дикерсон едва его не выронил.

— А что мне с ним делать, сэр?

— Просто уберите его отсюда.

Сержант потащил свою громоздкую ношу через холл к постирочной комнате, которую он приметил еще раньше. Опустив пса на пол, он бросился к дверям, но это было воспринято псом как приглашение к веселой игре, и, опередив сержанта в два прыжка, он замер в дверях, отчаянно виляя хвостом и счастливо щерясь.

— Ну ладно же, — пробормотал Дикерсон. Отыскав в буфете веревку, он привязал пса к ножке бельевого пресса и вышел, захлопнув за собой дверь и утирая со лба пот. Жалобный скулеж сопровождал его до самого конца холла.

Проходя мимо ведущей на второй этаж лестницы, он наткнулся на спускающегося вниз молодого индуса. Темная гладкая кожа поблескивала в свете настенных газовых рожков.

— Вы уж мне сразу скажите, ребята, будете допрашивать или нет? А то у меня экзамен, — в его правильном выговоре был слышен лишь легкий намек на восточный акцент.

— Постараемся вас не задержать, мистер…

— Сингх. Рабиндранат Сингх.

— Минутку, мистер Сингх. — Сержант Дикерсон заглянул в кухню и обнаружил, что детектив Гамильтон сосредоточенно обнюхивает полупустую миску супа, стоящую перед телом миссис Сазерленд.

— Простите, сэр…

Гамильтон оборвал его энергичным жестом, а потом коротким движением подозвал к себе:

— Можно ваш нос, сержант?

— Сэр?

— Интересно, не унюхаете ли что-нибудь?

— Что-то конкретное, сэр?

— Просто попробуйте.

Дикерсон подчинился, подойдя к миссис Сазерленд так близко, что ему стали видны белки ее распахнутых глаз. Наклоняясь над столом, он почувствовал, как ладони взмокли и похолодели, а ноги предательски задрожали. Уильям Дикерсон не любил трупы и отчаянно пытался скрыть от окружающих эту свою слабость. Оставалось надеяться, что он не лишится чувств или как-то иначе не осрамится перед инспектором Гамильтоном.

Когда сержант наклонил лицо к застывшей на поверхности супа пленке, в животе у него угрожающе заурчало. Он потянул носом, ощущая хотя и слабый, но все же явный горьковатый запах миндаля.

— Вроде бы жженым миндалем пахнет, сэр.

— Уверены, сержант?

Наклонившись еще ниже, Дикерсон еще раз понюхал суп:

— Да, сэр, — кажись, он самый. Точно миндаль, только вроде как выветрился уже.

К удивлению сержанта, Гамильтон довольно хлопнул его по плечу:

— Отлично, Дикерсон! Просто замечательно!

— Спасибо, сэр, но я ума не приложу, о чем вы.

— Лишь единицы способны уловить характерный аромат горького миндаля, свидетельствующей об отравлении цианидом. Нам повезло, что вы один из этих немногих.

— Ясно, сэр.

— Я сразу же заподозрил, что миссис Сазерленд стала жертвой преступления, а теперь намерен доказать это с вашей помощью.

Раздался стук, и в дверях кухни показалась голова Рабиндраната Сингха.

— Прошу прощения, сэр, но я хотел бы дать показания как можно скорее.

— Извините, что заставил вас ждать, — сказал Иэн. Триумф обоняния Дикерсона заметно поднял ему настроение, и скованность покинула лицо инспектора. — Заходите, пожалуйста.

Индус зашел в кухню, но в этот момент где-то в глубине дома раздался громкий щелчок, похожий на пистолетный выстрел. Все находившиеся в кухне инстинктивно пригнулись, но, заслышав торопливый перестук когтей по полу холла, сержант Дикерсон понял, что щелчок издала распахнувшаяся дверь постирочной. В дверях кухни появился отчаянно виляющий хвостом виновник произошедшего с болтающимся на шее обрывком перегрызенной веревки. Щенок стал напрыгивать на мистера Сингха, пытаясь лизнуть его в лицо.

Гамильтон взглянул на Дикерсона, но в этом взгляде не оказалось ожидаемого упрека — слишком велика была только что оказанная ему сержантом услуга.

— Идем, — сказал тот псу.

— Куда вы его, сержант? — спросил инспектор.

— Коли он так уж привязался ко мне, сэр, возьму его домой, как и обещал.

— Мы здесь еще не закончили. Верните его пока туда, где он сидел. Наверху, кстати, есть поводок, и потрудитесь на этот раз запереть дверь.

— Да, сэр, — сказал Дикерсон, берясь за измочаленный обрывок веревки, свисающий с ошейника пса. — Пойдем, Принц.

— Его не так зовут, — возразил мистер Сингх.

— Теперь так, — откликнулся Дикерсон, выходя в холл.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

— Да сядьте уже, бога ради, — у меня мурашки от того, что вы торчите там, как статуя. Выпейте со мной.

— Но, сэр…

— Сперва выпьем, а потом уже расскажете, что там у вас стряслось такого неотложного.

— Я не хотел бы…

— Садитесь.

Иэн подчинился, опустив свое длинное тело на стул напротив стола главного инспектора. Выдвинув один из ящиков, Крауфорд извлек бутылку, наполнил два шота и протянул один Гамильтону, тот недоуменно его принял. Участок уже опустел, если не считать дежурного на посту около входа. Тьма накрыла город, словно ниспосланный небесами приговор, а густой ледяной дождь, казалось, не выпустит этим вечером на улицу и самого закоренелого преступника. Крауфорд хлебнул скотча, наслаждаясь ощущением скользнувшего вниз по горлу жара, а потом откинулся на спинку кресла и закинул ноги на стол. Дождь хлестал за окном густыми длинными плетями, которые в блеклом свете газовых фонарей казались хвостами низвергавшихся с неба крохотных комет. Крауфорд поежился и сделал еще один глоток, а потом ткнул пальцем в нетронутый шот Гамильтона: