Сумерки памяти
Шрифт:
– Но я могу увидеть там и тех, с кем я еще не успела познакомиться в этой жизни.
– Конечно, но это будет выглядеть несколько иначе, чем ты представляешь себе сейчас.
– Ладно, я чувствую, что уже рискую надоесть тебе этими глупостями. Лучше уж мне действительно приступить к самому процессу.
– Надоесть ты мне не можешь ни при каких обстоятельствах, и ты это прекрасно знаешь. А то, что пора начинать - так это на самом деле сущая правда.
– Тогда я буду "смотреть", а потом мы все обсудим.
– Согласен.
Я снова легла на диван и, полностью расслабившись, закрыла глаза.
Мне вспомнилось
Он по-прежнему сидел в кресле, но уже не курил, как прежде, а задумчиво крутил в руках маленького золотого ибиса* с изогнутым острым клювом.
"Странно, - подумалось мне, - мы столько лет знакомы, но только сейчас мне удалось взглянуть на него другими глазами и, может быть, теперь я начну по-настоящему понимать его характер"...
– И что же тебе дали посмотреть на той стороне?
– спросил он.
От звука его голоса я окончательно очнулась.
– Что дали посмотреть?
– проговорила я не торопясь.
– Пожалуй, что всю нашу с тобой жизнь.
– Ну, так поделись со мной, - он, вероятно немного удивлялся моей молчаливости.
– Да - да, конечно. Но я не знаю, как мне передать тебе все то, чему я стала невольной свидетельницей, - сказала я все еще полуживая от сильных впечатлений.
– Как описать, что я чувствовала и объяснить все то, что там происходило?
– Просто рассказывай, как это выглядело, только и всего, - сказал он, улыбнувшись, и поставил ибиса на стол рядом с пепельницей.
– Чего же ты медлишь?
– Понимаешь, самое главное...
– теперь я, наоборот, говорила так быстро, что не могла остановиться.
– Да, самое главное, что мы были там вместе. Ведь, я же знала, что мы с тобой никогда... Ты слышишь меня? Никогда не расставались! Это было двести пятьдесят лет назад, но уже там мы принадлежали друг другу...
Он как-то невесело вздохнул, сел на диван и взял меня за руку:
– Успокойся и рассказывай все с самого начала.
– Но я не знаю, какими словами об этом говорить. Там все люди так странно изъяснялись. Их манера выражаться слишком сложна для дословного перевода на наш современный язык.
– Тогда представь себе, что адаптируешь их речь для нашего времени, и все станет на свои места.
– Но в этом случае я не смогу сохранить колорит присущий той эпохе...
– Пойми, что не это главное, - он был явно обеспокоен тем, что я так близко к сердцу восприняла свой первый опыт хождения в иной мир.
– Тебе важна только суть, а ее можно передавать любыми словами. Внимательно слушаю тебя. Говори.
Я на секунду закрыла глаза, откинула со лба прядь волос, и, немного собравшись с мыслями, начала рассказывать.
***
Сначала я представила себе морское побережье, на котором мы с тобой отдыхали в прошлом году. Там было все как прежде - та же белая вилла с огромным солярием, те же смолистые сосны, ловящие ветвями ветер.
Я мысленно гуляла по берегу и разглядывала волны: рождая легкую пену, они выплескивали на песок мелкие
ракушки и темно-зеленые водоросли с застрявшими в них небольшими кусками янтаря, похожие на волшебные ожерелья морских королев. Легкий ветерок, шурша, перебирал листья кустарников, росших в прибрежных дюнах, а грустные чайки жалобно кричали, подхватывая на лету мелкую рыбешку.Едва я успела подумать о том, что хочу увидеть какой-нибудь венецианский дворец, как неожиданно картина стала меняться - берег моря исчез, плеск волн стих, и через мгновение я поняла, что нахожусь в "воспоминаниях".
Это было очень необычно и захватывающе. Создавалось впечатление, что прокручиваешь в памяти только что увиденный фильм - "слышались" звуки музыки, обрывки разговоров, крики птиц. Интересно было и то, как я могла "видеть" и чувствовать саму себя. Это напоминало сны, в которых иногда наблюдаешь за происходящим, как бы чужими глазами, но одновременно имеешь возможность оставаться в собственном теле, ощущая при этом эмоции как бы двух человек сразу.
Итак, богатое итальянское палаццо. Я стою наверху широкой мраморной лестницы и слушаю звуки клавесина, доносящиеся из открытого окна. Затем, увидев в саду своего отца, подхватываю пышные юбки и стремительно сбегаю ему навстречу. Он обнимает меня, улыбается и начинает разговор, осторожно заглядывая мне в глаза:
– Завтра мы должны поехать в Венецию к твоей тете. Там будет большой бал, на котором ты познакомишься со своим будущим мужем...
Я недовольно отбрасываю от себя его руку и, надув губы, отвечаю:
– Ни за что! Я вообще не желаю выходить замуж. Я хочу жить одна, открыть салон, в котором будут собираться мои друзья, читать стихи, прозу...
Отец тяжело вздыхает и, не оборачиваясь, уходит в дом.
Я тихо шепчу ему вслед:
– Все равно я сделаю по-своему...
***
Он прервал мои рассуждения веселым смехом:
– Вот о чем, оказывается, ты мечтала двести пятьдесят лет назад! Куда все подевалось? Никаких прекрасных принцев, рыцарей и менестрелей! Где твоя детская наивность и восторженность? Салон, друзья...стихи, проза...
Я на минуту призадумалась:
– Да, ты прав. Характер действительно не очень похож на мой. Хотя впоследствии - ты это еще увидишь - кое-какие параллели будут просматриваться.
– Интересно... А сколько тебе там лет? Наверное, семнадцать?
– Да, примерно столько. Я такая юная, высокомерная гордячка, не лишенная, однако, некоторых романтических грез, которые рождаются во мне также неожиданно, как ветер в заливе.
Он вытащил из кармана зажигалку, украшенную паутинным узором*, и стал крутить ее в руках, периодически высекая пламя.
– Послушай, а почему ты ничего не сказала о своем отце? Он знаком тебе в этой жизни?
– Может быть... Хотя не уверена, - я попыталась восстановить в памяти этот образ, который мне действительно казался очень родным и близким, и еще немного подумав, поняла.
– Да, да! Конечно. Но как это удивительно. Представляешь себе? Это мой сын! Мой теперешний ребенок был моим отцом! Кстати, он меня там очень любил и оберегал.
Он улыбнулся:
– Значит, есть надежда, что в этой жизни твои с ним отношения сложатся также неплохо. Хотя... Всякое бывает - ведь там у вас были некоторые размолвки.