Сумерки памяти

* 4 *

Он, как и договаривались, ждал меня возле покосившегося верстового столба неподалеку от нашей дачи.

– Ну что, готова прокатиться с ветерком?

– Конечно, - весело сказала я, устраиваясь на заднем сидении его массивного мотоцикла.
– А куда мы сегодня поедем? Ты мне скажешь или это пока останется в секрете?

– Ну... Если ты не против, то мне хотелось бы увидеть тот косогор, неподалеку от заброшенного шлагбаума, про который я тебе несколько раз рассказывал, - его последние слова заглушил рокот мотора.

– Отлично, все складывается как нельзя лучше, погода сегодня прекрасная, да и настроение под стать ей - вполне подходит для небольшого путешествия.

Я крепко ухватилась за его кожаную куртку, и мы тронулись в путь. Ровное матовое шоссе плавно извивалось лентой вдоль густого леса. Мимо нас стремительно пролетали деревья: обвешанные шишками стояли плотной стеной разлапистые ели, коренастые сосны сияли молодой корой в лучах солнца, а многоцветная листва дубов и лип складывала узоры волшебного калейдоскопа. Я с наслаждением вдыхала прохладный свежий воздух наступившей осени, замешанный на ароматах пожухлых трав и сухих цветов. Лес оставался позади и махал нам на прощание ветвями.

Он немного сбавил скорость, и мы свернули на неширокую разбитую дорогу, которая, изрядно петляя, вывела нас к безымянному жилому массиву. Теперь вместо деревьев слева и справа от нас мелькали покосившиеся заборы, построенных более полувека назад деревянных дач. Перед глазами вспыхивали и сразу же гасли маленькие цветные картинки чьей-то незнакомой жизни, которая удивительным образом воплощалась здесь то в веревочном гамаке, натянутом хозяевами между деревьев, то в скрипучем велосипеде, случайно брошенном возле открытой калитки, а то и в плюще, который, вопреки желанию сажавших его людей, заполонил большую часть участка и сумел обвить колонны террасы.

Наконец и эти усадьбы прошедших времен остались позади, и немного проехав вдоль поля, мы остановились поблизости от довольно необычного места, в котором с трудом угадывался старый переезд через железнодорожное полотно. От обильных многолетних дождей асфальт здесь совсем раскрошился, и сквозь его широкие трещины пробивалась на свет густая поросль жизнелюбивой травы.

Я слезла с мотоцикла и подошла к шлагбауму. К моему удивлению вместо ожидаемой балки с противовесом он представлял собой проржавленный кривой рельс, который лежал на двух старых бетонных блоках разной высоты, покрытых заметным слоем угольной пыли. Вокруг валялись какие-то сломанные домкраты, гаечные ключи и непонятные громоздкие пружины, отчего все это напоминало заброшенную мастерскую под открытым небом. "Как он любит такие картины разрушенного прошлого, - подумала я печально.
– Мне даже иногда кажется, что он каким-то образом черпает силы во всем этом упадке" ...

Он прервал мои размышления словами:

– Пойдем на косогор, я взял с собой теплое покрывало, так что можем немного отдохнуть прямо там на траве.

– Хорошо, - я пошла вслед за ним, захватив с собой несколько красивых обломков гранита, валявшихся среди бетонного мусора.

Он разложил поверх колючих колосков большой кусок какой-то плотной ткани, на который мы с удовольствием сели и начали разговаривать.

Я решила сразу перевести беседу в интересующее меня русло:

– А ты ведь так и не сказал мне ничего по поводу моих "венецианских снов". Почему ты назвал их "куском бытия двух неравнодушных друг к другу людей"? Считаешь, что это не было настоящей любовью?

Он улыбнулся:

– Я имел в виду, что истинная любовь, то есть любовь в высшем значении этого слова, не может выглядеть столь приземленно. Какие-то балы, интрижки, ревность... Никакой духовности и благородных устремлений. Но ведь насколько я понимаю, тебя интересует именно вопрос о нашей принадлежности друг другу?

– Ну...
– замялась я.
– В общем да. Мне хочется разобраться, действительно ли мы представляем собой две части единого целого, или наша история только похожа на легенду о половинках, бродящих по свету в поисках друг друга.

Он задумчиво посмотрел на одинокую росшую неподалеку сосну:

– Знаешь, мне стало казаться, что ты еще не совсем готова к этим воспоминаниям о далеком прошлом. Я даже немного боюсь за тебя.

– Почему?

– Видишь ли, ты ждешь от своих изысканий только историй о нашей любви и преданности, но пойми, что это не высшая цель бытия. Душа, снова и снова перерождаясь, вовсе не накапливает в себе эти мелочные чувства мирской привязанности, базирующиеся на материальном достатке и плотской верности. Она хранит в себе потенциал духовности, который, - здесь ты частично права - действительно преумножается от многочисленных эмоций искренней самоотдачи, жертвенности и конечно любви, но только не в крайних ее проявлениях.

– Каких это еще крайних проявлениях?
– удивилась я.

– Таких как, например, ревность и страсть. Что же тут непонятного.

Я покачала головой:

– Нет, ты просто не видел того, что посчастливилось подсмотреть мне, иначе бы ты так не говорил. Я уверена, что, сколько бы жизней я ни вспомнила, в них во всех мы были с тобой вместе, и связывали нас узы отнюдь не простой "земной" увлеченности друг другом. Здесь были и твои "высшие устремления", и самоотдача, и, конечно, ревность, но даже она была там чем-то большим, чем простая собственническая эмоция, хотя я еще не могу точно сказать, чем именно.

Он молчал, и я решила продолжить свою мысль:

– И кроме всего прочего, нельзя забывать о том, что мы всегда были женаты. А браки, как известно, свершаются на небесах. Так что, говорить о совсем уж приземленных отношениях здесь не стоит.

– Вряд ли, - он отбросил от себя сухую травинку и сорвал какой-то увядший цветок, - я не думаю, что мы были столь постоянны в своих привязанностях. Наверняка, у тебя где-то и когда-то был другой муж, а у меня какая-нибудь жена.

– Нет, я не могу даже думать об этом. Я все-таки слишком ревнива.

– Неужели больше чем я?
– рассмеялся он.

– Ну нет! С тобой вряд ли кто-то сможет сравниться...

– Вот тебе и эмоции "высшей духовности", - снова засмеялся он.
– Говорим, говорим о проблемах бытия, а сами даже не можем перестать ревновать друг друга. О чем после этого вообще может идти речь?

Я улыбнулась:

– Ты такой умный, а не понимаешь самых простых вещей: чем любовь более приземленная и чем острее все ее крайние проявления, тем ближе она к Богу, потому только, что она искренняя, а не меркантильная в духовном плане...

– Я понимаю, что ты лезешь в философские дебри, мало что зная пока о законах мирозданья. Так что предлагаю тебе отложить этот разговор на несколько дней - хотя бы до той поры, когда ты вспомнишь чуть больше подробностей своего прошлого.

– Можно подумать, что эти воспоминания смогут изменить мое мнение...

Мой голос утонул в грохоте товарного состава, перевозившего вагоны, груженные углем. Они медленно проезжали мимо нас, монотонно стуча, и было хорошо видно, как от их тяжести вминаются в каменную насыпь пропитанные запахом неизвестных смол деревянные шпалы. Постепенно шум стих, и наступила почти абсолютная тишина.