супермаркет

Работа была вечерней. Весь день оставался свободным, что давало возможность искать постоянное место. Начальство оказалось придирчивым, но в меру. В общем, все было хорошо до той минуты, пока через пару недель ее не перевели на этаж, где находилась администрация, и она не вошла в кабинет Егорова. О нем она, конечно, слышала, но видела издали только однажды.

Первый рабочий день на новом месте начался неудачно. Пришлось выслушать выговор от Эммы Петровны, которую здесь боялись не меньше, чем Егорова. Она, неодобрительно глядя на девушку, сердито отчитала ее за опоздание:

– Сюрпризы с самого начала! В семь надо заходить, а не прохлаждаться в коридоре. Другого рабочего дня может и не быть.

Маша хотела все объяснить, но слушать ее, видимо, секретарь не собиралась.

– Я буду стараться, - пробормотала девушка удрученно в удаляющуюся неестественно прямую спину.

Перед Егоровым пришлось извиниться тоже. Ответа не последовало, и это было странно. Маша решилась осторожно приподнять голову. Хозяин кабинета, видимо, собрался уходить, поэтому стоял посреди комнаты. Сначала она увидела безупречно начищенные туфли, затем отглаженную стрелку на брюках, ремень был, безусловно, недешев, расстегнутый пиджак позволил увидеть светло-серую рубашку, темный в полоску галстук завершал все это великолепие.

Как из модного журнала, подумала Маша и подняла глаза выше. Мало того, что мужчина был высок, он был еще очень привлекателен. Общую картину портили лишь недовольно сдвинутые брови, а глаза... холодные темные глаза ничего не выражали.

– Хорошо, - проговорил он, наконец, спокойным безразличным голосом.
– Я вернусь через тридцать - сорок минут.

Егоров, не торопясь, вышел, а Маша долго не могла сдвинуться с места. Наконец, она удивленно прошептала:

– И что это было?

Кабинет не был большим, и уборку девушка закончила вовремя. С удовольствием скинула рабочий халат, а затем освободила из-под косынки волосы. У двери остановилась и еще раз окинула взглядом проделанную работу. Вроде бы все в порядке. Попасть впросак второй раз не хотелось.

Однако выйти Маша не успела. Дверь открылась, и на пороге она увидела Егорова. Он остановился и окинул ее взглядом. На какую-то секунду в его темных спокойных глазах промелькнуло удивление, потом оно исчезло, но он по-прежнему не отводил цепкого внимательного взгляда. Маша уже давно привыкла, что на ее косу обращают внимание, но не так же, не так откровенно. В какой-то момент показалось, что он протянет руку и коснется ее. Однако ничего такого не случилось. Егоров просто стоял и смотрел.

Маше никогда не нравилась ее способность краснеть, но ничего не поделаешь, у людей со светлой кожей это встречается довольно часто. Чувствуя, как кровь приливает к щекам, девушка несколько раз вздохнула, пытаясь успокоиться, но поняла, что это удается довольно плохо.

– Я закончила, - наконец, тихо сказала она, потому что голос неожиданно куда-то пропал.

– Вижу, - отозвался он тоже неожиданно тихо, но с места не сдвинулся.

Маша еще несколько раз вздохнула и спросила уже окрепшим голосом:

– Можно идти?

В глазах Егорова опять промелькнуло удивление, он неторопливо отвел взгляд, слегка пожал плечами и пошел к своему столу.

– До свидания, - уже совершенно спокойно попрощалась Маша, но ответа не услышала.

Домой девушка возвращалась с соседкой, и, воспользовавшись этим, долго расспрашивала о Егорове. Узнала, однако, немного. Работал он здесь давно, был другом хозяина супермаркета. Тяжелый человек: постоянно хмур и чем-то недоволен. Ни на кого не кричит, однако недочетов в работе не прощает. Не женат. Женщин, но не из коллектива, любит, и постоянно у него кто-то есть. Правда, в последнее время его видят только с одной. Поговаривают еще, что дорогие подарки для его дам частенько покупает Эмма Петровна. От таких мужиков, как Егоров, лучше держаться подальше: перешагнет и не заметит.

Дома Маша была рассеянна, все падало из рук. Уже лежа в кровати, она закрыла глаза и тут же вспомнила глаза Егорова. Темные и холодные.

– Не бойся, Маша, - сказала она себе, - на твой век работы хватит. В конце концов, тебе двадцать пять, у тебя есть Иван. А что касается Егорова... Ему, разумеется, нет дела до простой уборщицы, а тебе - до него. Забудь!

Успокоенная, она улеглась удобнее, немного подумала об Иване, ночевавшем где-то на объекте, и заснула.

Отношения с Иваном в последнее время вошли какую-то новую колею, выбраться из которой не могли ни он, ни она. Упреки в ее холодности больше не звучали, потому что она по-прежнему старательно пыталась соответствовать его ожиданиям. Но, видимо, в этих попытках Иван так и не увидел ни желания, ни искренности, и все это кончилось тем, чем и должно было кончиться: он сорвался.

Это случилось неожиданно для них обоих. Коса Маши оказалась вдруг намотанной на его руку, голова запрокинулась, открывая шею для поцелуев-укусов. Маше было больно и тяжело, она задыхалась, но увернуться от сильных рук и беспощадных губ не могла. Ей вдруг показалось, что Иван ее за что-то люто ненавидит и поэтому наказывает. Стало страшно, и слезы полились из глаз.

– Никогда не бросай меня!
– навалившись на нее, хрипел он.
– Я знаю, ты меня не любишь.

Возразить ему она не могла, да это было и не нужно, потому что он ее вряд ли бы услышал. Все это тянулось, как показалось Маше, бесконечно долго, а закончилось так же неожиданно, как и началось.

Что это было, Маша не знала, но уж больно все смахивало на банальное изнасилование, а повторения подобного она не желала. Иван же выглядел удрученным и просил прощения, боясь взглянуть на ее кожу, расцвеченную его руками и губами. Разумеется, им нужно было обсудить произошедшее, но дальше его торопливых извинений в тот вечер дело не продвинулось. Видимо, он и сам был напуган случившимся. Откладывать разговор в долгий ящик Маша не решилась.

– Иван, - начала она следующим вечером, осторожно прижимаясь к его теплому телу, - я не хочу тебя терять, но ты должен понять, что я такая, какая есть. Другой, наверно, не стану, хотя очень стараюсь. Понимаю, что ты ожидал от нашей совместной жизни чего-то большего, поэтому не держу тебя. Захочешь - уйдешь, но мне будет очень больно, потому что ты - лучший.

Он, несколько успокоенный ее доброжелательным тоном, попытался объяснить, что же произошло, но, кажется, сам до конца не понимал или не хотел понять.

– Не знаю, что во мне не так и почему ты откровенно не хочешь меня; не знаю, о чем постоянно думаешь и чего хочешь. Ждал, когда это изменится но, видимо, зря,- с горечью в голосе, наконец, сказал он.

Маша даже не попыталась его переубедить, потому что все сказанное, к сожалению, было правдой. Если бы она знала раньше, что ничего не стерпится и не слюбится! Но, с другой стороны, роднее и ближе Ивана не было никого в целом свете, поэтому она и хваталась за него, как за соломинку, не желая повторения судьбы мамы и бабушки. Кроме того, Маша была абсолютно уверена в присущей ей некой душевной черствости, этаком дефекте, иначе почему после расставания с Андреем ей никто не мог даже просто понравиться?

– И что теперь?- осторожно спросила она.

– А ничего. По мне лучше так, чем никак. Хочу быть с тобой.

– И я.

Иван, глубоко вздохнув, обнял Машу и прижал к себе, и она, впервые проявив подобную инициативу, начала покрывать его шею легкими поцелуями.

Больше к этому разговору они не возвращались. Казалось, что между ними стало все ясно и честно, что они принимают друг друга такими, какими были. Но, как говорят, оказалось, что это только казалось: через некоторое время Иван заговорил о детях.