Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг.

По истечении десяти дней, отведенных им для ответа чероки, Монтгомери приказал своим людям готовиться к походу на Средние Города, расположенные в шестидесяти милях к северо-западу, посреди самой пересеченной местности на востоке Северной Америки. Поэтому краснокожие, практически все из которых были шотландцами, принялись импровизировать вьюки и седла для лошадей багажного поезда, резать палатки для вьюков и мешков с провизией, готовить пайки для марша и принимать другие меры, которые позволили бы им действовать без повозок, которые не могли пройти дальше Нижних городов. В стране, в которую они собирались вступить, операции будут бесконечно более обременительными, чем раньше, и строго ограничены по продолжительности припасами, которые люди и лошади могли нести на своих спинах. 23 июня люди Монтгомери начали свой шестидесятимильный поход по тропе торговцев к Средним городам.

К 1 июля они вернулись, изможденные до костей и глубоко потрясенные встреченным сопротивлением. 27 июня они встретили чероков у первого из Средних городов, Эхо, и, понеся потери в сто человек против пятидесяти у индейцев, потеряли столько вьючных животных, что дальнейшее продвижение стало невозможным. На следующий день, приказав сбросить излишки провизии и погрузить раненых на оставшихся лошадей, Монтгомери повел своих людей в поспешное отступление к форту Принс-Джордж. Они пробыли в форте достаточно долго, чтобы передать припасы гарнизону и оставить людей, которые были слишком больны или тяжело ранены, чтобы идти. 3 июля Монтгомери отправился в Чарльстон; к середине августа он и его люди отплыли в Нью-Йорк. Амхерст назвал экспедицию Монтгомери «величайшим ударом, который испытали индейцы», но для жителей Чарльстона все выглядело так, будто чероки отправили британцев в бега^[602].

Хотя экспедиция Монтгомери не достигла особых военных успехов, она, несомненно, выписала смертный приговор форту Лаудун. С марта гарнизон находился в своеобразной открытой осаде, был отрезан от связи с внешним миром и выживал в основном за счет еды, которую женщины чероки (в основном жены солдат) приносили из окрестных городов. Малыш Карпентер, все еще выступавший за мир, также делал все возможное для защиты гарнизона, в какой-то момент предотвратив слухи о нападении, переселив в форт свою собственную семью. Однако как только весть о том, что Монтгомери опустошил Нижние города, дошла до страны Оверхилл, ничто не могло остановить нативистов. 3 июня они начали плотную осаду, намереваясь уморить защитников голодом. Через неделю командир, капитан Поль Демере (или Демере), был вынужден сократить дневную норму кукурузы до двух третей пинты на человека; когда прошла еще одна неделя, люди съели последних лошадей. В конце июля, «несчастные до невозможности» и живущие на несколько зерен пересохшей кукурузы в день, гражданские торговцы и погонщики лошадей, нашедшие убежище в форте, начали убегать под покровом темноты, предпочитая плен голодной смерти. Вскоре после этого отдельные солдаты (скорее всего, те, у кого были жены-чероки) начали дезертировать. 5 августа оставшиеся войска гарнизона заявили о своем намерении массово покинуть форт, если их офицеры не капитулируют. Два дня спустя капитан Демере, у которого вместе с едой ушли и варианты, сдал форт и его содержимое черокам в обмен на безопасный проход в форт Принс-Джордж^[603].

Утром 9 августа войска, взяв с собой мушкеты и знамена и возглавив небольшую колонну жен и детей, отправились в путь под конвоем чероки. Гарнизон, с облегчением освободившись из жалкой тюрьмы форта Лаудун, прошел несколько миль по тропе и расположился лагерем у ручья Болл-Плей. Ночь прошла мирно. Но на следующее утро, когда солдаты собирались в поход, внезапно «из двух ружей выстрелили в капитана Демере, который был ранен одним из выстрелов… Раздался боевой клич, и залпы из стрелкового оружия с ливнем стрел осыпали… [со стороны] 700 индейцев, которые, продвигаясь вперед, окружили весь гарнизон и привели его в величайшее замешательство… [Солдаты] призвали друг друга не стрелять и сдались».

План башни форта Лаудун, 1759 год. Капитан Поль Демере приложил эти зарисовки особенностей форта Лаудун к письму Уильяму Генри Литтелтону от 27 февраля 1759 года. Слева — флагшток высотой около пятидесяти футов, поддерживаемый пирамидальным основанием. Справа — план трехэтажной шестиугольной башни, которую иногда возводили на бастионах, чтобы лучше обозревать окрестности. Прочное сооружение, построенное из бревен, было способно устанавливать вертлюги (легкие пушки) для стрельбы через иллюминаторы на втором этаже и имело бойницы для мушкетов на первом и третьем уровнях. Справа внизу показан план башни с восемнадцатифутовыми внешними гранями, тридцатишестифутовым диаметром и круговой центральной лестницей. На эскизе, расположенном непосредственно над ним, показан внешний вид одной из граней высотой около двадцати футов с палисадом и ограждением для защиты стрелковой площадки на крыше. Любезно предоставлено библиотекой Уильяма Л. Клементса в Мичиганском университете.

После капитуляции последовало множество вполне осознанных убийств. В результате первоначальной стрельбы и последовавшей за ней резни погибли в общей сложности двадцать пять человек — три женщины и столько же солдат, сколько заложников было убито в форте Принс-Джордж за шесть месяцев до этого. Все офицеры, кроме одного — провинциала Южной Каролины и бывшего шотландского торговца, капитана Джона Стюарта, который стал другом Маленького Карпентера, — были убиты, но ритуальным пыткам подвергся только капитан Демере, которого оскальпировали еще при жизни, а затем заставили танцевать до самой смерти. Простых солдат раздевали, избивали и увозили в плен; с их женами и детьми, очевидно, обращались мягко. Капитану Стюарту было разрешено сопровождать Маленького Карпентера в мирной миссии в Виргинию. Остальные пленники, всего около двухсот человек, оставались в Оверхилл-Таунс до конца войны^[604].

После бегства Монтгомери и падения форта Лаудун вожди чероки и власти Южной Каролины с опаской соблюдали шестимесячное перемирие. Хотя форт Принс-Джордж был почти так же уязвим, как и форт Лаудун, индейцы не подвергали его тщательной осаде, а в качестве жеста доброй воли даже разрешили ввезти ограниченное количество припасов. Тем временем чероки вели переговоры: с французами, которые прислали небольшие символические подарки из форта Тулуза, но без боеприпасов; с криками, которые продолжали отказываться от прямого союза, изучая способы повысить свое положение за счет чероков; с виргинцами, которые угрожали вторжением и присылали подарки в поддержку Маленького Карпентера; с преемником Литтелтона, вице-губернатором Уильямом Буллом, который выступал за мир и отчаянно пытался убедить мужчин записаться в полк провинции Южная Каролина. Все, кроме чероков, играли на время. И время — как слишком медленно осознавали лидеры нативистов, чей престиж и моральный дух находились в зените, — было тем элементом, который меньше всего благоприятствовал черокам.

Зима 1761 года ослабила индейцев, которые страдали от большого количества снега, нехватки боеприпасов, недостатка продовольствия, вызванного потерей урожая в Нижних городах, и болезней. Однако боевой дух воинов оставался высоким благодаря капитуляции форта Лаудун, успеху в изгнании войск Монтгомери из Средних городов и появлению подарка от французов — товаров, которые, как оказалось, были английского происхождения, привезенных на побережье залива подпольными англо-американскими торговцами, а затем переправленных вверх по реке Алабама в форт Тулуза. Военные начальники еще не знали, что 6 января из Нью-Йорка прибыло новое пополнение регулярных войск под командованием подполковника Джеймса Гранта, человека, чей опыт второго помощника Монтгомери и полевого командира под командованием Форбса и Буке сделал его систематическим, а потому опасным противником. Он получил приказ от Амхерста «наказать чероки [и] довести их до крайней необходимости просить о помиловании», и он взял с собой разведчиков из числа индейцев могавков и стокбриджей. Кроме того, правительство Южной Каролины наконец-то собрало значительное число провинциалов и егерей, а также набрало воинов из племен катавба и чикасау^[605].

Угроза, которую все это представляло для чероков, на самом деле не будет ясна до конца весны, потому что суровая погода, нехватка фуража и необходимость обучения провинциалов подполковника Генри Лоренса не позволили Гранту достичь пограничного поселения Девяносто шестого до 18 мая. Но к тому времени его силы насчитывали более 2800 человек, половину из которых составляли хорошо обученные регулярные войска 1-го, 17-го и 22-го полков; и в этот раз, в отличие от предыдущих, они были готовы к длительным действиям в горах. Когда 7 июня люди Гранта выступили из форта Принс-Джордж в направлении Миддл-Таунс, за ними следовал вьючный обоз длиной в милю — шестьсот лошадей с месячным запасом продовольствия и боеприпасов — и стадо мясного скота, настолько большое, что для управления им потребовались десятки рабов^[606].

Большая тысячная армия чероки встретила вторгшуюся армию Гранта 10 июня у Эхо, где в прошлом году произошла битва. Индейцы вновь атаковали британскую колонну из засады и сосредоточились на уничтожении британских вьючных животных, но на этот раз им не удалось повторить свой прежний успех. Шесть часов дальнего обстрела с «удивительно выгодных» позиций на «вершинах и склонах холмов справа от нас [и] за рекой Коухи слева от нас» стоили армии Гранта одного офицера и одиннадцати человек убитыми и пятидесяти двух солдат и возниц ранеными, а также, возможно, шестидесяти лошадей и неопределенного количества скота, убитого или задавленного. Возможно, чероки потеряли вдвое больше людей, но что еще важнее, они израсходовали большую часть своих боеприпасов и, таким образом, потеряли возможность помешать Гранту выполнить свою карательную миссию. В течение оставшейся части месяца и первых дней июля воины могли только отбиваться от нерадивых дозорных и беспомощно наблюдать из леса, как люди Гранта сжигают все пятнадцать средних городов и уничтожают пятнадцать сотен акров кукурузных и бобовых полей. Любой индеец — мужчина, женщина или ребенок, которому посчастливилось попасться в плен, — по прямому приказу Гранта подвергался казни^[607].

Когда 9 июля Грант вернулся в форт Принс-Джордж, он провел своих людей почти до изнеможения — три сотни были слишком больны или хромы, чтобы идти, а еще тысяча износила свою обувь до дыр, — но он лишил крова по меньшей мере четыре тысячи жителей средних городов и уничтожил урожай, который был им необходим, чтобы пережить предстоящую зиму. Возможно, трое из каждых пяти чероки теперь жили в качестве беженцев в поселениях Оверхилл, переполняя имеющиеся запасы продовольствия и фактически не имея возможности продолжать войну. Экономика чероки скатилась практически до неолитического уровня: последнее сопротивление людям Гранта оказали воины, вооруженные лишь луками и стрелами. Тем временем крики, придерживаясь классической стратегии нейтралитета, играли против интересов чероки, французов и англичан, и наживались на торговле с англичанами. Хорошо вооруженные отряды чикасо, катавба и ирокезов начали совершать набеги на поселения оверхиллов, воины которых уже не могли их защитить. Болезни достигли уровня эпидемии, и зимний голод стал неминуем. Вдобавок ко всему, за последний год виргинскому полку полковника Уильяма Берда удалось построить более восьмидесяти миль дороги от форта Чисвелл на юго-западной границе Старого Доминиона до верховьев реки Холстон в Северной Каролине. Пока люди Гранта превращали в пепел Средние города, виргинские провинциалы Берда и сопровождавший их большой контингент воинов племени тускарора продвигались к Лонг-Айленду на Холстоне, чуть более чем в ста милях от Оверхилл-Таунс. Если бы виргинцы и их союзники решили спуститься в долину Холстона, они могли бы достичь Оверхилл-Таунс за месяц, не перегружая свои линии снабжения. Тогда они могли бы устроить такой хаос, о котором даже Грант не мог помыслить^[608].