Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг.

Что касается войны на востоке, то Пруссия, как никогда, казалась канализацией, в которую в примерно равных объемах стекали немецкая кровь и британские деньги. Однако каким бы нетерпеливым ни был Питт, он не мог не видеть, что Фридрих держит себя в руках и даже сохраняет инициативу. Несмотря на невозможность (или из-за невозможности) вернуть Саксонию, в августе он вновь вторгся в Силезию и там, при Лигнице, блестяще разбил большую австрийскую армию; затем, с еще большим блеском, он обманом заставил командующего главной русской армией вывести свои войска из Пруссии до конца сезона кампании. Хотя небольшим объединенным силам австро-русских рейдеров удалось захватить и частично сжечь Берлин 9 октября, они отступили, как только Фридрих выступил на помощь городу. Теперь, знал Питт, маленький смелый король собирался вступить в бой с основной австрийской армией, которая отошла к Эльбе и расположилась лагерем у Торгау. Фридрих всегда выигрывал больше сражений, чем проигрывал. Возможно, эта станет решающей^[585].

Короче говоря, если бы Питт подвел итоги войны в ту позднюю осеннюю пятницу, он бы понял, что если европейские операции и не вышли из тупика, то, по крайней мере, не ухудшились. Он вполне мог надеяться заставить французов (если не обязательно австрийцев и русских) заключить мир, предполагая, что сможет оказать на них большее давление в следующем году. В этом отношении Вест-Индия, форты на реке Миссисипи и посты в Алабаме, на которые он обратил внимание Амхерста, были особенно важны. И, конечно, был еще один театр военных действий, еще более удаленный от Европы, чем Америка, на котором события последних лет также выглядели многообещающе — события, которые могли только расстроить французский двор, еще больше ослабить заморскую торговлю Франции, нанести ущерб кредиту монархии и тем самым подорвать способность страны продолжать войну. Ведь в Индии силы Объединенной Ост-Индской компании, индийских союзников компании и горстки регулярных войск, казалось, были на грани полного уничтожения французской власти и влияния.

Англо-индийское оружие добилось успеха на субконтиненте в конце 1760 года во многом благодаря тому, что Королевский флот стал доминировать в Индийском океане почти в той же степени, в какой он контролировал Северную Атлантику. В начале 1757 года замечательный клерк-завоеватель Роберт Клайв из Ост-Индской компании узнал об объявлении войны Франции и воспользовался возможностью напасть на Compagnie des Indies, французский аналог его собственного работодателя. В марте того же года войска Клайва захватили одну из ведущих французских факторий, Чандернагор. В июне он разбил наваба Бенгалии и поддерживавшие его французские части в битве при Плассее, получив таким образом прямой контроль над Бенгалией. Таким образом, в Северной Индии все шло прекрасно; на юго-востоке, где Индийская компания более непосредственно конкурировала с британскими интересами, ситуация поначалу выглядела менее многообещающе, но со временем и по мере укрепления влияния Королевского флота она улучшилась.

Прибытие в Пондичерри в начале 1758 года мощного французского войска под командованием Томаса-Артура, графа де Лалли, поставило под серьезную угрозу британские интересы на Коромандельском побережье. К началу июня Лалли захватил богатый и важный пост компании — форт Сент-Дэвид, расположенный недалеко от Каддалора, к югу от Пондичерри. До конца года он осадил самый центр британской власти в юго-восточной Индии, форт Сент-Джордж в Мадрасе. Это было особенно опасно, поскольку большая часть войск компании находилась у Клайва в далекой Бенгалии; и действительно, Лалли и его люди были очень близки к тому, чтобы взять форт Сент-Джордж зимой. Только прибытие в Мадрас в середине февраля британских судов с запасами, конвоируемых вооруженными ост-индскими кораблями и эскадрой Королевского флота, изменило баланс в пользу французского командующего. И не слишком скоро: Саперы Лалли уже пробили внешнюю стену форта, когда он был вынужден снять осаду и отойти на базу снабжения в Пондишери^[586].

Лалли не мог содержать свою армию без денег и достаточных запасов, а ни того, ни другого он не мог получить по морю. На протяжении 1759 года его войска становились все более деморализованными, бунтуя из-за отсутствия жалованья, потрепанной одежды и скудных пайков; эти недостатки, в свою очередь, объяснялись неспособностью регионального командующего флотом, адмирала Анн Антуана, графа д'Аше, доставить их с Ол-де-Франс (Маврикий), главной военно-морской базы в Индийском океане. Ситуация с Лалли ухудшалась с каждым годом, но только 10 сентября его судьба была предрешена. В этот день адмирал д'Аше, наконец-то получивший продовольствие, припасы и подкрепления и шедший в Пондишери во главе мощной эскадры из одиннадцати кораблей, столкнулся у Транкебара с меньшим флотом из девяти кораблей контр-адмирала сэра Джорджа Покока. В ходе боя, который не имел решающего значения, поскольку оба командующих неукоснительно придерживались тактики линейного боя, предусмотренной их Боевыми инструкциями, артиллеристы Покока нанесли противнику значительный урон. Адмирал д'Аше, прихрамывая, добрался до Пондишери, но его эскадра была так сильно потрепана, что он не смог остаться. Чтобы спасти свои корабли, 1 октября он ушел на остров Оль-де-Франс, откуда уже не вернулся^[587].

Спасая свой флот, д'Аше обрекал на гибель Лалли и французские торговые станции на Коромандельском побережье. Переломный момент наступил в начале 1760 года, когда британский военный командир в этом регионе, подполковник Эйр Кут из 84-го полка, выманил Лалли на сражение в Вандиваш, примерно в сорока милях к северо-западу от Пондишери. 22 января Кут победил своего противника в бою на открытом поле; после этого Лалли психологически сломался и оказался неспособен защитить аванпосты, защищавшие Пондишери. К середине апреля под контролем французов оставался только город и его ближайшие окрестности. Тем временем мощная британская военно-морская эскадра блокировала его, что позволило Куту осадить город в августе. 16 января 1761 года он принял меч неврастеничного коменданта Пондишери и через четыре месяца после капитуляции Канады уничтожил влияние Франции в Индии^[588].

Поскольку новости из Индии доходили до Англии за шесть месяцев, Питт знал только о битве при Вандиваше и стычках, предшествовавших осаде Пондишери, когда 24 октября заканчивал свое письмо Амхерсту. Тем не менее нет причин сомневаться в том, что он ожидал, что операции Кута и компании в Индии завершатся так же успешно, как и кампании Амхерста в Америке. Питт, как никто другой из британских министров, за исключением Энсона, понимал, что господство Королевского флота на морях может решить судьбу империи Франции.

Питт был настолько очарован морскими операциями, что готов был поверить в то, что они могут стать решающими даже в Европе, где опыт свидетельствовал об обратном. Его новый план заключался в том, чтобы возобновить набеги на французское побережье как средство сдвинуть европейскую войну с мертвой точки. В частности, он намеревался захватить Бель-оль-ан-Мер, остров у бретонского побережья, который британские моряки называли Беллейсль. Находясь в тридцати милях к югу от Лорьяна и в ста двадцати милях к северо-западу от Ла-Рошели, командуя подходами к бухте Киберон, Белль-ан-Мер доминировал в Бискайском заливе. Британская военно-морская база и армейский гарнизон, по мнению Питта, могли бы отвлечь тысячи французских солдат из Германии на оборону побережья. Лорд Энсон считал эту затею безумной и выступал против нее, как и сэр Эдвард Хоук, который, пожалуй, знал этот регион лучше всех в Британии. Как правило, неодобрение двух величайших адмиралов страны ничуть не смущало Питта, и в надежде заручиться одобрением короля, он попросил аудиенции в тот же день, когда отправил инструкции Амхерсту, — двадцать четвертого числа. Однако результаты оказались не такими, как он ожидал. Георг II не одобрил его. Как ни был он доволен недавними победами за границей, его беспокоило, что захват Беллейсла приведет к отзыву британских войск, поддерживающих Фердинанда, и тем самым может поставить под угрозу его любимый Ганновер.

Питт, разозленный тем, что Энсон опередил его и привел королю аргументы против плана, понимал, что теперь ему придется долго и упорно добиваться согласия упрямого старика^[589]. И все же он не сомневался, что сможет это сделать. С момента падения Луисбурга король ни в чем ему не отказывал. Насколько вероятно, что он постоянно будет отказывать в своем одобрении министру, который недавно передал ему половину Северной Америки и в любой момент сможет объявить о завоевании последнего оплота Франции в Индии? Насколько вероятно было королю отказаться от совета министра, который стоял на пороге того, чтобы сделать его хозяином империи, превосходящей империю Александра?

НО ПИТТУ так и не удалось убедить короля в стратегических преимуществах захвата Беллейсла, потому что, прежде чем дворцовые часы пробили восемь утра следующего дня, Георг II был мертв. Он лег спать в пятницу вечером, чувствуя себя так хорошо, как и полагается большинству семидесятисемилетних мужчин. По словам Горация Уолпола, который выведывал из придворных сплетен все подробности событий следующего утра, он «встал в шесть… как обычно, посмотрел, полагаю, [чтобы убедиться], что все его деньги в кошельке, и позвал шоколад. Немного позже семи он пошел в ватерклозет — немецкий камердинер услышал шум громче королевского ветра, прислушался, услышал что-то похожее на стон, вбежал и нашел героя Уденарде и Деттингена на полу, с раной на правом виске, полученной от падения об угол бюро — он пытался говорить, не смог и скончался»^[590]. Вскрытие показало, что он перенес обширный сердечный приступ, вызванный, как предполагалось, «его нагрузками»^[591].

В течение трех лет все, к чему прикасался Уильям Питт, превращалось в золото. Но когда старый король умер, мир британской политики изменился навсегда. В одно мгновение Лестер-Хаус перестал быть фракцией страны и стал двором. Граф Бьют перестал быть воспитателем принца и стал самым доверенным советником своего монарха. А принц Уэльский, толстоголовый подросток, которым он все еще был, стал Георгом III, милостью Божьей королем Англии, Шотландии, Уэльса, Ирландии и Америки. Питт проявил себя во многом, но он не был уступчивым, и ничто из того, что он сделал за последние два года (с тех пор как он бросил Блая после фиаско в Сен-Кас), не расположило его к Георгу и Бьюту, этой странной паре, которая внезапно стала самыми важными людьми в Британии. Питт, должно быть, чувствовал, что стал уязвим; и все же никто не верил так горячо, как он сам, что он незаменим для короны и ее гигантски разросшейся империи. Поэтому он не паниковал и даже не предпринимал экстраординарных усилий, чтобы наладить отношения с Бьютом и новым королем, а предположил, что будет продолжать жить так, как жил последние три года.