Свадьбы
Шрифт:
Ополченец Мехмед, лежа на земле, раздувал потухший костер. Зола разлетелась, дым стал тоньше, с головешки мотыльком поднялся огонек. Уцепился за сухой пучок травы, и вот уже два десятка мотыльков замахали горячими крылышками, облепили хворост, и родилось горячее доброе пламя солдатского костра.
Кто-то за спиной Мехмеда хохотал. Мехмед оглянулся и увидел своего ротного командира Хеким-ага:
– Ну и терпение у тебя, Мехмед. Целый час дул.
– Так ведь горит.
Хеким-ага глянул направо-налево и, протягивая руки к огню, сел рядом с Мехмедом.
– Ну как, мастер, тяжко в походе?
– Терпимо.
– Ты добрый солдат. Мехмед. О чем ты все думаешь?
– осторожно спросил Хеким-ага.
– А я не думаю. Я в бой хочу, мне тимар нужен.
Мехмед закрыл глаза, ему вспомнилось заплаканное лицо
Элиф. “Возвращайся с победой!” - шептала она ему, а сама - руки в неразрывное кольцо и обмерла, не отпуская милого.
Вспомнилось Мехмеду ночное шествие цехов перед султаном Мурадом. Мехмед тогда видел Мурада IV впервые, лицо султана показалось ему знакомым, некогда только было гадать, на кого он похож, великий падишах.
ПАДЕНИЕ БАГДАДА Глава первая
Поход начинался худо: воевали с поносом, военачальники Мурада взяли у персов несколько малых крепостей, но до больших битв дело еще не дошло. Мурад медлил.
Мураду доносили: персы ищут союза с русским царем, за большие деньги переманивают па свою службу донское казачество.
– Падишах Сефи ищет для меня две войны, - сказал Мурад бостанджи-паше, - надо и нам поискать. Я давно уже думаю о союзе с Индией. Великий Могол Джехан - сосед падишаха Сефи, а все соседи живут между собой дурно. Я верю в твою звезду, Мустафа-паша. Отправляйся к Джехану и привези мне - войну. Нынешняя Персия не выдержит двойного удара.
Этот разговор произошел утром, а в полдень примчался гонец.
– О, великий падишах! Страшное горе постигло ослепительную империю Османов - по дороге в твою ставку умер великий визирь - Байрам-паша. Он скончался от кровавого поноса.
– Кто нюхает розу, тот терпит боль от ее шипов, - изрек падишах, горько усмехнувшись.
Мурад был доволен прискорбным известием. Байрам- паша давно уже состарился. Во время войны государству нужен правитель не хитрый, а властный, не юла - таран.
Не дождавшись назначения нового великого визиря, бостанджи-паша отбыл в Агру - столицу Джехана. Как бы Мурад IV не передумал. Быть у него великим визирем да во время войны - все равно что сидеть в зиндане смертников. Узнав, что бостанджи-паша в пути, Мурад вызвал к себе янычарского агу.
– Все мы скорбим о нашем несравненном Байрам-паше, однако кормила государства не должны оставаться без кормчего. Великие печати империи я, султан Мурад IV, передаю тебе, мой верный воин Махмуд-ага. Отныне тебе должно именоваться следующим образом…
Мурад перевел глаза па своего историка Рыгыб-пашу, и тот произнес полный титул великого визиря:
– Достопочтенный визирь, советник заслуживающий величайших похвал, на коего возложена обязанность управлять народами; устраивающий дела государственные с редкою прозорливостью, учреждающий важнейшие выгоды человеческого рода и всегда достигающий своей цели; полагающий основания царства и его благоденствия и утверждающий столпы его великолепия и высокого его жребия; возносящий на высочайшую степень славу первого из всех царств
и правящий степенями халифатства, Махмуд-паша, осыпанный милостями своего повелителя, величайший из визирей, достопочтеннейший, полномочный и неограниченный, - да продлит бог его счастье, и да процветет его власть!– Великий визирь Махмуд-паша, - сказал Мурад торжественно, - вдумайся в слова своих удивительных титулов и будь достоин их величия и высоты…
Глава вторая
Персидский шах Сефи I оказался проворнее Мурада IV. Его посол жил при дворе императора Джехана уже целый месяц. Оберегая честь шаха, достойный муж, не задумываясь, мог бы пожертвовать головой, и это прекрасное качество персидского посла бостанджи-паша тотчас обратил себе на пользу.
Посол Сефи I все еще не предстал пред очи Джехана, ибо ритуал приема показался ему оскорбительным для чести персидского престола. К Великому Моголу нужно было являться чуть ли не ползком, но то, что возможно для рабов, неприемлемо для независимых.
Двор Великого Могола не собирался поступиться традициями, и переговоры, не начавшись, зашли в тупик.
Положение бостанджи-паши было незавидным. Чтобы столкнуть Индию с проторенной дороги мира на неведомые тропы войны, нужно было взломать непробиваемую леность Великого Могола Джехана, которая заменяла тому мудрость и прочие государственные добродетели.
Бостанджи-паша подобострастно исполнил все ползанья и поклоны, сказал все высокие слова, какие полагалось выслушивать от послов Великому Моголу, и Джехан пригласил турка посмотреть бой слонов.
Персидский посол смеялся над бостанджи-пашой.
– Что взять с турка?
– разглагольствовал перс.
– В империи Османов низкопоклонство и высокий род - разные названия одного предмета. Здесь, в Индии, я слышал присказку: “Если шах скажет днем: “Наступила ночь”, - “Вижу месяц и звезды!” - кричи во всю мочь”. В Турции же нет такого человека, который бы не следовал этой мудрости.
Все эти высказывания доходили до ушей бостанджи- паши, но они его даже не сердили. Он знал, что делал, и знал, ради чего он это делает.
Трон Джехана был подобен солнцу. На четырех золотых лапах, весь в рубинах и бриллиантах, трон Великого Могола слепил глаза, и не только блеском. Он пригибал к земле любую голову, будь она головой полководца или владыки государства. Неимоверное тщеславие и богатство этого трона было невыносимо для человеческой гордыни. Говорили, что стоимость трона превышает сорок миллионов рупий.
Джехан, опустившийся на свое место, не погасил сияния, но прибавил.
Бостанджи-паша чувствовал себя очень маленькой собачкой. Будто эта собачка угодила в львиное семейство, и львы со львятами не сжирают пока собачку только потому, что чрезмерно сыты.
Бостанджи-паша оглядывал ряды вельмож, скрывая цепкость взгляда улыбкой. Ему хотелось найти своего двойника. Человек из первой десятки властителей Турции, при этом дворе он в богатстве остался бы за чертой первой сотни. Так ему казалось.
Действо развертывалось на внешнем дворе перед павильонами, где стоял трон и где толпились вельможные зрители. Позади трона по мраморному ложу струился неиссякаемый ручей благовония. Благовония источали два небольших фонтана перед троном.
“Сколько миллионов стоит этот благоухающий источник?” - сверлила мозги мыслишка.