Свадебное проклятье

Здесь ничего не меняется: старые обшарпанные столы с начищенными жаровнями в центре, белёные стены, запахи готовящейся еды — старая шумная вытяжка не справляется, гул разговоров многочисленных посетителей… И хозяйка Гу тоже нисколько не изменилась: вон, круглолицая и мелкоморщинистая, как вареная морковка, с вечной своей улыбкой переходит от стола к столу, приветствуя гостей.

Возгордиться или посмеяться над тем, как Чэн пытается произвести на меня впечатление? Не делаю ни того ни другого — слишком голодна.

— Тогда давайте я нам сама закажу.

Маркус косится на машинально прихваченную мной лилию-однодневку.

— До конца обеда завянет, может, сразу выкинуть?

Я так и собиралась, но теперь демонстративно втыкаю цветок в стакан с водой и перевожу разговор:

— Какими судьбами в нашем районе? — Насколько помню, Чэн живет в Хонгаме, это в часе езды отсюда. Без пробок. Даже не притворяется, что мимо проезжал, отвечает, как и смотрит, по-прежнему прямо:

— Вы согласились встречаться со мной три месяца. Уже прошла неделя, так что я решился о себе напомнить…

— Согласилась? У меня, конечно, нет записи нашего с вами разговора, но что-то я такого не припоминаю…

— Маленькая Мейли!

Оглядываюсь и встаю.

— Здравствуйте, матушка Гу.

Хозяйка смотрит на меня, задрав голову. На круглом лице — вечная улыбка состарившегося Будды.

— Ты похудела с прошлого раза. Кушай лучше! Здравствуй, мальчик.

«Мальчик», приподнявшись, кланяется.

— Это Чэн Маркус, — представляю я, — мой… м-м-м… знакомый.

Старушка разглядывает его, склонив голову. Говорит ласково:

— Что, давненько не кушал домашней еды? Ничего, сейчас и тебя накормим!

— Благодарю, — выдавливает явно непривычный к такому обращению Чэн. Хозяйка неожиданно подмигивает ему, отчего и без того узкие ее глаза превращаются в щелочки; легко проводит морщинистой рукой по лилии в стакане.

— А чтоб не сердиться, в следующий раз успевай дарить цветы раньше других парней!

Чэн смотрит вслед матушке Гу слегка растерянно.

— Она что, подслушивала?

Я заговорщицки придвигаюсь к нему, сообщаю, загораживаясь для конспирации ладонью:

— У хозяйки, несмотря на возраст, отличный слух! А еще натуральный компьютер вместо мозга: я была тут полгода назад, а она до сих пор помнит мое имя!

— Здесь что, принято знакомиться с владельцами? Даже если ты всего раз в жизни заглянешь перекусить?

Я пожимаю плечами.

— Это старый, очень неторопливый район со своими извечными традициями. Да и «Обеды матушки Гу» — не обычное безликое сетевое заведение, где главное на бегу набить живот, а именно семейное кафе. К тому же очень древнее, вон, видите, над стойкой портреты прежних хозяев? Там есть дагерротипы[1] девятнадцатого века, а то и вообще Жэнь у хуа[2] шестнадцатого. А насчет последнего раза, посмотрим, что вы скажете, когда попробуете здешние блюда!

Тут я обнаруживаю, что смотрю в глаза Чэна слишком близко. Оказывается, они у него не серые, как запомнилось раньше, а травянисто-зеленые. Очень внимательно сейчас меня изучающие. Поспешно отодвигаюсь. Взгляд цепляется за цветок в стакане, я удивленно восклицаю:

— Ну вот, а вы говорили, завянет!

Лилия и впрямь заметно взбодрилась: налилась яркостью, туго расправила лепестки; может, в стакан налита какая-нибудь… живая вода?

— А почему вы (если послушать нашу хозяйку) рассердились из-за цветка?

— Да мне просто неудобно: еще решат ваши коллеги, что я могу позволить себе только какой-то дешевенький однодневный цветочек!

— Ну вы же виделись с ними первый и последний раз! — передразниваю я его.

— К тому же у меня аллергия на лилии.

Гляжу скептически: аллергик, как же, хотя бы разок чихнул для приличия или нос почесал! К счастью для Чэна, очередной хозяйкин внук (правнук?) притаскивает полный поднос и становится совершенно не до разговоров.

…Уф! Я наконец отваливаюсь от стола и машинально поглаживаю себя по животу. Если и существует на свете наркотическая еда, то это как раз стряпня матушки Гу! Не оторвешься, пока не очистишь тарелки полностью. Мой спутник тоже кладет ложку. Но выглядит он скорее удивленным, чем довольно-сытым, как я.

— Я и не знал, что в здешнем меню имеется хванджийская еда!

Да-а, хозяйка и впрямь остра на слух: хотя я сделала два совершенно одинаковых заказа, матушка Гу по легчайшему чэновскому акценту определила уроженца Хванджи и приказала приготовить традиционное блюдо его провинции!

— И готовят точь-в-точь как моя мать! Я помню вкус этой похлебки с детства; где только потом не пробовал, всё совершенно не то! Пойду поблагодарю.

Я с улыбкой провожаю его взглядом: да, насчет «последнего раза» Чэн погорячился! Как бы еще не стал тут завсегдатаем!

И вдруг вспоминаю, как пришла сюда впервые несколько лет назад, после очередной… сорвавшейся помолвки. Было холодно, промозгло и тоскливо — до самоубийства. Я брела по темным хутунам[3] Старого города, не заботясь о направлении: просто механически переставляла ноги, чтобы не упасть прямо посреди улицы. Промокшая насквозь, заледеневшая до самых внутренностей и глубин корчившейся души, увидела перед собой тепло и ярко светившуюся стеклянную, запотевшую изнутри дверь и, не раздумывая, ввалилась внутрь. Тут меня накормили острой до жгучих слез и долгого кашля похлебкой, которую так любила няня Ван… Вот откуда хозяйка Гу могла знать, что я обожала тот плебейский южный суп?! Именно его знакомый вкус заставил меня тогда разрыдаться, хотя, казалось, никаких слез давно не осталось: высохли, перегорели от ужаса и боли. Разрыдаться, согреться и наконец очнуться.

Вернуться к жизни.

Очередь за час нисколько не сократилась: казалось, жаждущие здешней стряпни готовы стоять хоть до ночи, а то и до утра, когда открываются чифаньки[4], чтобы накормить самых первых спешащих на работу.

— Хорошо, что я все-таки выбрал эти «Обеды»!

— Что, станете теперь постоянным клиентом хозяйки Гу? — поддразниваю я. Нет, матушкина еда не наркотик, а натуральное лекарство! Вон с Чэна даже сползла его напряженная сдержанность: просто сытый и довольный молодой мужчина, неторопливо возвращающийся с обеда.

— Конечно! По мере возможности. Тем более будет повод вновь пересечься с вами.

Все-таки надо это прекращать, и немедленно!

— Господин Чэн…

— Маркус, — поправляет он. — Надеюсь, вы тоже разрешите называть вас по имени?

— Не вижу в этом совершенно никакого смысла! То есть я хотела сказать…

Мой собеседник вскидывает руку с часами и говорит поспешно:

— Да-да, мы обязательно поговорим, но только в следующий раз, сейчас я уже страшно опаздываю! Было приятно увидеться снова! — И, блеснув короткой улыбкой, ныряет в очень вовремя подъехавшее такси. Провожаю взглядом машину. А я так никакой радости от вашего появления совершенно не испытываю!