Свежий ветер

Опустив взгляд, я осмотрела свое заляпанное кровью последней жертвы тело - это убийство, в отличие от первого, вышло грязным. Много времени прошло с тех пор, как кровь врага покрывала мои голые руки; еще больше – с тех пор, как при этом мои ногти были накрашены, и сейчас их красный цвет отлично гармонировал с пятнами на ладонях и стене, около которой охранник сделал последний в своей жизни вдох. Касуми сказала, что этот оттенок пойдет мне. Цвет крови всегда мне шел.

Моя спутница приблизилась ко мне с заинтересованной ухмылкой на странно окрашенных губах и спросила, готова ли я двигаться дальше. Я вытерла руки о рубашку мертвого охранника и, пребывая в каком-то странном оцепенении, коснулась колена, на котором остались следы его зубов. Я слышала, что подобные вещи могут стать тяжелым испытанием для обычного человека, но они никогда не волновали меня – во всяком случае, когда я знала, что права. Для меня это было так же легко, как забить животное, и мало кто мог переплюнуть меня в этом деле.

«Ты убийца, Джена, - однажды сказал мне Калверн – в последний раз, когда я покорно стояла перед ним, не смея возразить. – И ты никогда не станешь кем-либо другим».

И пусть он был прав, но по крайней мере я все еще жива и убиваю на своих условиях.

Дав Касуми утвердительный ответ, я подняла туфли – они понадобятся мне чуть позже, после того, как я закончу обыск апартаментов Доннована Хока на предмет образцов ДНК, а может, и еще чего-нибудь интересного.

Отсутствие сдерживающих правил Альянса на самом деле значительно все упрощало. Теперь если мне хотелось что-нибудь заполучить, я просто брала нужную мне вещь, зная, что, во-первых, граблю преступников, а во-вторых, что «Церберу» плевать на такие мелочи. Да, в некотором роде это было крайностью, но я быстро привыкала к подобному положению. Никогда еще я не обладала такой властью, и дело даже не в кибернетических имплантатах, а в понимании, что меня ничто не ограничивает; я могла делать буквально что угодно, лишь бы задание было выполнено. О, с каким удовольствием я послала к черту правила и уставы.

Конечно же, я все еще скучала по прежним товарищам и по первой «Нормандии», но сейчас я жила той жизнью, для которой была рождена.

Позже, когда мы закончили ту небольшую операцию, и Касуми вернула память своего любовника, мои мысли вновь обратились к Кейдену. В последнее время я старалась делать это реже – воспоминания о нем отвлекали, но я так привыкла к его постоянному присутствию, что до сих пор ощущала укол разочарования, стоило мне вспомнить, что я понятия не имею, где он сейчас. Мне все еще казалось, что я могу наткнуться на него в коридорах корабля, или же, проснувшись среди ночи, найти его в столовой, утоляющим голод. Но его не было, и вместе с уверенностью, что в моей жизни чего-то не хватает, пришло нежелание бороться с этим. Кейдена не было рядом, никто не мог унять мои страхи касательно «нас», и я понятия не имела, что мне делать и думать обо всем этом.

Я знала, что нужно найти его, но как? Я не могла связаться с Андерсоном, потому что была уверена – «Цербер» наверняка отслеживает, если не откровенно контролирует, мою корреспонденцию. Кроме того, мне было неизвестно местонахождение Кейдена, ведь никто не хотел дать мне эту информацию.

Как он отреагирует на мое появление? Может быть, останется безразличным? А может, придет в бешенство?

В памяти всплыло его лицо – такое, каким я видела его в последний раз в своей каюте. Кейден смотрел на меня так, словно это была наша маленькая игра; казалось, он уходил только для того, чтобы впоследствии иметь возможность вернуться. Мы понимали друг друга. Он олицетворял все, в чем я тогда нуждалась, и… ничто не изменилось с тех пор для меня, и он все еще являлся тем, что мне было нужно.

Для меня прошло чуть больше недели; для него – более двух лет. Такого никогда и ни с кем не случалось, и я не могла воспользоваться чьим-то опытом, чтобы понять, как вести себя в подобной ситуации. Захочет ли он вообще видеть меня? Ведь для него я лишь призрак.

Любые размышления на эту тему рано или поздно заводили меня в тупик, а потому я пыталась и вовсе не думать о Кейдене, не думать обо всем этом, но у меня плохо получалось. Я безумно скучала по нему, и это сводило с ума.

************

На то, чтобы привыкнуть к своей новой каюте и огромной ванной комнате с великолепным душем, способным привести меня в чувство после любой миссии, у меня не ушло много времени. Пока я оборачивалась полотенцем, мощная система вентиляции очистила воздух от пара; с интересом я обратила внимание на то, что зеркало не запотело. Что ж, когда у тебя столько денег, сколько у Призрака, эти маленькие предметы роскоши вряд ли могут повлиять на твое благосостояние. Работа с «Цербером» имела свои плюсы.

Некоторое время я разглядывала в зеркале свое отражение. Шрамы, рассекавшие раскрасневшуюся от горячей воды кожу, заживали, однако не так быстро, как мне бы хотелось. Чаквас сказала, что я должна больше отдыхать, но поскольку это было невозможно, мне следовало просто стараться сохранять спокойствие и хорошее настроение, что, в сложившихся обстоятельствах, тоже представлялось маловероятным. А кроме того, темные волосы до плеч, обрамлявшие лицо мокрыми прядями, делали меня похожей на себя в детстве, и к этому я привыкнуть не могла. Мне хотелось, чтобы мое тело осталось прежним, однако восстановление на клеточном уровне привело к тому, что там, где шрамы затянулись, я имела гладкую, бледную, усыпанную странными веснушками кожу восемнадцатилетней. Я совсем не походила на себя.

Мы только что завербовали Джек – жестокую и покрытую с ног до бритой головы татуировками женщину-биотика, и я узнала ее с первого взгляда. Дело было не в том, что я встречала Джек прежде, а в том, что лишь программа амнистии Альянса уберегла меня от участи стать ею. Эта весьма отрезвляющая мысль заставила меня вспомнить человека в дорогом костюме, который пришел в полицейский участок и освободил меня от тюремного заключения. Тогда я еще не понимала, как мне повезло; не осознавала, насколько хуже могло все обернуться, и где я в итоге оказалась бы.

Странно-отстраненным движением я протянула руку и достала из-за зеркала припрятанные в первый день ножницы. Собрав волосы от ушей вверх, я завязала их резинкой на макушке. Неосознанно пропустив оставшиеся свободными пряди на затылке сквозь пальцы, я стала остригать их одну за другой до тех пор, пока они не стали такими короткими, что я больше не могла их ухватить. Звук, с которым лезвия отсекали волосы, вернул на мое лицо улыбку. Порывшись в набитой всякой всячиной тумбочке, я нашла бритву, явно предназначенную для кого-то, чьи волосы ниже шеи не были выжжены лазером без его на то согласия.

Миранда сказала, что это было сделано для моего же блага - как и все остальные замеченные мною «улучшения». Уверена, даже моя грудь увеличилась в размере, но поскольку броня сидела идеально, я не стала упоминать этого факта. Миранда объяснила, что они не видели смысла восстанавливать волосяные луковицы на большей части моей кожи, учитывая, что я все равно стала бы бриться каждую неделю, как и многие другие оперативники, для того, чтобы боди, надеваемое под броню, лучше прилегало к телу. Возможно, Миранда была в чем-то права, но я все равно скучала по ощущению отросших за пару дней волосков на коже, которое помогло бы мне почувствовать себя живым, дышащим человеком, а не киборгом.

Потратив еще немного времени, я обрила затылок и, повернув голову вбок, осмотрела короткие черные волоски, простершиеся от уха до уха. Сняв резинку, я распустила волосы, и, рассыпавшись по плечам, они скрыли то, что я только что сделала. Но я не желала ничего прятать, я просто хотела походить на саму себя.

Казалось бы, мелочь, незначительный подростковый знак протеста. Но в тот момент мне нужно было хотя бы выглядеть собой, вернуть себе контроль над своим телом после того, как оно так долго находилось в руках церберовских ученых. Джек напомнила мне об этом. Она не скрывала своей сущности; я еще никогда не видела столько татуировок на одном человеке. Внешность этой женщины ни на мгновение не оставляла сомнений в том, кем она являлась - кипящим чаном обиды, негодования, бессильной ярости и животных инстинктов.