Священная земля

Шамаш, вспомнил Соклей, было финикийским именем Аполлона, бога солнца. “Действительно”, - эхом повторил он. “Думаю, я могу использовать пчелиный воск. Вы покупаете духи только для себя? Или хотите немного продать позже?”

“Возможно, я захочу кое-что продать. Действительно, мой господин, я могу”, - ответил Бодаштарт. “Но это зависит от цены и качества, а?”

“А что нет?” Этим Соклей заслужил первую улыбку, которую он получил от финикийца. Он соскользнул со своего мула. Мышцы на внутренней стороне бедер не пожалели о том, что избежали зверя. Стараясь не показывать, как у него болит, он подошел к вьючному ослу.

“Что происходит?” Спросил Аристидас. “Мы не понимаем ни слова из того, что ты говоришь, помни”.

“У него есть пчелиный воск и вышитое полотно”, - ответил Соклей. “Он интересуется парфюмерией. Посмотрим, что мы сможем придумать”.

“О, это прекрасно, сэр. Это очень хорошо”, - сказал остроглазый молодой моряк. “Но помни, что тебе захочется, чтобы у тебя осталось немного духов, когда мы доберемся до того места в Энгеди, чтобы ты могла обменять их на бальзам”.

“Я запомню”, - пообещал Соклей. Он колебался; Аристидас заслуживал лучшего, чем быть отвергнутым подобным образом. “Хорошо, что ты тоже вспомнил”, - сказал Соклей. “Если ты сможешь помнить о таких вещах, возможно, однажды ты сам станешь торговцем”.

“Я?” Аристид выглядел удивленным. Затем он пожал плечами. “Не уверен, что я хотел бы этого. Мне нравится выходить в море так, как я это делаю”.

“Хорошо. Я не говорил, что ты должен стать торговцем. Я сказал, что ты мог бы”. Соклей возился с кусками веревки, которыми была привязана поклажа вьючного осла к его спине. Бодаштарт наблюдал за происходящим с растущим весельем, что только усугубляло неловкость Соклеоса. Он собирался вытащить свой нож и разрешить проблему так, как Александр разрешил гордиев узел, когда Мосхион подошел и помог развязать узлы. “Спасибо”, - пробормотал Соклей, наполовину благодарный, наполовину униженный.

В одном большом кожаном мешке находились баночки с духами, которые лежали, укрытые шерстью и соломой, чтобы они не стукались друг о друга и не разбивались. Соклей вытащил баночку и поднял ее. Бодаштарт нахмурился. “Она не очень большая, не так ли?”

“Мой господин, аромат... сильный”. Соклей хотел сказать "сосредоточенный", но понятия не имел, как это сделать по-арамейски, или даже существовало ли такое слово в этом языке. Это был не первый раз, когда ему приходилось пытаться обходить пробелы в своем словарном запасе. Он вытащил пробку из банки. “Вот, понюхай сам”.

“Спасибо”. Бодаштарт поднес баночку к его носу, длинному, тонкому и крючковатому. Вопреки себе, он улыбнулся аромату. “Да, это очень сладко”.

“И запах остается”, - сказал Соклей. “Духи содержатся в оливковом масле, а не в воде. Их нелегко смыть”.

“Это хорошо. Это умно”, - сказал Бодаштарт. “Я слышал, что вы, эллины, полны умных идей. Теперь я вижу, что это так. Вот, позвольте мне показать вам пчелиный воск, который у меня есть ”.

“Пожалуйста”, - сказал Соклей. У финикийца не было проблем с веревками, закрепляющими груз его задницы. Соклей вздохнул. Он думал, что привык к мысли, что большинство людей более грациозны и ловки, чем он. Однако время от времени это подстегивало и кусало его. Это был один из таких случаев.

“Вот ты где, мой господин”. Бодаштарт поднял кусок воска размером больше головы Соклея. “Ты когда-нибудь видел такой прекрасный и белый? Белая, как груди девственницы, не так ли?” Ему пришлось подкреплять свои слова жестами; это был не тот словарный запас, которому Химилкон научил Соклея.

Когда родосец понял, он усмехнулся. Он не думал, что эллин попытался бы продать ему воск с таким специфическим рекламным тоном. С его точки зрения, финикийцы были даже хуже, чем плохие трагики, из-за преувеличенных сравнений и фигур речи. Конечно, они, вероятно, находили большинство эллинов пресными и скучными. Обычай - превыше всего, Соклей еще раз напомнил себе. Обращаясь к Бодаштарту, он сказал: “Дай мне взглянуть на этот воск, если не возражаешь”.

“Я твой раб”, - ответил финикиец и протянул ему комок.

Он понюхал ее. У нее был характерный, слегка сладковатый запах хорошего воска. Бодаштарт не удешевил ее жиром, как это, как известно, делали некоторые беспринципные эллины. Соклей достал из ножен свой поясной нож и глубоко погрузил его в массу воска, снова и снова.

“Я не мошенник”, - сказал Бодаштарт. “Я не прятал камни или что-то еще посреди пчелиного воска”.

“Так я вижу”, - согласился Соклей. “Ты не видел. Но я тебя не знаю. Я встретил тебя на дороге. Я должен быть уверен”.

“Должен ли я открывать каждую баночку духов, которую получу от тебя, чтобы убедиться, что ты не дал мне наполовину пустую?” Спросил Бодаштарт.

“Да, мой господин, если хочешь”, - ответил Соклей. “Честно есть честно. Как я могу сказать "не обеспечивай себе безопасность"? Я не могу”.

“Справедливо есть справедливо”, - эхом повторил Бодаштарт. Он поклонился Соклею. “Я слышал, что все эллины были лжецами и мошенниками. Я вижу, что это не так. Я рад”.

Соклей вежливо поклонился в ответ. “Ты тоже кажешься честным. Я хочу этот пчелиный воск. Сколько баночек духов за него?” Он имел хорошее представление о цене, которую он мог бы получить примерно за десять мин пчелиного воска на Родосе. Скульпторы, ювелиры и другие, кто отливал металл, использовали столько материала, сколько могли достать, и хорошо за это платили.

Бодаштарт сказал: “Десять кувшинов, кажется, подойдет”.

“Десять?” Соклей вскинул голову, затем покачал ею взад-вперед в варварском стиле. “Ты не мошенник, мой господин. Ты вор”.

“Ты так думаешь, не так ли?” - спросил финикиец. “Хорошо, сколько банок ты дал бы мне за мой воск?”

“Трое”, - ответил Соклей.

“Трое?” Бодаштарт презрительно рассмеялся. “И ты называешь меня вором? Ты пытаешься обокрасть меня, и я этого не потерплю. ” Он выпрямился во весь рост, но все равно был более чем на ладонь ниже Соклея.

“Возможно, у нас нет сделки”, - сказал Соклей. “Даже если сделки нет, я рад встретиться с вами”.

Он ждал, что будет дальше. Если Бодаштарт не захочет торговать, он заберет пчелиный воск и продолжит свой путь к Сидону. Если бы он это сделал, то сделал бы другое предложение. Финикиец оскалил зубы в чем угодно, только не в дружелюбной усмешке. “Ты бандит, разбойник, негодяй”, - сказал он. “Но чтобы показать, что я справедлив, что я сторонник честных сделок, я возьму всего девять баночек духов за этот великолепный, драгоценный воск”.

Теперь Бодаштарт ждал, сдвинется ли с места родосец. “Возможно, я дам четыре кувшина”, - неохотно сказал Соклей.