Сын Тишайшего 2

Следующий кадр — это крики радости людей, только что избежавших смерти. Смотрю в грязные и окровавленные, но счастливые лица, и сам не могу сдержать улыбки. Наверняка я сейчас выгляжу жутко, ещё и этот оскал, сковавший лицевые мышцы. Главное — не паниковать и не истерить. Теперь мне понятно, что такое отходняк после битвы, когда человек прошёлся по грани. Только царю не положено показывать эмоции. Я персона культовая, почти сакральная. Гы!

Вдруг за спиной рявкнул дружный залп десятков орудий, аж вздрогнула земля. Это мне так показалось, просто у артиллеристов получилось пальнуть слитно. Бедные мои барабанные перепонки, надеюсь, слух восстановится. В ушах стоит звон, и, кажется, будто я надел на голову банку, а не шлем. Очередной залп и крики людей. Чего там твориться у татар, не знаю. Надеюсь, что поганым очень плохо. Нарваться на два десятка выстрелов картечью в упор — это страшное дело!

Сползаю с коня и чуть не падаю, оперившись на подскочивших рынд. Ноги попросту отнялись. Прошедшая схватка оказалась слишком сильным для них испытанием. При помощи парней бреду в сторону навесов, как весь лагерь начинает громко орать.

— Наши! Наши!

Поворачиваюсь и вижу, как слева в разрозненные вражеские порядки врубается клин из русской конницы. Более того, в тылу татар началась какая-то возня, и раздались многочисленные выстрелы. Мы расположились выше схватки, но из-за пыли и пота, разъедающего глаза, видимость оставляет желать лучшего.

— В клещи взяли басурман! — заорал Ванька Трубецкой, взобравшийся на единственное в округе дерево, — Дрогнули татары. Бегут!

— В седло! Добьём поганых! — слышу новый рык неугомонного Дунина, — Государь на вас. Только попробуйте его отпустить!

Это поляк крикнул уже рындам и пятёрке охраны, тут же окруживших меня. Сам Иван, даже не думавший спешиваться, развернулся и устремился в сторону неприятеля, возглавляя наш поредевший отряд.

А я в бой уже не рвусь. Хватит мне приключений на одно место. Но признаюсь честно, бодрит. Это мягко сказано! Никогда в жизни я не испытывал такого эмоционального всплеска. Ощущений круче любого секса, поверьте.

— Государь, Фёдька ранен. Хотели его к доктору везти, но он требует тебя, чего-то сказать хочет, — протараторил подбежавший Трубецкой, уже слезший с дерева.

Я собрался избавляться от доспехов и осмотреть тело не предмет ран. После радостной новости вдруг навалилась усталость, аж в глазах потемнело. Ещё и заболели многочисленные ушибы, и я чуть снова не упал. Благо Савва с Апраксиным усадили меня на раскладной стульчик. Поэтому надо осмотреть, что со мной произошло.

Но ради самого младшего из рынд, которому ещё нет шестнадцати, можно перетерпеть любую боль. Отмахиваюсь от дядьки, пытавшегося меня остановить, и, опираясь на Ивана, встаю на ноги.

Троекуров лежал в тени небольшого деревца, на заботливо подложенном плаще и валике для головы. Выглядел юноша плохо, лицо бледное, броня в крови и царапинах, на лбу испарина. Рядом суетился Митька Голицын и слуга юного князя.

— Государь, — Федька улыбнулся растрескавшимися губами, когда я опустился рядом, — Значит, я смог! Сзади стреляли в тебя, два раза. Свой. Петька Т…

Рында надсадно закашлялся и застонал.

— Я…– пытался он продолжить.

Но мне и так всё ясно. Пазл давно сложился, не хватало только последнего фрагмента.

— Молчи. Тебе нужно беречь силы, — кладу руку на сухие губы юноши.

— Где Келлерман? — обращаюсь к стоящему рядом Савве.

— Князя врачует. Ему стрела сбоку прилетела и доспех пробила. Остальные два доктора раненых в госпиталь повезли. Звать немца?

— Нет! Тащи мой мешок. И распорядись, чтобы несли воду тёплую и быстрее!

Народ тут же забегал. При помощи Апраксина снимаю бахтерец, морщась от боли, и едва сдерживаю крик. Но надо терпеть. А ещё прочь в сторону все мысли, придётся самому делать операцию. Мальчик не должен умереть из-за моей самонадеянности и эгоизма. Разбираться с врагами будем после.

Глава 15

Наверное, я сейчас выгляжу страшно. Оно и немудрено. После пяти проведённых операций мой аналог больничного халата основательно изгваздан кровью и не только. Скорее так должен выглядеть мясник, увлёкшийся любимым делом, либо вивисектор.

Ассистировавший мне фельдшер Кирюхин точно похож на описываемых товарищей. Глядя на него, я сужу о собственном виде. Кстати, Демьян — обычный солдат. Из-за небольшой травмы его отправили в госпиталь помогать вывозить раненных с поля боя. Но оказалось, что санитар поневоле, неплохо разбирается в лечении. Бабка у него деревенская знахарка. Поэтому сам бог велел использовать столь ценный кадр. Мне даже не пришлось долго объяснять про необходимость соблюдения чистоты и дезинфекции. Оказывается, парень сам является сторонником гигиены. Ещё и грамоте обучен, да мои наставления по чистоте читал.

Прямо самородок! Чего он делает в пехоте, не знаю. Теперь его судьба определена, хочет того Кирюхин или нет. Ха-ха! Это у меня нервное.

Когда пять часов подряд промываешь и сшиваешь раны, соединяешь сломанные кости, а ещё копаешься в кишках, то волей-неволей крыша начнёт ехать. Удивительно, что все наши пациенты пока живы. Хотя при нынешнем уровне анестезии, впору было умереть от болевого шока. Большая часть обезболивающего ушла на Троекурова и стольника Протасьева[1], поймавшего сразу две стрелы. Остальные трое являлись моими охранниками с достаточно тяжёлыми колото-резаными ранами.

Я периодически помогал немецким лекарям и присутствовал на многих операциях. Там и нахватался умений, но называть меня полноценным хирургом не стоит. Небольшую рану промою и заштопаю, или гипс могу наложить. Вернее, всё это я проделывал под присмотром Келлермана. И тут такая напасть. Но мы справились!

Савва тоже ассистировал при операции, но постепенно передал свои полномочия Кирюхину. Дядька больше держал дёргающихся и орущих воинов, а также помогал с перевязкой. Мой небольшой шатёр вдруг превратился в хирургическое отделение. Понимаю, что кругом антисанитария, но на улице гораздо хуже. Вот мы и обливались потом, ещё и работая при свете масляного светильника. Обстановка специфическая. Запашок уж точно! Больше я на такое не подпишусь!

Один из вельмож заикнулся, что царю невместно врачевать простолюдинов, а лучше осмотреть знатных пострадавших. Однако я проигнорировал слова недоумка, в отличие от взбешённого Дунина. Чую, что высокородного спесивца вскоре ждут большие проблемы. Сегодня поляк шагнул сразу на несколько ступенек во властной иерархии. Как и ещё несколько человек. Впрочем, заслужили. Своим новым положением Иван козырять не будет. У него иной характер. Но неадеквату отомстит. Что правильно.

Для операций я воспользовался своей походной аптечкой. Там хранился хирургический набор, не считая, бинтов, обезболивающего, спирта, множества лекарств и даже порошок для гипса. Выйдя на улицу, вдохнул полной грудью и с улыбкой посмотрел на заходящее солнце. Красота! Если не учитывать, что вокруг военный лагерь, над которым повис обычный шум, создаваемый сотнями людей, животных и повозок. Но надо наслаждаться любыми моментами, иначе зачерствеешь душой. Особенно это рекомендуется после последней операции, когда мы заталкивали в живот вывалившиеся кишки.

Тут появился Савва с двумя слугами, притащившими воды и ковш взвара. Пью вкуснейший напиток, не касаясь ручки сосуда. Они у меня по локоть в крови и прочих прелестях. Хорошо, что вечереет, иначе налетели бы тучи мух.

Будто угадав мои мысли, дядька поясняет.

— Демьяна тоже напою и накормлю. Не переживай, государь. А теперь давай мыться и кушать. Затем осмотрим твои ранки и отдыхать. Я не знаю, как ты на ногах держишься, — дядька хмуро взглянул на идущих в нашу сторону людей.