Так завершается карьера сыщика в XIX веке
Шрифт:
Константин Николаевич в свою очередь только покачал головой. Вот оно что. Зря он беспокоился по поводу того, что у Маши из-за влюбленности у нее начались мозговые судороги. Ха! Имея огромный практический опыт двух жизней, он уже видел, что будет. В игровой форме его жена получит бесплатную очень заинтересованную няньку, а Ольга так нужный ей опыт ухода с маленьким ребенком, чтобы потом стать уже опытной мамой даже со своим первенцем. Вот и вся прелестная романтика с ужасной мистикой! И да здравствует голый прагматизм!
«Старый ты циник, нет для тебя ничего святого», — обругал он себя мысленно
Тот, вопреки обычаю, в этот день не являлся центром общего внимания. Вернее, почти не был таковым. Он как бы был здесь и живо реагировал на окружающих, но зримо чувствовалось, что какая-то подспудная мысль захватила все его чувства и только вежливость и понимание обязанностей отца и мужа, помноженные на влияние монарха, не дают ему просто взять и быстро уйти. И взять, если надо, с собою новоиспеченного великого князя.
Нехитрая мысль эта, судя по всему, для императора была не очень-то приятна, но просто так взять и выбросить ее он не может. Вот и мается, как с несварением собственного желудка после обильного обеда.
Это общий фон мыслей императора, но вот конкретику Константин Николаевич не знал. Может, те же проблемы с Бриллиантовой комнатой, в которой некто с хозяйской наглостью командует. А может, у него живот элементарно болит и пучит и ему не совсем от этого удобно! Ведь насколько он знал, император в последние годы жизни откровенно болел недугами ЖКТ и весьма этим тяготился.
Да и сам он несколько был виноват со своим непониманием. Честно говоря, повседневные домашние заботы и капризная (счастливая) влюбленная жена изрядно размягчили Константина Николаевича. Он почему-то так надеялся, что император вскоре все же уедет и его неприятные проблемы останутся его проблемами, а отнюдь не попаданца. А он останется с милым домашним тираном, вкусными ватрушками с чаем с малиновым вареньем и вседозволенным нечего неделанием.
Увы, его довольно-таки наивные мечты легко растаяли, как снег в жаркий июльский полдень. Император был в важных заботах и князь ему очень был нужен.
Когда все интересующие сюжеты были рассмотрены, а косточки всех персон перемыты не по разу, все размякли и как-то притихли. Пользуясь тем, что женщины увлеклись очень интересной с их точки зрения темой — популярная мода одежды беременных. Николай I буквально утащил его в соседнюю небольшую комнату с очень неопределенным будущим — то ли детская, то ли помещение гувернантки. Пока в ней с какой-то целью стояли два столика и небольшой столик. Такой тип в ХХ веке будет называться журнальным, — машинально отметил Константин Николаевич.
Пользуясь этой несуразной мебелью, Николай I удобно расположился сам и увлек туда князя.
— Константин Николаевич, — обратился августейший родственник к попаданцу, — не хотел уже к тебе обращаться с расследованием и даже запретил себе думать об этом. Ты теперь сиятельный сановник и большой авторитет среди полицейских чинов и сам только руководишь и командуешь.
Но текущая большая забота весьма серьезно негативно влияет на меня, а значит и на всю Россию. Жандармы же с Бенкендорфом где-то как-то не тянут. С кулаками у них все уже хорошо, а вот с головой не очень.
В общем, домашний
отпуск со вчерашнего я тебе прекращаю. Актуальные дела требуют твоего выхода на службу в жандармерию. С Машей здесь останется ее мать Александра Федоровна и сестра Ольга. Я вижу, — улыбнулся он, — Маша уже все поняла и взяла сестру в оборот. Чувствуется, скучать они здесь не будут и слуг станут держать строго и честно.Ты же должен уехать со мной в Зимний дворец. Мне очень сейчас не хватает человека аналитического ума, способного просто думать, а не действовать кулаками!
— Да, — кивнул сыщик, соглашаясь. Поинтересовался: — осмелюсь только спросить, ваше императорское величество, что пострадало от рук действий злоумышленников — держава или скипетр?
Император как-то поперхнулся от неожиданности. Как князь узнал наисекретнейшие сведение, известные только в целом двоим — ему и графу Бенкендорфу?
Глава 3
Император Николай стремительно повернулся и посмотрел на своего собеседника. Взгляд был и подозрительный, и восхищенный. Покачал головой:
— Как ты все узнал, ведь ты находился в стороне от розыска? Хотя, что я наивный говорю, голова-то твоя с тобой и, в отличие от многих, ты ею можешь, да и хочешь пользоваться!
Николай сердито посмотрел на великого уже князя, как будто это именно он был виноват в недостатке в штате жандармского аппарата ставок думающих аналитиков. Потом явно опомнился и стал собираться, как и хотел, в Зимний дворец.
Правда, перед этим ее перехватила дочь Мария Николаевна. Она о чем-то сравнительно долго говорили. Константин Николаевич разговор не слышал, они буквально шептались, но видел мимику лиц. Император сначала был недоволен, но Мария, не собираясь сдаваться, настаивала, и ее дражайший папА не удивление быстро отступил. В конце он что-то сказал, причем довольно тепло и стремительно вышел.
Великому князю пришлось поторопится, наскоро попрощаться с Марией (та напомнила ему о сегодняшним бракосочетании) и выскочил. Впрочем, большой ряд карет только еще выстраивался в дорожную линию.
Император явно не торопился, ожидая великого князя, и окружающие это чувствовали. Но когда он вышел, по предложению Николая Павловиче сел в его карету, то процесс резко убыстрился.
Константин Николаевич, глядя на это, поговорил с монархом. Однако попытка великого князя хотя бы поверхностно ознакомится с ситуацией, с чем же так сумели проколоться жандармы, император пресек одним движением руки. Не ограничившись этим, коротко сказал:
— Здесь не место болтать, больно много ушей. Приедем в мой служебный кабинет — поговорим обо всем и предельно открыто. Во всяком случае с императорскими регалиями ты сказал точно. И имей в виду, полную картину катастрофы до сих пор имеют только два человека — я и граф Александр Христофорович. Гораздо больше людей знают фрагментарно, по отдельным деталям.
А здесь, в карете, покойно и безопасно. Но все равно, откровенничать чрезмерно я не буду. Едем в Зимний дворец!
Князю Долгорукому оставалось только смирено подчиниться, хотя он, дай бог, не понимал, почему император так наделся на совершенно незащищенное помещение и тащил его туда.