Таких не берут в космонавты. Часть 3
Шрифт:
Она попросила, чтобы задержался и я.
Лишь только кабинет немецкого языка опустел, как Лидия Николаевна вручила мне деньги: двести рублей, которые я одолжил ей для поездки в Новосибирск.
— Вася, ты меня очень выручил, — сказала она. — Спасибо.
— Не за что, Лидия Николаевна, — ответил я. — Вы прекрасно выглядите. Отдых пошёл вам не пользу.
Я сунул деньги в карман, развернулся, чтобы пойти к выходу.
— Вася, постой, — сказала Некрасова.
Я замер.
Лидия Николаевна стрельнула взглядом в направлении приоткрытой двери. Пару секунд мы слушали доносившиеся
Затем Некрасова взглянула на меня и сообщила:
— Вася, я… не сказала никому, даже своему мужу. И не скажу. Честное слово.
Она покачала головой.
Я заметил, что её окрашенные хной волосы на фоне окна будто бы приобрели ярко-рыжий оттенок.
Кивнул, произнёс:
— Хорошо.
Лидия Николаевна вздохнула.
Мне показалось, что она вдруг смутилась: у Некрасовой порозовели щёки.
— Вася, — сказала она, — я… понимаю, что мне уже много лет. Не в моём возрасте идти на такое. Но я вспомнила, как ты говорил, что в сорок пять лет жизнь только начинается. Я подумала: будь что будет. Лучше сейчас, чем никогда. Вася, я решила… что рожу ребёнка. Если получится, конечно. Лёня меня поддержал, хотя я вижу: он за меня переживает.
Лидия Николаевна повела плечом.
— Вася, я к чему это сказала… — произнесла Некрасова.
Она заглянула мне в глаза и чуть смущённо заявила:
— Если у нас с мужем родится мальчик, я обещаю: мы назовём его Василием.
— Что класуха от тебя хотела? — спросил Черепанов.
Во время моего разговора с Лидией Николаевной он дожидался меня в коридоре — теперь сопровождал до кабинета истории.
— Похвалила наше вчерашнее выступление на концерте, — ответил я.
— А мне она почему ничего не сказала? — удивился Алексей.
Я развёл руками и сообщил:
— Понятия не имею.
Черепанов вздохнул.
— Вот так всегда, — сказал он. — Жизнь — несправедливая штука.
И тут же воскликнул:
— Кстати! Я только что узнал. Пока ты болтал с классухой.
Лёша улыбнулся.
— Представляешь, — сказал он, — Светка Клубничкина забрала свои документы из школы! Мне об этом пацан из её класса сказал. У них сейчас литература — вон в том кабинете. Говорят, что она в тридцать шестой школе учиться будет. Потому что там лучше преподают иностранные языки. Так Клубничкина подружкам своё решение объяснила…
Я шагал рядом с Черепановым по школьному коридору, слушал его болтовню.
Но думал я не о Клубничкиной, а о словах Лидии Николаевны.
«Эмма, найди мне информацию о Некрасове Василии Леонидовиче, уроженце города Кировозаводск тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения».
«Господин Шульц, точное совпадение всех заданных параметров не обнаружено. Найдено…»
«Стоп, Эмма. Замени в поиске шестьдесят шестой год на шестьдесят седьмой».
«Господин Шульц, точное совпадение всех заданных параметров не обнаружено. Найдено…»
«Стоп, Эмма. Погоди».
Я посмотрел на Черепанова.
— … Галька, её подруга, говорила… — рассказывал Лёша.
«Эмма, найди мне информацию о Некрасовой Василисе Леонидовне, уроженке города Кировозаводск тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения».
«Господин
Шульц, я нашла полное совпадение заданных вами параметров поиска на трёх страницах в социальных сетях. Ещё обнаружено двадцать семь источников, где…»«Страницы в соцсетях принадлежат разным людям, или одной и той же женщине?» — спросил я.
«Одной, — ответила Эмма. — Некрасовой Василисе Леонидовне. Она на всех трёх страницах указала местом своего рождения город Кировозаводск, дату рождения — третье декабря…»
«Кем она работает в две тысячи двадцать шестом году? Это она тоже указала?»
«Василиса Леонидовна сейчас заведует кафедрой иностранных языков в Кировозаводском государственном университете».
После уроков я заглянул в актовый зал, где проходила репетиция школьного театрального кружка. Я уселся в последнем ряду, в отдалении от сцены. Наблюдал за тем, как Иришка по бумаге зачитывала вслух реплики Ульяны Громовой, а Генка и черноволосая Галина поясняли моей двоюродной сестре нюансы доставшейся ей роли.
Я отметил, что театральные актёры выглядели бодрыми и весёлыми. Они не блюли траур по покинувшей их кружок Клубничкиной. Ермолаевы дурачились. Генка Тюляев втолковывал Иришке азы актёрской работы. Галина строила парням глазки, то и дело улыбалась.
Я слушал звучавший на сцене диалог.
— … Мою сестру угнали в рабство в Германию! — сообщила Галина.
Она всплеснула руками — как и всегда после этой реплики.
Иришка, сменившая Клубничкину в роли Ульяны Громовой, тряхнула листами сценария и спросила:
— Кого угнали?
Голос Лукиной прозвучал уверенно, тревожно.
Генка Тюляев расправил плечи, нахмурил брови.
— Немцы вывезли из нашего города уже восемьсот человек, — ответил он. — Я знаю: уже готовы списки ещё на полторы тысячи человек. Наших людей отправляют в рабство!
Галина покачала головой, трагично вздохнула.
— Что будем делать? — спросила она.
— Нужно их освободить! — заявила Иришка.
Лукина решительно взмахнула листами сценария.
Ермолаевы, Галина и Тюляев скрестили взгляды на её лице.
— Ульяна, что ты предлагаешь? — спросил Тюляев.
— Как мы отвлечём немцев? — воскликнул со сцены Сергей Ермолаев (теперь я различал братьев по цвету одежды).
Лукина грозно сощурила глаза, сжала кулаки (чуть смяла края сценария).
— Мы покажем им концерт! — сказала Иришка.
Она торжествующе улыбнулась. Геннадий на сцене на шаг приблизился к моей двоюродной сестре.
Я отметил: сейчас Гена посмотрел на Иришку вовсе не как Олег Кошевой на Ульяну Громову — скорее, как шекспировский Ромео на Джульетту.
— … Правильно! — сказал Тюляев. — Тогда весь немецкий гарнизон соберётся в клубе!..
Генка взял Иришку за руку, приосанился.
Он выдал длинный монолог.
Я усмехнулся: не припомнил, чтобы Тюляев в этой сцене раньше прикасался к руке Клубничкиной. Хотя я видел эту часть пьесы не однажды — с участием Клубничкиной.
Я скрипнул креслом, скрестил на груди руки. Прислушивался к репликам актёров. Слушал голоса старшеклассников и слышал, как дребезжали от порывов ветра оконные стёкла в актовом зале.