Там, где цветёт папоротник

– Да, вот о них, – Марун, не глядя, ткнул пальцем на сук над своей головой, где в рядок расселись пышнохвостые зверьки, и тех тут же словно ветром сдуло.

Охотник усмехнулся:

– В любимицах ходишь у лесных жителей, Любомира. Видать, и вправду хорошая ты девчонка.

Слова Маруна польстили ведьмочке, как любой молоденькой девушке. Она улыбнулась, но тут же сдвинула бровки и поджала губы, чтобы придать лицу суровости:

– Много болтаешь, Марун-охотник.

Тот усмехнулся еще шире:

– Смотри только, осторожнее будь. Не все звери в лесу такие дружелюбные.

– Так, а ты на что же? – Любомира захлопала на охотника зелеными глазами. – Сам же вызвался провожатым, вот и отгоняй от меня недружелюбных зверей.

И девушка решительно зашагала дальше.

– Да, кабы я всех их мог отогнать, – Марун разом погрустнел, вздохнул и пошел следом за Любомирой.

Лесной полог становился плотнее, в лесу темнело и мрачнело, хоть подлеска было мало, и идти по-прежнему было легко. Особенно в новых подаренных охотником сапожках. И Любомира не удержалась. Обернулась через плечо, спросила с показной насмешкой:

– Чья на мне обувка, а, Марун Северный Ветер? Не для себя ведь готовил, маловата она тебе.

Охотник ответил не сразу. Любомира уже отвернулась от него и все высматривала беличье семейство в переплетении веток, но белки, не дождавшись вкусняшек, ушли заниматься своими делами.

Наконец, Марун проговорил очень тихо, Любомире даже пришлось замедлить шаг, чтобы поравняться с охотником и услышать его слова:

– Жены моей, Марьяны. Только она, почитай, и не носила их. Разок примерила и все.

Головой Любомира понимала, что не стоит задавать следующий вопрос, но любопытство пересилило:

– Что с ней случилось?

Снова Марун надолго замолчал, и ведьмочка уже решила, что он не станет отвечать на бесстыдный вопрос, когда охотник заговорил:

– Медведь ее загрыз позапрошлой зимой. Медведь-шатун. Знаешь, кто это?

Любомира потупилась:

– Прости, я не знала. Болтают в деревне всякое, вот я и… А детки у вас были?

– Народился у нас сынок, да его, крошку совсем, из колыбельки звери дикие утащили, покуда Марьяна в лесу травы собирала. А больше мы и не успели… – Марун только рукой махнул и ускорил шаг, обгоняя Любомиру. Разговор был закончен.

Как ни храбрилась Любомира, но ближе к полудню начала спотыкаться, да и шаг ее сильно замедлился. Марун заметил ее усталость, но все, вероятно, ждал, пока она сама попросит о привале. Но Любомира не просила и упрямо шагала следом за провожатым.

Наконец, он сжалился и остановился возле поваленного ствола дерева. Швырнул наземь свой походный узелок:

– Все, привал.

– Какой такой привал? Дальше идем, до болот еще далеко, – и, повыше подвязав промокшую от росы и растрепавшуюся юбку, Любомира направилась прямиком в чащу.

– Я сказал, привал, – Марун проговорил строже. – Именно, что до болот еще топать и топать, а ты с ног валишься. Что мне тебя потом, на себе тащить?

– Да, я вообще не устала! – ведьмочка принялась возмущаться, но в этот момент неловко запуталась в юбке, запнулась об очередную кочку и едва не упала.

– Вижу-вижу, – охотник по-доброму усмехнулся. – Да, и одежа у тебя неподходящая по лесу ходить. Штаны бы тебе.

– Портки? Как у мужика? – ведьмочка аж задохнулась от возмущения.

Марун только рукой на нее махнул и принялся разводить костер:

– Хворосту для костра собери и шишек сосновых, их тут много в округе нападало.

– А ты чегой-то командовать удумал? – уставшая и растрепанная, Любомира злилась. И на Маруна за то, что так уверенно и спокойно держал себя, и, в первую очередь, на себя саму за то, что оказалась слабее, чем ожидала.

– Я добываю огонь, ты ищешь для него пищу, – Марун строго по-отечески нахмурился, глядя на девушку, и Любомира не решилась спорить с ним. Она устала и готова была переложить на крепкие мужские плечи ответственность за происходящее. Поэтому молча отправилась за хворостом и шишками.

Вскоре озорные язычки пламени затрещали на дровах, и Любомира повеселела. Она любила огонь, Василина даже учила ее огненным знакам, но каждый раз предупреждала, чтобы была осторожна. Огонь – стихия своенравная, для ее укрощения особая мудрость и сила потребны были.

Утолили голод походной снедью. Марун вытянулся возле костра, прикрыв лицо сгибом локтя, и сделал вид, что спит. А Любомира принялась переплетать растрепавшуюся косицу. Волосы у нее были длинные и густые, и привести их в порядок после подобной лесной прогулки было делом не простым. Выбрать весь лесной сор, расчесать, как следует. Любомира распустила волосы и тут едва не хлопнула себя по лбу. Как же она могла забыть о подарках Василины? О чудесном зеркальце, показывающем правду, о гребешке, отгоняющем нечистую силу, а главное, о путеводном клубочке? Впрочем, Марун пока что вполне справлялся с ролью проводника. Поэтому Любомира достала зеркальце и гребень и принялась расчесывать волосы, время от времени поглядывая на себя в зеркальце.

И сама собой на уста выплыла песенка. Даже не песенка, а наговор, который Любомира мурлыкала себе под нос каждый раз, когда причесывалась. Волшебные слова о здоровье и благополучии в доме. Девушка вздохнула: как там был без нее Шуршаня? Остался совсем один за домом приглядывать. Поторапливаться нужно было, а охотник, как назло захрапел. Ведьмочка искоса глянула на него, но Марун лег неудобно, прямо за ее спиной. И тут ее осенило.

Любомира продолжила причесываться и, словно невзначай, повернула зеркальце так, чтобы в нем отражался мужчина. Ежели он и вправду медведь-оборотень, то волшебное стекло покажет его истинную суть. Вытянула шею, чтоб получше рассмотреть спутника и… увидела в зеркальце отражение светло-карих глаз Маруна. И было в них что-то такое терпкое, текучее, словно то были две капельки липового меда. Охотник только делал вид, что спит, а сам тихонько смотрел, как Любомира причесывается.

Девушка резко обернулась, думая, что застигнет мужчину врасплох, но тот даже не дернулся:

– Подглядываешь! – это был не вопрос, а утверждение.

– Любуюсь… – голос Маруна прозвучал глухо. – Ты очень красивая, Любомира.

Ведьмочка хотела сказать, что-нибудь резкое, но опешила от таких приятных слов. И от неловкости выпалила первое, что пришло на ум:

– Ты тоже… – она не успела прикусить язык и тут же залилась румянцем, не зная, куда прятать глаза.

Но охотник действительно был хорош собой: прямой тонкий нос, не чета деревенским. У тех, то ли нос, то ли картошка, и не разберешь. Ресницы пушистые, словно у девицы. И зачем только мужику такая красота? Но самым удивительным, были глаза охотника. Такого невероятного теплого цвета глаз не было ни у кого в деревне. Были чернявые, как тот же кузнец, но у того и глаза были темные, почти черные, а у Маруна они были светло-коричневыми, словно застывшая сосновая смола, сквозь которую светят солнечные лучи. И также блестели сейчас, когда Марун смотрел на Любомиру.

Он улыбнулся:

– Не самое важное качество для мужчины. Впрочем… спасибо и на том.

И принялся собирать их нехитрую стоянку – разбрасывать угли да складывать пожитки.

Глава 4. Хозяин леса

Любомира тоже засуетилась. Ей было неловко и стыдно. Оттого, что невольно показала охотнику свой интерес, а еще пуще оттого, что собиралась-то она выручать братца, а сама теперь глазки мужику строила. Девушка досадливо тряхнула русой косой, прибрала гребешок и зеркальце. На миг замешкалась, погладив пальцами зеркальную поверхность. Не показал Василинин подарок истинной сути Маруна. Верно, обхитрила ее старая ведунья, насочиняла сказок, чтоб дальний путь не таким страшным девице казался. А на самом деле, это было самое что ни на есть обыкновенное зеркальце. Наверно, и гребешок с клубочком тоже были просто безделицами, не зря ведь травница так ратовала, чтоб Любомира искала себе проводника.