Там, где цветёт папоротник

При мысли о малыше у Любомиры оборвалось сердце. Как там был ее Василёчек у Бабы Яги на побегушках? Совсем один, такой маленький и глупый еще мальчонка. Она закусила губу и заторопилась следом за Маруном. И потому не заметила, как из зарослей прямо ей под ноги выкатился темный мохнатый комок. Ведьмочка споткнулась, ойкнула от неожиданности, и в ответ раздалось обиженное испуганное ворчание.

***

Марун тут же оказался рядом, занеся для удара короткое копьецо. Едва успела Любомира отвести его руку в сторону:

– Не тронь! Он же махонький совсем!

К ногам Любомиры, словно почуяв в ней доброту, жался бурый медвежонок и испуганно ревел, косясь на охотника янтарным глазом.

– Это медведь, Любомира. С ними шутки не шутят. Отвернись, не гляди, я все сделаю быстро, – Марун был непреклонен и оружия не опускал.

– В своем ли ты уме, Марун Северный Ветер? – ведьмочка встала в позу, уперев руки в бока. – В дитё копьем тычешь? Чем ты лучше того медведя, который мать его убил?

И, не обращая внимания на выставленное острие копья, Любомира наклонилась и подхватила медвежонка на руки. Звереныш оказался тяжелым, держать его было трудно, но он словно понимал, что Любомира осталась его единственной защитницей, и сам пытался цепляться за ее одежку. И ненароком оставляя когтями длинные красные царапины на нежной девичьей коже …

Казалось, Марун растерялся. И от слов Любомиры, и от того, как крепко вцепились друг в дружку ведьмочка и медвежонок. Девушка смотрела с вызовом, звереныш со страхом, и рука охотника дрогнула.

Он опустил копьецо:

– Хорошо, пущай бежит на все четыре стороны.

Любомира с облегчением спустила медвежонка наземь, а охотник тут же ткнул в него указательным пальцем, словно зверь мог понять его слова:

– Только подрастешь, на глаза мне не попадайся. Больше не пожалею.

И медвежонок, казалось, действительно понял его и несмело заковылял прочь. Охотник отвернулся и тоже направился своей дорогой, и только Любомира мешкала:

– А что ежели он того взрослого медведя встретит, который его мать загрыз?

– Его проблемы, – Марун не останавливался, и ведьмочке пришлось последовать за ним, чтобы не потерять проводника среди чащи.

– Но он же маленький совсем.

Марун не ответил.

– Почитай, что мой Василёчек, только мохнатый и о четырех лапах.

Охотник снова промолчал.

– Это же не он загрыз твою Марьяну, Марун! – Любомира понимала, что сделает больно такими словами, но не смогла промолчать.

А охотник смог. И даже головой не повел.

Так они и шли дальше – быстро и молча, пока не начало смеркаться.

– Долго нам еще идти до болот? – Любомира все-таки не выдержала.

– Завтра к полудню будем, – Марун ответил коротко.

– Так далеко, – ведьмочка протянула устало. – Не думала, что наш лес такой большой.

– Ты даже не представляешь себе, насколько он большой. И кто в этом лесу водится, – охотник все-таки покосился на спутницу, недовольно и обиженно. Увидел ее замученное лицо, растрепавшуюся косицу и продолжил уже с сочувствием. – Притомилась?

– Ничего не притомилась, идем дальше, – Любомира пыталась казаться бодрой, но после бессонной ночи и долгой дороги глаза у нее действительно слипались.

– Нет, ночью по лесу не пойдем, – Марун только усмехнулся в бороду и остановился. – Костер надобно разжечь, ночные твари все боятся огня.

– Я соберу хворост? – Любомира ответила с готовностью и сама тут же рассердилась на себя от своей покорности.

– Собери, – мужчина кивнул и улыбнулся шире. – Смотри только снова о приятеля своего не споткнись в сумерках.

Девушка недоуменно пожала плечами на его слова и принялась подбирать сухие ветки. Отойдя от Маруна на несколько десятков шагов, она наклонилась за очередной палкой и увидела, как из кустов за ней следят янтарные глаза-бусины.

– Ты откуда здесь взялся? – от удивления Любомира даже выпустила из рук собранный хворост.

Медвежонок, верно сочтя это за приветствие, выбрался из зарослей и принялся ластиться к девушке, вылизывая ее руки, словно собака.

– Ты, верно, голодный? – ведьмочка погладила звереныша по жесткой темной шерстке. Вздохнула, – Ладно, идем. Попробую уговорить Маруна дать тебе еды.

И, подобрав хворост, девушка вернулась к охотнику.

– Послушай, Марун…

Договорить он ей не дал:

– Нашла? – он спросил и недовольно фыркнул, показательно отвернувшись.

– Хворост? Да, вот, – девушка свалила топливо в кучку.

– Я не про хворост. Медведя своего, говорю, отыскала?

– Откуда ты… – Любомира опешила.

– Он так и шел за нами все это время. Сообразительный, видать. Ни разу на глаза в открытую не попался. Токмо я дикого зверя все одно чую. Тем более, медведя.

– А чем это медведи такие особенные? – к Любомире разом вернулись все ее подозрения, и она посмотрела на охотника, недоверчиво сузив глаза.

– Воняет от их шкуры, вот чем, – Марун недобро глянул на медвежонка, мнущегося у ног ведьмочки, но оружия больше не трогал.

– Он есть хочет. Я покормлю? – Любомира спросила и тут же снова разозлилась на себя. И чего это она вдруг такая покладистая с этим охотником стала? Слушается его во всем, разрешения спрашивает. Он ей не отец и не брат. И даже суженым так и не стал. Пока что…

Марун только рукой махнул и занялся костром.

***

Любомира скормила медвежонку весь припасенный в дорогу козий сыр. Малыш в один миг проглотил лакомство и теперь тщательно вылизывал пальцы ведьмочки, явно намекая, что хотел бы еще. Охотник только недовольно хмурился.

Наконец, он не выдержал:

– Сама-то что есть в дороге собираешься?

– У меня еще много чего с собой, а ем я помалу, – девушка беззаботно пожала плечами. – До завтрашнего полудня хватит.

– До завтрашнего полудня он у тебя еще раз пять еды потребует, – Марун усмехнулся. – Чем будешь его кормить, когда котомка опустеет?

– Так… ты же вроде как охотник, – Любомира, понимая, что в словах Маруна была правда, не хотела ее признавать. – Вот и подстрели нам дичь.

– А дичь тебе жалко не будет? Вдруг заяц или перепелка тоже окажется чьим-то дитём? Наверняка ведь окажется, по-другому в природе и не бывает. Все мы чьи-то дети, – добавил он и неодобрительно покачал головой.

Любомира не нашлась, что ответить, и только продолжала возиться с медвежьим малышом.

– Нужно дать ему имя, – наконец проговорила.