Таможня дает добро

А Пётр тем временем затянул третий, заключительный куплет:

…Когда пришла заря,

В далёкие моря

Отправился французский п ароход.

Но не вернулись в порт

И не взошли на борт

Четырнадцать весёлых м оряков…

Кто-то дёрнул меня за рукав. Я обернулся.

— Меня тётушка Гвинкль послала. — с таинственным видом сообщил он. — Вы, кажется, хотели расспросить её о чём то важном?

Я кивнул. Действительно, войдя в Белый Дельфин я начал, было расспрашивать хозяйку, но тут принесли первые две пинты и… ну, в общем, вы меня понимаете.

— Она сказала: пусть мастер Серж поднимается наверх, там тихо, можно говорить без помех. — продолжал мальчишка. — А мастер Пьер лучше пусть остаётся, ему и здесь хорошо…

Я оглянулся на Казакова. Он прикончил очередную пинту и принялся в ритм песне молотить оловянной кружкой по доскам стола:

…Не быть им в плаванье,

Не видеть гавани,

Их клёши новые залила кровь…

Я поднялся из-за стола, едва не опрокинув скамью. Несмотря на то, что я не добавлял в эль рома, выпитое потихоньку начинало сказываться — хотя, конечно, до Петра мне было далеко.

— Ну, хорошо, веди. — и за пацаном я направился к лестнице, ведущей на второй этаж. В спины нам летел многоголосо-многоязычный рёв:

…Им не ходить туда,

Где можно без труда

Найти себе и женщин, и вина!..

V

Погода стала портиться на подходах к Зурбагану. С норд-оста наползал дождевой фронт; гавань и город он грозил зацепить лишь краешком, но «Суану», как и следующему за ним, словно собачонка на длинном поводке, «Латру» досталось по полной. Роман и Дзирта стояли на мостики, ежась от стылой сырости, и время от времени протирали линзы биноклей, безнадежно всматриваясь в туманную мглу, затянувшую горизонт. Где-то там, в нескольких милях впереди дымил своей трубой «Суан», но разглядеть его в этой в дождливой круговерти не было ни малейшей возможности, и Дзирта держала курс, ориентируясь по изломанному контуру берега, который нет-нет, да и проглядывал милях в трёх по правому борту.

— Одно хорошо… — заметил Роман, кутаясь в наглухо застегнутый дождевик с затянутым капюшоном. — Раз мы их не видим, то и они нас тоже не заметят…пока, во всяком случае. Скажи… — он помедлил. — ты, правда, думаешь, что они замыслили атаковать «Хассавер»?

Дзирта согласно кивнула.

— Похоже, так, но, Боюсь, дело этим не ограничится. Ясно, что мичман, в каюту которого ты залез, и его друзья, что а Аламбо, что в Зурбагане, составили новый заговор. И атака «Суара» на броненосец — лишь часть их плана.

— И ты, конечно, догадываешься, в чём этот план состоит?

Вопрос прозвучал иронически и девушка, конечно, это уловила. Она покосилась на собеседника из-под затянутого капюшона.

— Не можешь без подколок, да? Представь себе — догадываюсь, только тебе это не понравится. Как и мне, впрочем.

— И что же они затеяли?

— Захватить Маяк, как я понимаю, это главная ценность не только в городе, но и во всём нашем мире. Если затея выгорит — они перекроют всю навигацию по Фарватерам и предъявят властям условия капитуляции. И тем придётся согласиться, слишком многие заинтересованы в том, чтобы суда продолжали ходить, перевозя товары из мира в мир. Ну и заодно заговорщики обезопасят себя — ведь как минимум, треть зурбаганского флота в каждый отдельный момент находится за пределами Маячного Мира, и если они появятся вдруг в гавани Зурбагана, это разом изменит весь расклад.

— А другие две трети?

— Часть кораблей стоит в Зурбагане — на плановом ремонте, переборке машин, просто в резерве, без команд. Эти можно не брать в расчёт, достаточно быстро ввести в строй их не получится. Остальные все в разгоне — в Гель-Гью, в Лиссе, в других портах. Но всем им, чтобы добраться до Зурбагана, нужно время. Да и узнать о перевороте командиры смогут только по телеграфу, а заговорщики, если они, конечно, не совсем идиоты, займут его в первую очередь.

— Где-то я это уже слышал… — пробормотал Роман. — Вокзалы, почта телеграф — классика вооружённого мятежа, всё, как учил Ленин…. и что же дальше?

— А дальше — у мятежников с гарантией несколько будет дней, чтобы объяснить муниципалитету, что в городе новые хозяева.Ну и с Лоцманской Гильдией договориться — им, по сути, всё равно, кто командует в Зурбагане, лишь бы действовал маяк, и суда ходили через Фарватеры.

— И что, власти города так просто уступят власть?

— А куда они денутся? Корабельные калибры — это, знаешь ли, серьёзные аргументы, и вряд ли горстка солдат гарнизона, инвалиды из Национальной гвардии и полиция Зурбагана решатся и возражать!

— Погоди! На «Суане» ведь пушек нет, только несколько картечниц!

— После того, как «Хассавер» выйдет из игры, явятся и другие корабли, хоть из того же Аламбо! У их береговой охраны имеется ещё парочка канонерок и старый винтовой корвет. Деревянный, конечно, и пушки старые, дульнозарядные — но чтобы натворить бед на берегу и их хватит. Да и кроме Аламбо найдутся ещё корабли — в том числе, и в других мирах.

Роман нахмурился.

— Нет, не получается. Сама же говорила, что они, заняв Маяк, в первую очередь перекроют Фарватеры!

Дзирта пожала плечами.

— Я не слишком разбираюсь в том, как действуем Маяк, но, сдаётся мне что своих-то они пропустят.

Н-да… — роман покачал головой. — То есть мы прямо сейчас направляемся в самый эпицентр военного переворота.

— Ты что же, до сих пор этого не понял… господин таможенный маршал? — она невесело усмехнулась. — Ну ладно, с этим позже разбираться будем, когда придём в Зурбаган — а то вдруг нам с тобой это всё привиделось, причудилось, и никакого переворота у них и в мыслях нет? А пока — видишь, распогодилось, и ветер попутный…

Она вскинула латунный, ярко начищенный (вестовой постарался!) рупор.

— Все наверх, паруса ставить! Стаксель, фок, фор-марсель и контр-бизань!

Засвистали боцманские дудки, матросы вскарабкались по вантам, разбежались по пертам и повисли, сверкая босыми пятками, над волнами, перегнувшись через толстое бревно рея. Огромное четырёхугольное полотнище фока — нижнего, самого большого паруса на первой от носа мачте — освободившись от притягивающих его к рею горденей, упало с рея тяжёлыми складками, и с громким хлопком развернулось, поймав ветер, несколькими секундами позже поймал ветер и фор-марсель, выгнулся упруго на штаге треугольник стакселя. Дзирта потянулась к кожаной пробке, закупоривающей амбушюр переговорной трубы.