Таможня дает добро

Он, то есть я, разумеется, был заинтересован. Давняя история с заговорами, погонями, нападениями и поджогами вроде, сошла на нет — однако это никак не означало, что мы потеряли к ней интерес. Подобные вещи склонны вылезать на свет в самый неподходящий момент, когда уже поздно что-нибудь предпринимать, и чтобы этого произошло, Тиррей с его малолетней агентурой ни на миг не оставлял известных нам участников тех событий без внимания. Наблюдения продолжались уже почти год, и почти ничего не принесли — за исключением нескольких новых адресов и фамилий людей, то ли замешанных в этом деле, то ли нет. Я уже подумывал о том, чтобы свернуть слежку — может, заговорщики и в самом деле угомонились, направив нерастраченную энергию в мирное русло — и тут наконец-то появилась надежда на то, что в деле наметился сдвиг. Если, конечно, я не буду щёлкать клювом и отправлюсь как можно скорее вслед за Тирреем…

«Клевер» (с некоторых пор он курсировал между островом Валуэр, Зурбаганом и Бесовым Носом с регулярностью пригородной электрички) уходил завтра, с утренним бризом. Сгоряча я потребовал, чтобы Валдис бросил всё и отправился немедленно, но выяснилось, что это никак невозможно — крышка блока цилиндров снята, и для того, чтобы поставить её на место и привести движок в работоспособное состояние, нужно не меньше четырёх часов. Так что у нас с Петром (он, разумеется, и слышать не хотел о том, чтобы отпустить меня одного) образовался свободный вечер, который мы решили целиком посвятить тому, что мы взяли на маяке бедняги мастера Гивса.

* * *

— Убей, не пойму, как это всё работает! — Я отложил отвёртку. — Множество каких-то линз, шестерней, кулис, вращающихся дисков с символами и без, грозди каких-то камешков… Ни малейшей технической логики тут не посматривается — стойкое впечатление, что какой-то сумасшедший мастер соединил всё это вместе, имея единственную цель — сделать так, чтобы результат выглядел позагадочнее и понелепее!

Казаков крутанул пальцем одно из зубчатых колек. Другие, сцепленные с ним забьями заветрелись, во внутренностях макета задвигались какие-то рычажки, заблестели, поворачиваясь на оси, какие-то разноцветные то ли стёклышки, то ли зеркальца

— А всё-таки они вертятся… — задумчиво сказал Пётр. — Я вот что думаю: все эти блестючие потроха должны находиться в каком-то взаимодействии друг с другом, не просто механическом, а ином, нам непонятном…

— Пятом. В смысле — в Пятом во взаимодействии они. Неужто забыл? Сам ведь в своё время его выдумал…

Когда-то, сочиняя фантастические миры, Казаков ввёл это понятие для силы, порождающей магию.

— А что, вполне может быть и так. — согласился он. — Вот, скажем, внутренности ЭВМ, старой ещё, советских времён, на микросхемах и лампах — они должны были бы казаться тому же Леонардо или, скажем, Кулибину, полнейшей бессмыслицей. Как и нам вот эта хреновина. А пока ясно одно: Лоцман, который её изготовил пытался создать Новый источник с невиданными ещё свойствами. И вовсе он не потерпел неудачу — просто не довёл дело до конца. Что то ему то ли помешало, то ли чего-то не хватало…

— И чего же?

Он развёл руками.

— Пока неясно. Кстати, на бумагах этих тоже имеются наколки в виде созвездий…

И он показал на стопку листов, лежащих на столе. Их мы всего час назад, как извлекли из двойной стенки макета — того самого, который Казаков пытался вскрыть при помощи болгарки. Здесь, в домике смотрителя маяка, мы обошлись без столь радикальных методов, отыскав хитро запрятанным запорные штифты. Когда я по очереди утопил их отвёрткой (дзинь-дзинь, провернуть до характерного щелчка…), внешняя стенка с лёгким скрипом откинулась на пружинах вбок, открывая нашим взором содержимое тайника — нетолстую пачку пожелтевших от старости листов бумаги.

— Думаешь, это и есть недостающая часть шифра? — осведомился я. Казаков пожал плечами.

— Понятия не имею. Будем разбираться. Мне бы только до записей добраться, которые в Зурбагане остались — а то по памяти много ли я восстановлю? Мы же не думали, что тут застрянем, вот я и не стал брать их с собой…

Я усмехнулся.

— Выкрутился-таки! Сказал бы прямо, что торопишься к своей ненаглядной Вере Павловне!

К моему удивлению возражать он не стал.

— Ну да, и это тоже. Ты, небось, по своей сахарной вдовушке тоже, небось,соскучился?

Я кивнул.

— Есть такое дело. А сейчас — давай-ка запакуем всю эту тряхомудию понадёжнее, и спрячем.

Пётр с сомнением обозрел разложенные на столе снятые колёсики, рычаги и прочие детальки вовсе уж непонятного назначения.

— Может, лучше обратно всё это прикрутить, как было?

— Не лучше. Во-первых, провозимся до утра, и не факт ещё, что всё на свои места поставим. Как было, то есть. А во-вторых — ради чего корячиться-то? Потом всё равно придётся разбирать, если конечно, хотим понять, как устроена эта королевская печать и каким её концом удобнее колоть орехи. Я у тебя на складе, том, что в гроте, видел крепкий дубовый ящик из-под оборудования и пару мешков с опилками — вот в него всё и сложим, а опилками пересыплем. И каждую шестерёнку в бумажку завернём, и в опись внесём, а я её потом собственноручно на внутреннюю сторону крышки приклею — потому как порядок должен быть!

— Я что, спорю? — согласился Казаков. — Конечно, надо завернуть. А ребята, помощники мои, которые на маяке без меня останутся, за ящиком присмотрят, особо их предупрежу…

Я сощурился.

— А что внутри — скажешь?

— Зачем? Умножая знания…

— Умножаешь печали, помню. Только, уж извини, но ящик я гвоздями заколочу, а для верности ещё и запечатаю.

И продемонстрировал массивный перстень с печаткой, обязательный аксессуар Лоцмана. Подобно мастеру Валу и другим коллегам, я носил его на шее, на крепком капроновом шнурке.

— Не то, чтобы я твоим помощникам не доверяю, но так будет спокойнее.

— Согласен.

III

— Это что, подводная лодка? — недоумённо спросил Роман. такого он точно не ожидал увидеть в этом мире конных экипажей, кринолинов и забавных колёсных пароходиков. — Вот уж не думал, что у вас их умеют строить!

— Почти. — отозвалась Дзирта. — Между прочим, мог бы проявить галантность и подать руку…

Роман, бормоча что-то извинительное, выскочил на мостовую и, обежав коляску, помог спутнице сойти. Она одёрнула китель, поправила выбивший из-под фуражки локон и пошла вдоль пирса, где шагах в пятидесяти от того места, где остановилась коляска, находилась цель их поездки.

Корабль — кажется, припомнил Роман, Дзирта давеча назвала его «Суар», — и в самом деле напоминал субмарину, причём весьма необычную. Длинный тёмно-серый веретенообразный корпус с заострёнными, плавно уходящими в воду оконечностями наводил на мысль не о советских «щуках» или печально знаменитых «тип VII» нацистской Германии, а, скорее, о современных атомных ракетоносцах, а то и вовсе о подводном корабле капитана Немо.

Палуба была покатой, выступающей над волнами подобно спине гигантского морского млекопитающего; сверху её украшала низкая бочкообразная надстройка за которой прямо из палубы торчала высокая дымовая труба. Воздух над её срезом едва заметно дрожал — котлы топились еле-еле, как говаривал Врунгель, «по стояночному». На воде возле странного уродца теснились шлюпки и попыхивал медной трубой маленький, выкрашенный в ярко-белый цвет, паровой катер. На фоне серого, угрюмого корпуса он смотрелся детской игрушкой, изящным сувениром, моделькой с каминной полки.

— Так вот, о «Суане». — сказала девушка, подхватывая Романа под локоть. — Его создатель, между прочим, известный и нас кораблестроитель, действительно собирался сначала строить подводную лодку. Но двигателей, вроде тех, что используют у вас — ни электрических, ни дизельных, ни турбинных, у него не было. Так что, помучавшись некоторое время с паровыми машинами, он пошёл на компромисс — сделал своё детище не подводным, а как бы «полуподводным». По сигналу командира, механикиотдраивают вентили и затапливают балластные цистерны. В результате корпус корабля почти полностью уходит под воду, оставляя снаружи только надстройки и трубу, и уже в таком виде вступает в бой.